Сейчас уже не вспомню, то ли в 54-м, то ли в 55-м, может быть, даже в 56-м (но точно не в 53-м: тогда нам было еще не до того) у нас – в кругу друзей и единомышленников – установилась прочная традиция: в день смерти Сталина, 5 марта, собираться, чтобы выпить за помин его черной души, порадоваться, что не он нас, а мы его пережили: ведь могло случиться (и еще как могло!) и наоборот.

Традиция эта свято нами блюлась лет, наверное, сорок. Но к середине 90-х увяла, а вскоре и совсем умерла.

Помню, как я тогда это себе объяснил. Да, конечно, отчасти так вышло потому, что с годами нам стало все труднее собираться (постарели). Но главная причина забвения этой нашей прекрасной традиции, подумал я тогда, все-таки другая. Истинная суть дела, подумал я, в том что Сталин (наконец-то!) действительно умер. То есть перестал быть явлением сегодняшней политической жизни, стал достоянием истории. Вот и пришла пора о нем забыть.

Но оказалось, что я поторопился.

Вот уже не сорок, даже не пятьдесят, а шестьдесят лет прошло со дня его смерти, а мне приходится о нем писать. Значит, политическим трупом он еще не стал.

То есть стал, конечно. Но остался картой, все еще – и не без некоторого успеха - разыгрываемой в чьей-то (хорошо знаем, в чьей) политической игре.

Да, конечно, сегодня даже те, кто пытается – не воскресить, конечно, (понимают, что это невозможно), - но хотя бы гальванизировать этот труп, даже самые оголтелые и бесстыдные из них, уже не осмеливаются называть Сталина корифеем науки, величайшим гением всех времен и народов и гениальным полководцем. Теперь они деликатно именуют его эффективным менеджером.

То есть, даже не отрицая, что он был создателем самой страшной и бесчеловечной машины по истреблению людей, какую знало человечество, требуют признать, что при этом он сделал и много хорошего, во благо и к вящей славе и гордости нашего отечества.

Вот я и решил, что о злодеяниях Сталина я сегодня говорить не буду.

Сосредоточусь лишь на вот этом сталинском эффективном менеджменте. Попытаюсь понять, в чем же все-таки она состояла и к чему в конечном счете свелась, эта его эффективность.

В своем отношении к Сталину, к его роли в истории нашей страны мы прошли несколько этапов.

Сначала нам внушали (и мы отчасти в это поверили), что Сталин – это Ленин сегодня.

Потом нам сообщили, что Сталин не продолжил дело Ленина, а извратил его. И в нашем сознании утвердилась (ненадолго) другая формула, согласно которой Сталин был плохой, а Ленин – хороший (как говорили о нем герои романа Фазиля Искандера "Сандро из Чегема": "Тот, Кто Хотел Хорошего, Но Не Успел").

Но вскоре, копая глубже, мы (во всяком случае, самые проницательные из нас) пришли к выводу, что формула "Сталин – это Ленин сегодня" была все-таки правильная. Потому что она ведь означает не что иное, как то, что Ленин – это Сталин вчера. То есть что Ленин, если чего и не успел, так разве только превратить маленький островок созданной им лагерной системы (Соловки) в раскинувшийся на всю территорию нашей страны архипелаг.

С наибольшей определенностью это сформулировал Солженицын:

В СССР верно говорилось: "Сталин — это Ленин сегодня", и действительно: вся сталинская эпоха есть прямое продолжение ленинской... Никакого "сталинизма" никогда не существовало ни в теории, ни на практике, ни такого явления, ни такой эры, - это понятие придумала после 1956 левая западная мысль для спасения "идеалов" коммунизма.
(Александр Солженицын. Публицистика в трёх томах. Том 1. Статьи и речи. Ярославль, 1995. С. 342–343.)

На самом деле это, конечно, не так.

Государство, возникшее на развалинах рухнувшей Российской империи, Ленин возглавлял меньше пяти лет (в 1922 году он уже практически отошел от дел). Сталин – тридцать лет! И истинным создателем этой новой империи был не Ленин, а именно он, Сталин.

Ленин хотел строить создаваемое им государство на основе идеи федерализма: не унитарное государство, а добровольный союз свободных и независимых республик. И в первые годы своего существования Советский Союз нес в себе не только мнимые, но и реальные черты федерализма. У каждой республики были свои национальные военные формирования. Верховный орган власти Союза (ЦИК) возглавляли одиннадцать (по числу входивших тогда в Союз республик) сопредседателей.

