В интервью "Эху Москвы" директор мюзикла "Норд-Ост" Георгий Васильев высказал три предполагаемые причины, почему террористы, в течение трех дней минировавшие здание ДК и доводившие до готовности бомбы на собственных поясах, не успели взорвать себя и заложников. "Первый, самый напрашивающийся ответ, что нам просто повезло, просто повезло, это счастливая случайность, - говорит Васильев. - Ну вот, судите сами: в зале было много людей, много, я знаю просто по именам людей, на которых газ не подействовал вообще. Это означает, что если бы среди вот этих вот женщин-камикадзе, которые были обвязаны взрывчаткой, оказался хотя бы один такой человек, то все, пиши пропало." Во-вторых, в момент штурма - когда пошел газ - ни одного мужчины-террориста не было в зале, а женщины-камикадзе не имели право принимать какие-либо самостоятельные решения. Васильев описывает эту ситуацию так: "В 5 часов меня примерно разбудили и потащили в осветительскую рубку, где установлен видеомагнитофон. А на этот видеомагнитофон мы обычно делали техническую запись спектакля. И 23-го октября такая техническая запись тоже делалась. И, соответственно, момент захвата заложников был запечатлен на пленку. Поскольку была, естественно, полная неразбериха после захвата, то этот магнитофон никто не выключил. И все, что происходило дальше, писалось до тех пор, пока не кончилась пленка. К концу третьей ночи чеченцы сообразили, что такая запись была, такая запись делалась. И вот любопытство их заставило прямо вот ночью, в 5 часов утра, поднять меня с места и потащить туда. Сами они не могли включить магнитофон. Я поковырялся, поковырялся, у меня, собственно, и особого желания не было его включать, я говорю: нет, не могу включить, не знаю, что-то нет, искра в землю ушла. Они говорят: ну, иди на место. Они пошли и подняли Сашу Федякина, нашего начальника осветительного цеха, который тоже был в зале. Но ему-то уже отпереться не удалось, потому что это было его рабочее место, и он обязан был знать, как включается этот магнитофон, и где там этот штепсель, который нужно было воткнуть. Вот, он им запустил запись, как он рассказывает. И они его тоже отправили на место. Но он не успел дойти до места, как начали пускать газ. Он даже попал под горячую руку, ворвались штурмующие, и ему от своих досталось. Ему то ли прикладом, то ли сапогом ударили в лоб, у него огромный синяк, я боюсь, что сотрясение мозга, и выбили все передние зубы, от своих досталось. Слава Богу, живой. Может, это случайно, а может быть, за ними наблюдали, и в тот момент, когда вот любопытные командиры чеченские пошли смотреть вот эту запись, вот тут-то и начался штурм. А дальше произошла вещь, которая не могла не произойти в этом обществе, в обществе, где женщине отводится роль молчаливого орудия. Женщины были практически бессловесны, они должны были выполнить любой приказ, и они не проявляли практически никакой инициативы, в смысле боевой инициативы. Даже старшая из них, с которой у меня был контакт, она очень почтительно и даже как бы опасливо относилась к мужчинам. Я думаю, что принять такое ответственное решение, взорваться, взорвать боеприпас на себе и тем самым сдетонировать все остальное, а они просто не могли в силу того, что они исламские женщины. А приказа не было."

Третья причина того, что не произошло взрыва, "это иррациональная абсолютно причина", полагает Георгий Леонардович, но отчасти, может быть, маленькая толика есть и этой причины, "вот просто рука не поднялась". По его словам, если поначалу террористы были озлоблены, на контакт с заложниками не шли и вели себя очень жестко по отношению к заложникам, то три дня общего ожидания смерти смягчили их и в конце, глядя на слезы заложниц, чеченские женщины тоже плакали.

Как вспоминает Васильев, террористы "весьма умело втолковывали", что лично против заложников они ничего не умеют, но они их с удовольствием расстреляют или взорвут. "Например, каждый вечер они устраивали такие показательные выступления, каждый вечер перед сном. Они начинали взвинчивать обстановку. Причем, делалось это примерно одинаково каждый раз: вдруг появлялись вооруженные мужчины, они выходили на сцену, они начинали быстро передвигаться по залу, распахивались двери в зал в вестибюле начинали стрелять, видимо, за пределы театра, происходили какие-то странные передвижения, начинали говорить по-русски они между собой. И, как правило, передвигали стулья, к которым была привязана взрывчатка, стояло несколько стульев на сцене, они их передвигали. Ну, например, ближе к залу. Вот такая психическая атака такая была. Причем сначала все к этому относились очень серьезно, но когда это в третий раз уже повторилось, я уже хихикнул про себя, думаю: пора ко сну", - рассказывает директор "Норд-Оста".

