От Нила до Невы, от Эльбы до Китая,
От Волги по Евфрат, от Ганга до Дуная...
Вот царство русское...

Федор Тютчев. "Русская география"

Фиона Хилл и Клиффорд Гэдди, сотрудники одного из вашингтонских "мозговых центров", Института Брукингса, написали книгу под названием "Сибирское проклятье" (Siberian Curse). Применив современные и во многом уникальные технологии компьютерного моделирования, они проанализировали влияние на экономику факторов, которые справедливо считаются определяющими характеристиками России, – ее размеры и климатические условия. Результаты исследования оказались ошеломлящими. Выяснилось, что после октябрьского переворота 1917 года в стране стало заметно холоднее. Не потому, что изменился климат, а потому, что огромные массы населения мигрировали в более холодные места – чаще всего не по своей воле.

Хилл и Гэдди считают ключевым экономическим показателем среднюю температуру не в стране вообще, а там, где живут люди и функционирует промышленность. В России треть населения живет в экстремальных климатических условиях. Сибирь занимает три четверти площади России. В крупных сибирских городах средняя температура января составляет от минус 15 до минус 45 градусов Цельсия – большинство людей в мире, имеющих право и возможность выбирать место жительства, в таком климате просто не живут. Любой механизм при таких температурах – и таких сезонных перепадах температур – работает на пределе своих возможностей и быстро изнашивается.

Эта тенденция, говорят Хилл и Гэдди, противоречит общемировой: в странах с рыночной экономикой население мигрирует в места с более мягким климатом, в результате мир теплеет. Она противоречит и дореволюционной картине, когда самые быстрорастущие города располагались вообще не в России – это были города балтийского побережья или, например, Ташкент, а третье место по этому показателю занимала Одесса. В списке самых холодных городов мира с населением свыше 100 тысяч человек самый холодный город Канады – Виннипег - занимает 22-е место, самый холодный город США – Фарго, штат Северная Дакота, – 58-е, Анкоридж на Аляске – 135-е; ему предшествуют 112 российских городов. В списке самых холодных городов мира с населением свыше 1 миллиона человек российские города занимают первые девять позиций.

В качестве наглядного примера Хилл и Гэдди выбрали амеариканский и российский города с идентичными климатом и географическим положением – Дулут в штате Миннесота и Пермь в Сибири. В начале прошлого века Дулут был самым быстрорастущим городом США. Его называли "новой стальной столицей Америки". Помимо черной металлургии и машиностроения, там бурно развивалась нефтеперерабатывающая промышленность. Расположенный в устье реки Сент-Луис на берегу озера Верхнее, сообщающегося через систему Великих озер и реку Святого Лаврентия с Атлантическим океаном, Дулут был и крупным торговым портом, через который вывозились пшеница и лесоматериалы. Однако сегодня население Дулута вместе с соседнем Сьюпириором в штате Висконсин (города представляют собой единое экономическое целое и имеют общий порт) составляет столько же, сколько в 1920 году, – 250 тысяч человек. В то же время Пермь, которая в 1923 году была 31-м по величине городом Советского Союза с населением 67 тысяч человек, к 1939 году вышла на 13-е место, утроив число жителей. Основу экономики города и области составила оборонная промышленность.

Источником советской индустриальной мощи стал рабский труд узников ГУЛАГа. Но и после эпохи сталинизма география промышленности изменилась мало. Советская плановая экономика продолжала "осваивать Сибирь" менее репрессивными, но столь же бесперспективными методами. "За пределами Москвы, - говорила Фиона Хилл на презентации книги, состоявшейся на прошлой неделе в вашингтонском бюро радио "Свобода", - население и промышленность разбросаны по огромным пространствам, городам, которые имеют слабое сообщение между собой: неразвитая железнодорожная сеть, плохие автодороги. Большая часть Российской Федерации отрезана не только от внешних, но и от внутренних рынков, и это значительно усложняет для России процесс интеграции в глобальную экономику. Мы считаем, что огромные расстояния и особенно холод стали постоянным налогом российской экономики. Это балласт, который мешает подлинной модернизации российской экономики".

Близость к рынкам – второй после климата фактор, привлекающий население. Именно поэтому наиболее динамичными в Российской империи были города на Балтике и черноморская Одесса. Стоимость жизни в Зауралье вчетверо выше, чем в Европейской части страны, Сибирь всецело зависит от субсидий федерального бюджета и централизованных поставок энергоносителей и продовольствия. В итоге и себестоимость продукции, произведенной на сибирских заводах, значительно выше.