Все это Сталин поломал. Он не только упразднил национальные военные формирования, но даже настоял на переводе письменности тюркоязычных и некоторых иных наций, входящих в состав Союза, на русский алфавит. Была создана своего рода пирамида (иерархия) народов, входящих в империю. Вершиной пирамиды был, разумеется, русский народ - "старший брат", как его полагалось именовать. Процесс превращения федерации в унитарное государство был, таким образом, не только завершен, но даже и идеологически оформлен.

1918 год стал роковым для многих империй.

В этом году, обозначившем конец Первой мировой войны, распалась Австро-Венгрия. Исчезла с политической карты Европы империя Гогенцоллернов. Прекратила свое существование Османская империя. Развалилась на куски и Российская империя. От нее сразу же отпали Финляндия, Польша и прибалтийские земли. Объявили о своей независимости Украина и Грузия. В самом сердце России, на Волге, была сделана попытка создать мусульманское татаро-башкирское государство: "Штат Идель-Урал".

Но Российская империя не погибла. Два-три года спустя она уже восстановилась почти в прежних своих границах.

К 1922 году (год создания СССР) из всех мировых империй сохранились только две: Британская - и Российская.

С Британской империей так получилось потому, что умные ее властители еще в конце ХIХ века стали именовать ее Содружеством. А после окончания Первой мировой войны стали отпускать свои колонии (некоторые из них в то время стали уже именоваться доминионами) на все более и более длинный поводок. Так что во второй половине прошлого века Британское Содружество Наций уже не на словах, а на деле стало содружеством свободных и независимых государств.

Что же касается бывшей Российской империи, то она сумела уцелеть (как и Британская, тоже сменив название), потому что, когда силы сцепления, обеспечивавшие ее целостность (вера в сакральность царской власти), иссякли и она распалась, Ленин и возглавляемые им большевики нашли и использовали другие силы сцепления, благодаря которым продлили ее существование еще на несколько десятилетий.

Этими новыми силами сцепления были пришедшая на смену идее Третьего Рима идея Третьего интернационала и именно из нее, из этой идеи, вытекающий новый принцип государственного устройства: вместо унитарного государства – союз "республик свободных".

Сталин, в отличие от Ленина, изначально представлял себе государство, которое хотел возглавить, как империю, а себя – как царя.

Вернувшись к прежним, уже разрушившим старую империю силам сцепления (унитарное государство и возрожденная в новой форме вера в сакральность власти: культ вождя), он подложил под создаваемую (и созданную) им новую империю первую мину, которая рано или поздно неминуемо должна была взорваться.

Так оно и вышло.

Когда стальные обручи, сжимавшие сталинскую империю и обеспечивавшие ее целостность, ослабли, мина эта взорвалась - и империя распалась. "Союз нерушимый республик свободных" в одночасье развалился как карточный домик.

Была еще одна мина, которую Сталин подложил под создаваемую им империю и которая тоже – раньше или позже – не могла не взорваться.

Этой второй миной было экономическое устройство создаваемого им государства.

Принято думать, что истинным автором этого экономического устройства был Троцкий. Именно он будто бы предложил Ленину, который был сторонником либерального курса, ориентированного на рыночные отношения, свой, жесткий вариант восстановления разрушенной войной экономики страны: продолжение и укрепление политики военного коммунизма.

На самом деле все было ровно наоборот.

Не кто иной, как именно Троцкий – за год до того, как на это решился Ленин, - предложил отменить продразверстку и заменить ее продналогом, то есть перейти к новой экономической политике - нэпу.

Мне стало на практической работе совершенно ясно, что методы военного коммунизма, навязывавшиеся нам всей обстановкой гражданской войны, исчерпали себя и что для подъема хозяйства необходимо во что бы то ни стало ввести элемент личной заинтересованности, т.е. восстановить в той или другой степени внутренний рынок. Я представил Центральному Комитету проект замены продовольственной разверстки хлебным налогом и введения товарообмена...
В начале 1920 г. Ленин выступил решительно против этого предложения. Оно было отвергнуто в Центральном Комитете одиннадцатью голосами против четырех... Хозяйство еще целый год после того билось в тупике.

Есть только два способа добиться, чтобы рухнувшая экономика заработала. Первый - это рубль, рынок. И второй - силовой. Лучше сказать – насильственный.

