У театрального режиссера в прошлом и политолога в настоящем Сергея Кургиняна затянувшийся звездный час: он одно за другим выигрывает дела в ток-шоу "Суд времени". Причем, как правило, с разгромным счетом. Едва объявляется тема дискуссии, как исчезает тень сомнения в очередном его триумфе. Да и окончательный счет сразу уже на табло - 90:10 или что-то около этого.

Этому феномену была даже посвящена специальная программа в рамках проекта. Это был в своем роде суд над "Судом", вернее, над его телезрителями, которые неизменно голосуют за имперские ценности и столь же последовательно отвергают с порога все, что прямо или косвенно связано с демократией и либерализмом.

Торжествующие национал-патриоты говорят униженным либералам: "Сами виноваты. Сами скомпрометировали свои идеи - теперь получайте по делам своим". Либералы, в свою очередь, тешат себя тем, что это голосование нерепрезентативно, что оно не отражает истинного соотношения общественных сил, что ТВ (имеется в виду его репертуар в целом) не выполняет своей просветительской миссии. И потому советские мифы о советском прошлом по-прежнему застилают населению глаза на историческую правду. И далее в том же духе.

Оно, конечно, мифы и легенды упрямее любых неопровержимых фактов. Но в данном случае я бы на живучесть мифологических клише все не валил. Сильно подозреваю, что если бы рассмотрение все тех же "дел" мы начали с чистого листа, не прочитав ни строчки из многотомной советской историографии, не посмотрев ни кадра из километровых рулонов киноленинианы, киносталинианы и прочих военно-патриотических и историко-революционных фильмов, то и тогда расклад электоральных предпочтений вряд ли оказался бы более благоприятным для партии либералов.

Тут скорее всего дело в другом. И это "другое" как нельзя точнее проявляет "Суд времени".

***

О чем или о ком бы ни шумел народный вития Сергей Кургинян - о Троцком, о бен Ладене, о Цезаре, о Петре I или об Иване Грозном, - он всегда на стороне деспотического режима, который может и должен позволить себе любое преступление против человечности ради спасения а) государства, б) нации, в) истории.

Каждый раз он начинает свою защитительную (или обвинительную) речь ласково, вкрадчиво, даже заискивающе. В этот момент по отношению к своим оппонентам он само дружелюбие и снисходительность.

Я, уверяет он, не желаю никого обвинять, обличать и осуждать. Мы (непринужденно переходит он на множественное число первого лица) желаем только одного - истины.

На пути к истине "они" (Кургинян) постепенно повышают голос, энергично машут руками и доводят себя до исступления.

Но по-настоящему неприятен он делается, когда пытается от души расхохотаться. Видимо, мимика его маскообразной физиономии к веселью изначально не приспособлена. Ему приходится сильно напрягаться, чтобы выдавить из себя, как из тюбика засохшей зубной пасты, нечто похожее на смех.

Видимо, кое-что человеческое ему все-таки чуждо. Но вот насколько - отдельный вопрос.

***

Одно из первых дел "Суда времени" (СВ) было посвящено Беловежским соглашениям. Распад СССР господин обвинитель воспринял как личную катастрофу. Слово за слово выяснилось: самый большой ужас для него в том, что граждане Белоруссии и других отпочковавшихся от империи государств живут теперь в странах, не являющихся геополитическими игроками на мировой сцене. Логика такая: если ты живешь в довольстве в такой стране, как Швейцария, но твое правительство не может стукнуть по столу башмаком или термоядерной головкой, то это для тебя унизительно. А если может, то отчего и нищету не потерпеть...

***

Иски, принимаемые к телеразбирательству, из разных эпох. А вопрос, всякий раз стоящий ребром, один: "Человек для государства или государство для человека?". Ответ вроде бы напрашивается: "Здесь нет противоречия: важно и первое, и второе". Но тогда требуется уточнение: что приоритетно? Вот этот пункт и делает процессуальные стороны непримиримыми противниками.

Кургинян не может простить Ельцину, Шушкевичу и Кравчуку, что их страны перестали быть полноценными геополитическими игроками.

По отношению к России ему обидно уже не за державу, а за сверхдержаву.

В ситуации с Гаем Юлием Цезарем, узурпировавшим власть в Римской республике, Кургинян защищает диктатора, поскольку он более эффективен как имперский менеджер. Николая II он обвиняет как неэффективного самодержца, раз он не сумел сохранить контроль над империей. Иракского диктатора Хусейна оправдывает потому, что он, убивая, пытая, терзая и угрожая своим соседям, все-таки контролировал свою страну. Троцкого осуждает потому... Тут у политолога что-то личное. У него одно возражение - на месте Сталина Лев Давыдович был бы круче. Хотя куда было круче?

В набравшем ход проекте стоит выделить две кульминационные коллизии.

Самая глубокая пропасть пролегла меж процессуальными противниками, когда дело дошло до коллективизации. Никакие аргументы и документы о ее ужасах на Кургиняна и его экспертов не действовали. Во-первых, они всячески занижали масштабы бесчеловечия. Во-вторых, клялись и божились, что иного не было дано. Иначе нельзя было спасти Государство.

Та же пропасть разверзлась, когда обсуждалось катастрофическое начало Великой Отечественной. И по тем же основаниям. Иначе как погубив несколько миллионов штатских граждан уже осенью 41-го, нельзя было спасти страну.

Все это старая песня, уже не раз исполнявшаяся писателями с именами и историками со степенями. Помнится, Александр Проханов в споре по поводу коллективизации втолковывал, что российское крестьянство другой участи и не заслужило, поскольку оно в начале ХХ века проиграло две войны - сначала с Японией, потом с Германией.