Развитие тяжелой промышленности на территориях, непригодных для обитания, противоречит законам рыночной экономики. Не только дальнейшая индустриализация Сибири, но и простое поддержание жизнедеятельности огромных городов – не только тяжелая обуза, но и экономический тупик, считают соавторы. Абсурдной называет Клиффорд Гэдди и мысль о том, что Сибирь способна сама себя прокормить: "Сельским хозяйством, как и тяжелой промышленностью, можно заниматься практически повсюду в мире – вопрос лишь в том, сколько денег вы готовы вложить. Но это как раз то, чем не нужно заниматься в этой части света. Российскому Дальнему Востоку следует в гораздо большей мере участвовать в торговле с азиатскими странами. Развивать там сельское хозяйство, вкладывать в него ресурсы не имеет ни малейшего смысла. Мы видим приток китайских и других легальных и нелегальных иммигрантов, согласных работать за меньшую зарплату на фермах и заводах, которые продолжают функционировать только потому, что они уже есть. Это единственное, что есть у местных политических лидеров, – у них нет нефти и газа, только эти допотопные предприятия и колхозы. Это все, что они получили, оказавшись у власти, и теперь они делают все, чтобы поддержать работоспособность этого наследия. А для этого надо привлечь больше людей, работающих бесплатно, в сущности, рабов из Центральной Азии и Северной Кореи, занятых на лесозаготовках и в сельском хозяйстве. Не думаю, что это имеет смысл. Снабжение этих регионов продуктами собственного производства – всего лишь еще один пример иррациональных решений советской власти, и идти по этому пути дальше, конечно же, не следует".

По словам Фионы Хилл, не одна Россия пыталась реанимировать экономически бесперспективные регионы путем привлечения новых мигрантов: "Нечто очень похожее происходило в Великобритании в 50-60-е годы прошлого века – там предпринимались попытки сохранить текстильную промышленность. Практически обанкротившиеся фабрики приглашали жителей британских доминионов из в Южной Азии на работу в Северную Англию. В 70-е годы текстильная промышленность все равно погибла, и огромное число иммигрантов осталось без работы, потому что никакой другой работы в этих городах не было. Именно это происходит в Сибири и на российском Дальнем Востоке, где на стройках и заводах работают мигранты из центральноазиатских стран".

Клиффорд Гэдди считает несомненным негативное влияние холодного климата и на здоровье нации. "Связь холода со смертность и рождаемостью, - говорит он, - сильно недооценивалась международным научным сообществом отчасти потому, что оно больше озабочено последствиями глобального потепления. Исследования сосредоточены главным образом на тропических регионах, где именно высокие температуры способствуют росту смертности вследствие распространения инфекционных заболеваний. Но холода не менее вредоносны. В 70-е годы прошлого века гораздо больше говорили о глобальном похолодании, чем о потеплении. Негативный эффект наблюдается даже в США, где перепады температур не столь велики. К сожалению, информация на эту тему носит фрагментарный и поверхностный характер.

Я потратил немало сил и времени, пытаясь понять, насколько надежна российская статистика уровня бедности, особенно с тех пор, как Путин объявил войну бедности. Подозреваю, что как только проблема объявляется национальным приоритетом, получить надежную статистику становится крайне трудно. Даже не потому, что ее сознательно искажают и фальсифицируют, чтобы достичь желаемого результата, – это просто бюрократическая самоцензура. Особенно явно это видно по статистике бедности за второй и третий кварталы этого года. Вопрос стоит так: на какие данные мы можем полагаться в качестве надежных показателей уровня жизни? Я считаю – на данные российских демографов, статистику рождаемости и расчеты продолжительности жизни. Вот пример, который у меня под рукой. Мальчики, родившиеся в Карелии в 2002 году, проживут в среднем на девять лет меньше, чем их ровесники в Москве, испытывающей благотворное влияние экономического бума. Всего за четыре года, с 1998-го, этот разрыв увеличился почти вдвое".

Так что же делать? Бросить Сибирь на произвол судьбы?

Клиффорд Гэдди: "Считаем ли мы, что Россия нуждается в перемещении населения? Пожалуй, да. Но мы ни в коем случае не выступаем за принудительные методы. Российское правительство стоит перед очень трудной проблемой – каким образом способствовать добровольной миграции. Во всяком случае, не следует поощрять миграцию в Сибирь – это просто абсурд, дальнейшие попытки развития Сибири обернутся лишь новыми расходами. Нынешняя структура населения и без того обходится России очень дорого – страна несет постоянные затраты просто на выживание этих регионов. Но гораздо дороже в краткосрочной перспективе будет изменить существующее положение. Мы это прекрасно понимаем и не не делаем вид, что знаем рецепт решения проблемы. Но как минимум ни президент Путин, ни кто-либо другой облеченный властью не должны говорить о повторном заселении Сибири – это просто за пределами человеческого измерения проблемы. О ком действительно следует беспокоиться, так это о людях, уезжающих из Сибири, - вместо того чтобы думать, как бы заманить трудоспособное население обратно в Сибирь только для того, чтобы поддержать достигнутый в прошлую эпоху уровень индустриализации и урбанизации этих регионов".

Великое переселение народов, по мнению Фионы Хилл и Клиффорда Гэдди, просто не имеет альтернативы. Ни для кого не секрет, что отток населения из регионов, неприспособленных для жизни, – это уже экономическая реальность. Невзирая на все трудности переезда в теплые края, Россия, согласно расчетам Хилл и Гэдди, "теплеет" примерно на 0,007 процента в год. При таких темпах ей потребуется 96 лет, чтобы вернуться к показателю начала 30-х годов прошлого столетия.