Японские солдаты сдают оружие красноармейцу

9 августа 1945 года в полночь по дальневосточному времени Советский Союз напал на Японию, причем фактически сделал это без объявления войны.

Формально ноту об объявлении войны японский посол в Москве получил 8 августа за час до начала боевых действий - и даже успел отправить в Токио телеграмму соответствующего содержания, которая, впрочем, до столицы Японии так и не дошла. Поэтому о начале советско-японской войны в Токио узнали четыре часа спустя, из передачи Московского радио. Командование же Квантунской армии узнало о советском нападении из донесений войск, подвергшихся артиллерийскому обстрелу и бомбардировкам с воздуха.

Нельзя сказать, что советское нападение стало для японцев полной неожиданностью. И правительство, и имперский Генштаб в Токио, и штаб Квантунской армии в Мукдене понимали, что после капитуляции Германии СССР атакует Японию, но надеялись, что это произойдет не ранее конца августа или даже в сентябре. Собственно, первоначально Сталин планировал начать войну против Японии между 20 и 25 августа, но, узнав от Трумэна в Потсдаме, что у США уже есть атомная бомба, решил поторопиться, опасаясь, что после применения ядерного оружия Япония капитулирует, не дожидаясь вступления СССР в войну.

Летом 1945 года японцы все надежды возлагали на советское посредничество в переговорах Японии с западными союзниками, которое позволило бы, как думали в Токио, договориться об условиях капитуляции, отличных от безоговорочной. Ради этого правительство Японии готово было уступить Советскому Союзу Южный Сахалин и Курильские острова, вернуть Порт-Артур и Дальний, а также маньчжурские железные дороги и согласиться на создание зоны советского влияния в Маньчжурии. Кроме того, японцы были готовы даже на то, чтобы Квантунская армия была интернирована советскими войсками и чтобы ее солдаты отправились в трудовые лагеря в СССР помогать восстанавливать советскую экономику.

Однако никакие из этих предложений так и не были доведены до сведения Москвы. Вероятно, тут сыграло свою роль то, что Сталин ни разу даже не намекнул на готовность выступить посредником между Японией и западными державами. Вероятно, в Токио ожидали момента, когда у СССР возникнут явные разногласия с Англией и США, - тут-то они и предложат Сталину уступки в обмен на посредничество. Но так и не дождались.

Интересно, что у штаба Квантунской армии даже не было плана обороны Маньчжурии от советского вторжения. Она насчитывала более 700 тысяч человек, но из них только 300 тысяч находились в боевых частях. Из этих 700 тысяч от 214 до 261 тысяч человек составляли марионеточные формирования Маньчжоу-Го и Внутренней Монголии, которые в июле 1945 года пришлось разоружить, чтобы вооружить вновь формируемые японские дивизии.

Теоретически у японцев было три варианта действий. Во-первых, можно было все силы бросить на оборону передовых рубежей вблизи границы. Во-вторых, можно было вести арьергардные бои на приграничных рубежах, а основные силы сосредоточить на главной полосе обороны. В-третьих, можно было вести сдерживающие арьергардные бои в приграничных районах, а затем на главной линии обороны, отводя основные силы к портам. Если бы главной целью Квантунской армии было нанести максимальные потери советским войскам, то надо было выбрать первый вариант. У границы хотя бы были давно построенные укрепленные районы. Например, в полосе наступления Забайкальского фронта, насчитывавшего более 600 тысяч человек, три японские дивизии в трех укрепрайонах успешно продолжали сопротивление вплоть до общей капитуляции Квантунской армии 19 августа, а отдельные фанатики продолжали сопротивляться вплоть до конца августа.

Однако японское командование по опыту войны СССР и Германии прекрасно понимало, что советское наступление могут остановить лишь такие потери, которые превысят половину личного состава трех советских фронтов, дислоцированных на Дальнем Востоке. Нанести такие потери противнику Квантунская армия не могла при всем желании. К 1945 году ни одна кадровая японская дивизия, дислоцировавшаяся в Маньчжурии до вступления Японии во Вторую мировую войну, в составе Квантунской армии не осталась. Все они были переброшены на другие театры боевых действий или для обороны Японских островов. Более половины дивизий Квантунской армии были сформированы только в июле-августе 1945 года из японских жителей Маньчжурии, ранее признанных негодными к военной службе. У некоторых дивизий вообще не было артиллерии, и практически во всех дивизиях отсутствовала тяжелая артиллерия калибра свыше 75 мм. Остро не хватало боеприпасов и даже стрелкового вооружения. Почти не было автотранспорта и бензина. Отсутствовали противотанковые средства.

Танков в Квантунской армии насчитывалось около 400, но для них почти не было горючего, а экипажи еще толком не научились эксплуатировать технику. В результате боев с участием японских танков в Маньчжурии не было, их просто бросили при отступлении. С учетом обеспеченности горючим и подготовленными экипажами Квантунская армия располагала лишь 50 боевыми самолетами.

