Президент США Барак Обама решил рассекретить служебные записки, которыми при его предшественнике Джордже Буше обменивались ЦРУ и Министерство юстиции по вопросу о "жестких" методах допроса. Этого требовали от Белого Дома в судебном порядке правозащитники на основании Закона о свободе информации.

До 1947 года у США не было гражданского разведывательного ведомства. Даже во время Второй мировой войны американские газеты писали, что стране ни к чему "супергестапо" или "супер-НКВД", что шпионить - это "не по-американски". Президент Гарри Трумэн питал к этому роду человеческой деятельности такое отвращение, что поначалу никак не хотел сохранять разведку в мирное время. А когда его все же убедили, приподнес новоиспеченным руководителям ЦРУ шпионский реквизит - черные плащи, шляпы, деревянные кинжалы и фальшивые усы. Словом, отнесся к новому учреждению несерьезно.

Но Голем быстро отбился от рук. Постепенно ЦРУ, по неписаному закону всех тайных ведомств, превратилось в государство в государстве. В 1975 году, когда вскрылись факты противозаконной деятельности разведки (ей запрещена работа на территории США, тем более политический сыск), Конгресс учредил комиссию по расследованию обвинений во главе с сенатором Фрэнком Чёрчем. Именно Чёрч назвал тогда ЦРУ rogue elephant - взбесившимся слоном.

В докладе комиссии Чёрча было сказано: "Соединенные Штаты не должны брать на вооружение тактику противника. Средства так же важны, как и цели. Во время кризиса появляется искушение игнорировать мудрые ограничения, которые делают людей свободными. Но всякий раз, когда мы делаем это, всякий раз, когда мы пользуемся недопустимыми средствами, наша внутренняя сила, сила, которая делает нас свободными, ослабевает".

Эти слова стоит выбить на мраморной стене вестибюля главного здания ЦРУ, рядом с цитатой из Библии: "...и познаете истину, и истина сделает вас свободными" (Ин., 8:32).

Как утверждают советники Обамы, решение рассекретить бумаги далось ему нелегко. Против рассекречивания выступили четыре бывших и нынешний директор управления. Сторонником огласки был министр юстиции Эрик Холдер, в конце концов убедивший президента, что юристам правительства будет трудно отстоять в суде секретность, а кроме того, что огласка пойдет на пользу международному престижу США. В конце прошлой недели гриф секретности был снят с четырех документов. Впрочем, некоторые слова и фразы в опубликованных факсимильно копиях замазаны черным.

Рассекречивание лежит в русле политики, которую Обама обозначил в первые же дни своего президентства, подписав исполнительные указы о запрете пыток, закрытии тюрьмы в заливе Гуантанамо и ликвидации тайных тюрем ЦРУ за границей. Но, в отличие от перечисленных указов, это решение может иметь правовые последствия. Это и беспокоило президента. Поэтому решение оказалось противоречивым и половинчатым.

Если следователи ЦРУ применяли недопустимые методы допроса, они должны ответить за свои действия. Если нет виноватых, то нет и вины.

Тревога, охватившая ведомство, оказалась столь велика, что в понедельник по настоянию директора ЦРУ Леона Панетты президент Обама приехал в штаб-квартиру ведомства в Лэнгли. Его речь перед сотрудниками управления была наполнена комплиментами и заверениями, что он не отдаст разведку на растерзание.

"У вас трудная работа, - сказал Обама. - В ней нет места ошибкам. Еще труднее она оттого, что успехи обычно остаются тайной. Когда дела идут хорошо, вам не воздают по заслугам, когда нехорошо - вас обвиняют. Я знаю, в этом отношении последние несколько дней были сложными". Обама заявил, что в будущем будет стоять на страже секретности, и пообещал защищать от разглашения имена сотрудников ЦРУ "с той же энергией, с какой вы защищаете американский народ". "Не будьте обескуражены случившимся, - призвал Обама присутствующих. - Да, мы совершаем ошибки. Но мы на них учимся. Мы способны признавать ошибки и идти вперед - вот почему я считаю честью для себя быть президентом Соединенных Штатов и почему вы должны гордиться тем, что работаете в ЦРУ".

Невольно вспоминается доклад Хрущева на XX съезде: партия хорошая, Сталин плохой.

Эрик Холдер пошел еще дальше в своих посулах: он заявил, что правительство не только не будет привлекать к ответственности сотрудников ЦРУ, "которые действовали в искренней уверенности, внушенной им юристами Министерства юстиции, что их действия законны", но и предоставит им адвокатов и оплатит их расходы, буде им предъявят уголовные обвинения где-нибудь за рубежом.

Речи эти ни в коей мере не удовлетворили правозащитников. Американский союз борьбы за гражданские права (он как раз и вчинил иск администрации, требуя рассекретить документы) назвал "амнистию" следователей "несостоятельной". Специальный докладчик ООН по пыткам Манфред Новак заявил, что по Конвенции против пыток США обязаны привлечь виновных к ответственности. Законодатели предложили более мягкий вариант: парламентское расследование.

Во вторник Обаме пришлось разъяснять свою позицию. "Не думаю, что те, кто действовал согласно указаниям юристов правительства, заслуживают наказания, - сказал он. - Что касается последствий для тех, кто сформулировал эти указания, - это на усмотрение министра юстиции, я не буду предвосхищать его решение".

Не молчат и критики справа. Бывший вице-президент США Дик Чейни, которого считают инициатором жестких методов допроса, заявил в телеинтервью, что администрация Обамы жульничает: она не рассекретила документы, из коих явствует, что жесткие методы доказали свою эффективность: "Если уж у нас дискуссия, давайте дискутировать честно".

Соответствующая информация не замедлила просочиться в прессу. Оказалось, что самый жесткий метод принуждения к даче показаний - имитация утопления - применялся только к трем заключенным, главарям "Аль-Кайды", прежде всего к организатору терактов 11 сентября Халиду Шейху Мохаммеду. Если до погружения в воду он вел себя нагло, отказывался отвечать на вопросы, то после сделался шелковым и рассказал о готовящемся новом масштабном теракте в Лос-Анджелесе силами ячейки, члены которой были впоследствии арестованы по его наводке.

В инструкциях же Минюста сказано, что применять жесткие методы дозволяется лишь тогда, когда имеются надежные разведданные о неминуемой угрозе теракта, когда есть убедительные основания считать, что допрашиваемый располагает сведениями, с помощью которых теракт можно предотвратить, и наконец, когда иные методы допроса в условиях ограниченного времени не дали результата.