Но Кургинян не просто оправдывает жестокость и бесчеловечность сталинского режима из геостратегических соображений; он героизирует то и другое. Делает он это с помощью стихотворения Максимилиана Волошина "Северовосток". Будучи отягощенным театральным образованием (за плечами у него "Щука"), читает с выражением, с восторгом.

...В этом ветре вся судьба России -
Страшная, безумная судьба.

В этом ветре - гнет веков свинцовых,
Русь Малют, Иванов, Годуновых,
Хищников, опричников, стрельцов,
Свежевателей живого мяса -
Чертогона, вихря, свистопляса -
Быль царей и явь большевиков.

Здесь он оборвал стих, а жаль. Я бы дальше почитал, чтобы еще сильнее возгордиться нашей историей:

Ныне ль, даве ль? - все одно и то же:
Волчьи морды, машкеры и рожи,
Спертый дух и одичалый мозг,
Сыск и кухня Тайных Канцелярий,
Пьяный гик осатанелых тварей,
Жгучий свист шпицрутенов и розг...

Сотни лет тупых и зверских пыток,
И еще не весь развернут свиток,
И не замкнут список палачей,
Бред Разведок, ужас Чрезвычаек -
Ни Москва, ни Астрахань, ни Яик
Не видали времени горчей....

Джонатан Свифт, предваряя пафос Волошина, попал Кургиняну не в бровь, а в глаз своим прозаическим недоумением: "...когда я вижу кучу уродств и болезней как физических, так и духовных, да в придачу к ним еще гордость, - терпение мое немедленно истощается".

Свифт не мог понять, а мы сегодня с господином Кургиняном и его экспертами не в состоянии понять, как он, всемирно известная умница, не мог понять такой простой вещи: чем бесчеловечнее исторические преступления, тем краше, романтичнее и героичнее история.

В пору Гражданской войны люди думали, что предел горечи достигнут. Еще горчей дни и годы стали несколько позже, когда страну постиг голодомор, который отразил в своих стихах "поэт-подкулачник" Николай Клюев:

За кус говядины с печенкой
Сосед освежевал мальчонка
И серой солью посолил
Вдоль птичьих ребрышек и жил.
Старуха же с бревна под балкой
Замыла кровушку мочалкой.
Опосле, как лиса в капкане,
Излилась лаем на чулане.
И страшен был старуший лай,
Похожий то на баю-бай,
То на сорочье стрекотанье.
Ополночь бабкино страданье
Взошло над бедною избой
Васяткиною головой.

Свифт опять бы не понял, при чем здесь патриотизм. Он бы не дотумкал, как можно гордиться съеденным мальчонкой. А господин Кургинян все понимает и призывает гордиться. Он догадался, что патриотизмом можно как мочалкой замывать кровушку любого бесчеловечья. Собственно, он этим и занимается в проекте "Суд времени" вот уже на протяжении нескольких месяцев. Он уже замыл кровушку за преступлениями Ивана Грозного, Сталина, бен Ладена, Хусейна. Он обосновал неизбежность страшных людских потерь в финской войне и в начале Великой Отечественной. И кажется, что нет в истории человечества такого злодея и таких злодеяний, которых бы не сумел он защитить и оправдать.

Кто на очереди? Пол Пот? Что на очереди? "Хрустальная ночь"? Дело врачей? Холокост?

Он бы рассказал о корнях гонений на евреев, о том, что антисемитизм придумал не Гитлер, что в обществе шли дискуссии и т.д. При этом пролил бы несколько крокодиловых слезиночек.

В какой-то момент оппонент Кургиняна не сдержался и воскликнул:

- Да что же, в вас никакой человечности не осталось?

Кургинян отшутился:

- Не осталось. И я уже весь шерстью оброс!

Не так уж он был и далек от истины в этой шутке, даже если и не успел зарасти и обзавестись хвостом.

У Чапека, как мы помним, интересы саламандр представлял вполне себе респектабельный, европейски образованный человек.

***

Все это не так печально. Кургинян - частность. Настоящая печаль - голосование. Счет на табло. И дело не в том, что он сильно не в пользу либералов. Дело в том, что он сильно не в пользу человечности, которая постоянно взвешивается на исторических весах цивилизации. Надо было много и упорно потрудиться над расчеловечиванием человека в России, чтобы он голосовал так, как голосует.

Чтобы он голосовал за Ивана Грозного, который поджаривал на медленном огне своих подданных. Чтобы он голосовал за Саддама Хусейна, который живьем растворял в кислоте своих политических противников. И т.д.

Если человеческая жизнь - разменная монета в геополитических расчетах и в геостратегических раскладах, то ничего другого не остается, как неделю за неделей замывать пролитую в далеком и недалеком прошлом кровушку патриотической мочалкой.

А Кургинян, замыв ее в очередной раз, за кадром СВ восклицает, обращаясь к "маршалу" Проханову: "Либо мы восстановим империю и встанем твердой ногой всюду, где хотим, либо нас отдавят не до последнего даже края, когда отступать будет некуда, а просто загонят в могилу. Это война, идеологическая и политическая. Александр Андреевич, командуйте! Мы готовы воевать за великую империю".

Ничто саламандровое им не чуждо.

***

Из сокровенного:

"Мне гораздо ближе теория, согласно которой есть фигуры, есть игроки и есть те люди, которые задают правила игры. И что в значительной степени это определяется уровнем их рефлексии, их понимания происходящего. Я хотел бы по крайней мере не быть фигурой в чужой игре. И это задача-минимум". Сказано на Первом канале в программе "Познер".

Легко догадаться, какая у Кургиняна задача-максимум.

Правила игры он уже задал. Осталось заставить всех жить по ним.