Хотя численно советские войска превосходили Квантунскую армию только в 2,5 раза, японское командование оценивало совокупную боеспособность дивизий Квантунской армии как в 13,4 раза меньшую, чем у противостоявших им дивизий Красной Армии. При этом боеспособность армий Маньчжоу-Го и Внутренней Монголии была равна нулю. К тому же мало у кого из солдат и офицеров Квантунской армии был боевой опыт. Напротив, все советские дивизии были полностью укомплектованы и оснащены вооружением и техникой, не испытывали недостатка в горючем и боеприпасах, а большинство солдат и офицеров имели опыт войны с Германией и ее союзниками. Ясно, что успешно обороняться японские дивизии не могли.

Тогда, казалось бы, следовало осуществить третий вариант - быстрое отступление к портам. Но и он в реальности принес бы японцам мало пользы. Поскольку железнодорожная сеть в приграничных районах была развита слабо (к границе с СССР вели только две одноколейные ветки), отступать Квантунской армии, из-за острого дефицита автотранспорта и горючего, пришлось бы преимущественно пешком. Советские войска, превосходившие японцев в мобильности, имели все шансы перехватить пути отступления японцев как к главной полосе обороны, так и к портам. Но даже если бы значительной части Квантунской армии удалось дойти до портов, это ее не спасло бы. Эвакуироваться на Японские острова смогли бы в лучшем случае несколько десятков тысяч человек. Причем потери, которые Япония понесла бы при этом в судах и самолетах, и расход горючего вряд окупились бы прибытием нескольких десятков тысяч ополченцев для защиты метрополии. Таких ополченцев на Японских островах и так имелось более миллиона человек.

Судя по тому, что японцы готовы были отдать Квантунскую армию на милость Сталину, планов ее эвакуации на Японские острова в Токио вообще не имелось. В штабе Квантунской армии об этом знали и в итоге склонились к промежуточному второму варианту, с отступлением всех сил на главную оборонительную позицию в Центральной Маньчжурии. В этом плане вообще не было никакого стратегического смысла. К моменту советского вторжения перегруппировка японских войск еще далеко не была завершена, а укрепления в Центральной Маньчжурии не были построены.

Для капитуляции Японии имела значение не советская военная кампания в Маньчжурии, а только сам факт объявления Советским Союзом войны Японии, что лишало Токио последних надежд на советское посредничество в переговорах с западными союзниками. Японское правительство и Генеральный штаб осознали, что теперь американцы могут обойтись без высадки на Японские острова, которая принесла бы большие потери им и еще большие потери японцам. Достаточно было просто уничтожать японские города и скопления войск с помощью атомных бомб.

В принципе советские войска после объявления войны вообще могли не наступать в Маньчжурии, а подождать общей капитуляции Японии, последовавшей 15 августа, и принять капитуляцию японских войск в Маньчжурии, Северной Корее, Южном Сахалине и Курилах, как это и было договорено в Потсдаме. Но Сталин предпочел получить эти территории не в дар от союзников, а завоевать их силой. Это стоило советских войскам определенных потерь.

По официальным данным, в ходе войны с Японией погиб и пропал без вести 12 031 красноармеец и краснофлотец. Но есть основания считать, что эти данные существенно занижены. Так, во время высадки и последующих боев на Курильских островов, где Красной Армии противостояла не слабая Квантунская армия, а кадровые части из армии метрополии, советские потери, даже по официальным данным, оказались выше японских и составили 1567 человек, в том числе 539 убитых и пропавших без вести. Однако, по оценке японских военных, участвовавших в боях (им склонны больше доверять американские историки), только убитыми и утонувшими советские войска потеряли от 2500 до 3000 человек, и примерно такими же были потери ранеными (Glantz, David M. Soviet operational and tactical combat in Manchuria, 1945: August storm. London: Frank Cass, 2003. P. 290). Если столь же сильно занижены советские безвозвратные потери в Маньчжурии, то общие потери Красной Армии и флота в советско-японской войне погибшими и пропавшими без вести наверняка превышали 30 000 человек. Конечно, по сравнению с потерями в Великой Отечественной войне это капля в море, но ведь и этих жертв могло не быть.

И совсем не пишут в российских исторических работах о военных преступлениях, которые совершала Красная Армия в Маньчжурии и Северной Корее. Конечно, их размах был гораздо меньше по сравнению с тем, что творили красноармейцы в Европе в 1944-1945 годах. Но забывать о них тоже не стоит. Самым известным из этих преступлений стала резня в Гегенмиао - убийство советскими военнослужащими и китайцами около 1000 из 1800 японских женщин и детей, укрывшихся в буддистском монастыре в Маньчжурии (район Внутренняя Монголия) 14 августа 1945 года.

Несмотря на то что собственно военная операция Красной Армии в Маньчжурии никак не повлияла на капитуляцию Японии (повлиял только сам факт объявления войны), в Советском Союзе принято было говорить о решающей роли Красной Армии в разгроме и капитуляции Японии и о бесполезности и даже преступности американских ядерных бомбардировок. Этот тезис остается официальной российской позицией и сегодня. Именно из-за российских подписей к экспонатам, где говорилось о решающей роли Красной Армии в разгроме Японии, сорвалось российское участие в международной выставке, посвященной 75-летию Потсдамской конференции. Организаторы вежливо заметили россиянам, что в остальном мире придерживаются на сей счет совершенно иной точки зрения.