Троцкий был прагматик. Ему предстояло решать эту проблему не в партийных дискуссиях, а на практике. И когда Ленин от предложенного им рыночного пути выхода из хозяйственного тупика отказался, ему не оставалось ничего другого, как вернуться к силовому, "военному". И добиваться, чтобы он – по возможности – работал как можно эффективнее. Отсюда и все эти новые его предложения: "завинчивание гаек", "трудармии", "огосударствление профсоюзов".

Но пока они там спорили, должны ли профсоюзы оставаться "школой коммунизма" или их все-таки надо окончательно "огосударствить", вспыхнул Кронштадтский мятеж и по стране прокатилась волна крестьянских восстаний. И тут уж Ленину не оставалось ничего другого, как вернуться к предложенной Троцким год назад идее рынка.

У Сталина – в отличие от Ленина и Троцкого – в решении этой проблемы не было никаких колебаний. Для него даже вопроса такого не существовало. Как только он стал хозяином (а стал он им, расправившись с "левыми" и "правыми" уклонистами, к 1929 году), так сразу же взял курс на "ликвидацию кулачества как класса" и "сплошную коллективизацию".

На сей раз выбор был сделан окончательный, и, осуществляя эту свою программу Сталин не останавливался ни перед какими человеческими жертвами. И в конечном счете именно этот его выбор стал главной причиной будущего краха создаваемой им империи.

Черчилль в своей книге о Второй мировой войне приводит такой свой разговор со Сталиным (15 августа 1942 года). "Скажите мне, - спросил он у собеседника, - на вас лично так же тяжело сказываются тяготы этой войны, как проведение политики коллективизации?" "Ну, нет, - ответил на это Сталин, - политика коллективизации была страшной борьбой". "Я так и думал, - сказал Черчилль, - ведь вы тогда имели дело не с несколькими тысячами крупных помещиков, а с миллионами маленьких людей". "С 10 миллионами, - сказал Сталин, подняв руки. - Это было что-то страшное. Это длилось четыре года".

Некоторые историки считают эту, якобы самим Сталиным названную цифру - даже по отношению ко всем жертвам сталинской репрессивной системы - преувеличенной. На самом деле она должна быть по меньшей мере удвоена. Один только Голодомор на Украине унес, по некоторым оценкам, шесть миллионов человеческих жизней. А ведь Украина – это только часть огромной изнасилованной Сталиным страны.

Начиная эту статью, я легкомысленно пообещал, что не буду в ней касаться темы сталинских злодеяний, вынесу ее, так сказать, за скобки. Но оказалось, что это невозможно.

Рабский труд непроизводителен, он в принципе не может быть эффективным. И чтобы обеспечить хоть какую-то экономическую эффективность созданного им колхозного строя, Сталину понадобилось обречь на гибель не тысячи, а миллионы семей, уморить голодом не сто или двести тысяч, а шесть миллионов украинских "кулаков" и "подкулачников" с их женами, стариками, старухами и малыми детьми.

Только вот такой непомерный масштаб сталинских злодеяний мог обеспечить "эффективность" сталинского менеджмента.

Наследники Сталина – по разным причинам – не могли себе этого позволить. И когда (после известных событий в Новочеркасске) они поняли, что не в силах продолжать морить население страны голодом, и стали покупать хлеб на Западе, именно вот с этого момента "великий, могучий Советский Союз" был обречен на распад.

За пределами этой статьи осталось еще много не тронутых мною сюжетов. Главный из них – Сталин и война (в которой мы победили, но не благодаря Сталину, как это нам внушали, а несмотря на него). Эта тема, хоть она освещена и разработана полнее других, - неисчерпаема. Но немало и других сюжетов, хорошо известных, но так и не ставших предметом подробного и глубокого изучения. Вот лишь некоторые из них: "Сталин и биология" (лысенковщина), "Сталин и музыка" (Шостакович), "Сталин и кибернетика" (которую он объявил лженаукой), "Сталин и языкознание", "Сталин и политэкономия", "Сталин и архитектура", "Сталин и литература".

Я назвал лишь те сферы нашей жизни и культуры, для которых губительным стало личное вмешательство Сталина. А сколько было еще таких, которые он загубил, оставив это поле деятельности своим ученикам, соратникам и специально на этот случай назначенным партийным функционерам!

Каждый из этих сюжетов заслуживает не статьи, а книги. И хоть некоторые из этих книг уже написаны, тема "Сталин как эффективный менеджер" еще ждет своих исследователей.