Большую часть времени Георгий Васильев сидел рядом с чеченкой, которая была на этом спектакле, смотрела на это от начала до конца, и даже посмотрела первое действие 23-го октября. Она шла на контакт, "она пыталась как-то облегчить нашу участь, правда, по-своему, она мне написала даже записочку, где русскими буквами было написано, было транскрибировано арабская фраза "нет бога, кроме Аллаха", вот, и я должен был выучить это на арабском языке, и сказать перед смертью, и в этом случае, она мне сказала: если я скажу это от чистого сердца, то я буду как мусульманин принят в рай. Я, кстати, эту фразу до сих пор помню," вспоминает Васильев.

На вопрос, верит ли он в официальные данные о погибших заложниках, Георгий Васильев привел следующий пример: "Ппо той информации, которую мы сами добыли, сидя в зале, пересчитывая друг друга по головам, а потом пересчитывая погибших по официальным спискам, вот, у нас получилось такое соотношение: из 76 человек, сотрудников "Норд-Оста", оказавшихся в зале, погибло 18. Может быть, эти цифры как-то уточнятся. И взять, например, наш оркестр, у нас из 32 человек оркестра, они все попали в заложники, погибло 8 человек, то есть, тоже одна четверть. Ну, конечно, можно предположить, что сотрудники "Норд-Оста" особо были предрасположены к гибели в родных стенах. Но вы знаете, статистика это такая вещь, довольно точная. В смысле, я имею ввиду наука статистика. И в общем-то, такая большая выборка, она позволяет судить о структуре генеральной совокупности, как говорится в статистике. У нас погибла четверть тех, кто находился в зале. Если бы вот этот процесс постепенного освобождения хотя бы небольшого числа заложников продолжался,.. можно сказать, что вывод четырех человек спасал жизнь одному из них.

По мнению Васильева, тяжелее, чем многим, пришлось одной девушке из "Норд-Оста": она оказалась в момент захвата здания в реквизиторской комнате, которая имеет один выход на сцену и один выход к служебному входу за сцену. И ее заблокировали там, когда баррикадировали выходы. Она боялась в течение трех дней пошевелиться, потому что скрипел пол. И только иногда она звонила по сотовому телефону, "чтобы хоть как-то пообщаться с волей". Она сидела в темноте, она сидела там без воды. "Я с ней был в одной больнице, когда нас реанимировали. На нее было страшно смотреть. У нее от обезвоживания были страшные такие круги синие под глазами. Вот чего она натерпелась, не дай Бог нам всем натерпеться было", - рассказывает Георгий Васильев.

Васильев понимал, что штурм здания был неизбежен, и что человеку, отдавшему приказ пришлось взвешивать очень много факторов, среди которых сохраненние жизней заложников, обеспечение достаточных сил спасателей, предотвращение утечки информации, международный престиж России. Однако, по его мнению, операцию по спасению жизней следовало бы лучше организовать: по его словам, те, кто вкалывал антидот заложникам, не метили, кому вкололи, а кому нет. Поэтому некоторым антидот вкалывался дважды, а некоторым - не вкалывался вообще. "У нас погибло довольно большое число мужчин. Вы знаете, почему, я думаю? Потому что женщин было легче вытащить на руках. А грузного мужчину было просто очень тяжело тащить. Я просто знаю, я слышал, как вот те ребята, которые нас вытаскивали, обсуждали эту проблему между собой, - говорит Васильев. - Если бы все это было организовано правильно, было бы достаточное количество врачей, достаточное количество ну просто дружинников, грубо говоря, которым бы просто объяснили, что нужно делать: вытащить, сделать укол, вытащить, сделать укол."

По словам Васильева, заложники пытались обсуждать, "как они дошли до жизни такой, что оказались в заложниках." некоторые люди не знали, что идет война в Чечне, а некоторые подростки не знали, что существует Чечня. И для большинства заложников, которые сидели в зале, были совершенно неожиданными факты, например, высылки всего чеченского народа в 44-м году в Казахстан. И ужасающие совершенно факты, обстоятельства этой высылки, когда людей грузили как скот в вагоны, в товарняк, в теплушки, и не выпускали неделями оттуда, а больных пристреливали, выбрасывали в снег. Напомнить об этом, по словам Васильева, было одной из основных целей этой акции. Как сказал один из чеченцев: "Вы здесь по театрам ходите, а в Чечне идет война, там льется кровь, мы пришли сюда для того, чтобы вы поняли, что у вас в стране идет война."

Говоря о недавно принятом наверху решении восстанавливать мюзикл на старом месте, директор "Норд-Оста" отметил следующее: "Важно произвести некую социальную реабилитацию этого места, этого зала, этого театра. И мне совершенно не понятно пока, удастся это сделать или не удастся, потому что это такое расстрелянное место и задушенное газом, что… непонятно, будут ли зрители относиться к этому месту как к театру, или будут относиться к нему как к мемориалу. И я бы не хотел, чтобы "Норд-Ост" навечно остался в памяти народной как символ терроризма."