Про этот фантастический эпизод из советской военной истории и сегодня известно немного. Известно имя героя: Валерий Саблин. Место действия: большой противолодочный корабль "Сторожевой". Время: ноябрьские праздники, четверть века назад. Приговор - вышка... А дальше начинаются гадания, туманные правдивые мифы, четкое чекистское вранье. Все перемешано: вымысел, ложь, факты.

Фактов немного.

Четверть века назад замполит капитан 3 ранга Саблин совершил подвиг, предательство, безумный поступок. Арестовав командира корабля, он обратился к команде с воззванием: так жить нельзя! Власть погрязла во лжи, коммунизм предан, идеалы растоптаны. Команда его поддержала. Он вывел корабль с рижского рейда и направил его в Ленинград. Требовал, чтобы одному из членов экипажа была предоставлена возможность выступить по телевидению. Слал радиограммы в ЦК. Был услышан: протрезвевшая, несмотря на праздник, военная авиация сбросила бомбы по курсу корабля. Саблин мог сопротивляться, но стрелять по своим не стал. Дальше плен, тюрьма, клеймо изменника, пуля.

Из крупиц воспоминаний, слегка рассекреченных документов и робких свидетельств складывается образ. Он был очень честным человеком, этот замполит. Удивительно бесстрашным. И предельно, до умопомрачения наивным. Предполагать, что тогда, в 75-м, в самый пик застойных октябрьских торжеств кто-нибудь наверху хотя бы с похмелья пожелает прислушаться к словам взбунтовавшегося морского офицера... Но, вероятно, надеялся. Самоубийцей он не был. Для самоубийства у него имелось табельное оружие. Он не воспользовался им при аресте. И даже в Лефортове пытался полемизировать со следователями, отстаивая свою честь и свою правду. Ведь это же так просто, так ясно, так очевидно всем: советская власть изменила коммунистическим идеалам... Товарищи, вы же сами это знаете!

Сегодня, четверть века спустя, о Саблине задумываешься по-другому. Примеряешь нынешнюю эпоху к его судьбе. Пытаясь спасти и оправдать несчастного капитана, спросим: а когда за эти четверть века его могли бы простить и понять? Конечно же, и при Андропове, и при Черненко, и при раннем Горбачеве его ждал расстрел. Пожалуй, лишь в 91-м, после путча у Саблина появился шанс вернуть себе доброе имя, но только надо было очень торопиться. Та оттепель кончилась очень быстро: уже в 94-м, когда у Верховного суда свободной России дошли руки до Саблина, карательный приговор был по смыслу оставлен в силе, хотя и "смягчен" до 10 лет. Трудно сказать, какими резонами руководствовались судьи, сажая расстрелянного. Ясно лишь, что это был приговор самим себе, и речь тут я веду не об одних лишь судьях.

Есть такая проблема - самоидентификации. Народ, расставаясь с печальным и позорным прошлым, переосмысливает свою историю. Разбирается с героями и преступниками. Отделяет зерна от плевел, преданных от предателей. Иначе говоря, различает два принципиально важных понятия: страну и государство. И получается, что человек, выступивший против неправедной власти, чаще герой, чем изменник. Даже в том случае, если выступил с оружием в руках. Нарушив присягу.

Это путь, по которому прошли многие страны. Например, Германия. Дико даже представить себе, чтобы немецких военных, задумавших и совершивших неудачное покушение на Гитлера, послевоенная власть (даже в ГДР) сочла бы преступниками. Этих людей там по справедливости считают героями. Предателем был фюрер. Фон Штауффенберг был патриотом.

Быть может, все наши беды оттого, что мы до сих пор путаем два этих простых слова: родина и власть. Рифмуем Кремль с березками... А это неточная рифма. С другой стороны, вялотекущая брежневская эпоха как-то не тянет на мощный тоталитарный символ - просто по причине убожества. Наверное, в этом дело: от кровавой деспотии легче отречься, чем от маразматической власти, погрязшей в цинизме и воровстве. Чистосердечно сражаться против нее, да еще за коммунистические идеалы - на это и тогда наивности хватало у немногих. Саблин был романтиком. Хотя бы за это он полностью оправдан судом, который повыше Верховного.

...Сегодня, если бы не отмена смертной казни, его бы расстреляли опять. И речь не о чрезмерной кровожадности новой власти, но об ее привычной неразборчивости, о старой путанице понятий. Журналист, пишущий в Чечне о том, что видит, или эколог, предупреждающий о том, что знает, - для путинской Генпрокуратуры они "предатели" по той же самой причине, по какой тоталитарный суд всегда осуждает идеалистов. Страна и государство, родина и гостайна для такой власти - синонимы. Реставрация начинается со словаря.