Палачи без границ
Илья Мильштейн
Честно говоря, я думал, что его отпустят. Грустно сознаваться в собственной глупости, но признание прокурора Хомутовского неделю назад мне казалось ясным свидетельством скорого освобождения Василия Алексаняна. Это же логично: прокурор сообщает суду, что подсудимый болен СПИДом, и добавляет, что у его ведомства нет возражений против освобождения замученного зека. Скажем, под подписку о невыезде. Ибо смертная казнь в России отменена, пытки официально не применяются, следовательно, что же остается? Даже в голову поначалу не приходило, что этот Хомутовский разглашает диагноз просто так. Для того, казалось, и разглашает, чтобы имелись основания для госпитализации Алексаняна в нормальную больницу.
Собственно, я и сейчас надеюсь, что на первом же заседении суда по существу дела бывшего вице-президента НК "ЮКОС" его освободят.
В конце концов даже Путин, спрошенный про Литвиненко, что-то такое стал говорить про смерть как трагедию для любого человека и его семьи. То есть прятал свое злорадство за обтекаемыми приличными фразами в духе абстрактного гуманизма. Понимал, что открытое выражение чувств непрактично.
А тут вот как. Прокурор извещает публику о СПИДе просто для того, чтобы поглумиться над обреченным. Он разглашает врачебную тайну, после чего просит суд оставить подсудимого в тюрьме. Он не видит в этом ни логической, ни юридической, ни моральной неувязки. И судья не видит. И полуослепшего Алексаняна отвозят обратно в камеру. Мучиться от невыносимых болей, задыхаться от отчаяния, умирать.
Случай беспрецедентный.
Все-таки зрелая советская власть, хоть и травила своих политзеков количественно куда погуще, до таких вещей не доходила. Зрелая советская власть упорно, хотя и безуспешно боролась с клеветой на наш политический и общественный строй. Если она сажала и гнобила врагов, порой до смерти, то вдали от газет и телекамер. И если уж умирали в заключении Юрий Галансков, Василь Стус или Анатолий Марченко, то зрелая советская власть понимала, что это удар по имиджу государства. Она могла удавить инакомыслящего в подворотне, но тогда это принято было списывать на хулиганов. Она была злобной как бультерьер и стеснительной как барышня одновременно, наша родная советская власть.
Я не помню ни одного открытого процесса, даже в сталинскую эпоху, чтобы смертельно больного человека вывели на суд, объявили, чем он болен, и отправили обратно в камеру. Такого могли расстрелять - безо всякого суда, чтобы не наносил своей тяжкой болезнью и внешним видом ущерба счастливой стране и не портил настроения знатным иностранцам. Доходягу могли и в лагерь посадить, но опять-таки втайне, и родных известить лет через двадцать, что умер, не дожив до освобождения. Все могли. Но в тишине, в немоте, во тьме кромешной.
Сегодня же наблюдается путаница. Смешение жанров, стилей, эпох. Прямые подлости и гнусности, что в международной политике, что во внутренней, совершаются при большом стечении телекамер, в открытую, с паучьей серьезностью или резким оздоровляющим смехом. На ярко освещенной сцене под звон колоколов веселая гопота ногами добивает упавшего. Типа и бог есть, и все дозволено.
Однако даже в этом смысле дело Алексаняна ставит какой-то новый рекорд, еще недостижимый в прежних делах, связанных, например, с тем же "ЮКОСом". Такого соединения горбачевской гласности с гестаповской беспощадностью мы еще не наблюдали. Путь от липовых садистских приговоров к садизму в чистом виде, да еще с примесью эксгибиционизма, пройден всего за несколько лет.
Разумеется, нечто рациональное во всем этом безумии тоже можно найти.
Василий Алексанян утверждает, что давно бы уже вышел на волю, если бы согласился свидетельствовать против Ходорковского на новом процессе. Что его убивают из мести за несговорчивость. И все же безумия в этой жестокости столько, что в ней растворяется без остатка любой смысл. Ведь уже почти убили, зачем же дотаптывать?
Нет, я не противоречу себе. Я действительно надеюсь, что если Алексанян доживет до процесса, то будет освобожден в зале суда. Хотя бы по той причине, что убийство оппонента, как однажды догадался Путин, иногда приносит ему больше вреда, нежели критика из уст еще живого врага. Я надеюсь, что прагматизм окажется сильнее страсти к бессмысленному мучительству. Понимаю, что глупость, но больше надеяться не на что.
204
комментария
|
Обсудить
Дословно
Василий Алексанян
Из выступления в Верховном суде 22.01.2008
Я хочу прекратить инсинуации по поводу моих отказов от лечения. Тому, кто это утверждает, я хочу отдать свое тело на 10 минут, чтобы он те муки адовы пережил, которые я переживаю. Только умалишенный человек может такое говорить. Чтобы он от боли на стенку лез, и ему не помогали никакие лекарства. Пусть у него совести хватит мне в глаза посмотреть.
...22 ноября 2006 года прокуратуре стало понятно, что с Алексаняном проблемы. Потому что болезнь единственная имеет юридическое определение в законе – смертельное, неизлечимое заболевание. Это приговор, который нельзя обжаловать. Смерть не обжалуется. Я готов за каждое свое слово ответить, что я сейчас произнесу.
Тогда предварительное следствие находилось полностью под контролем прокуратуры. И что происходит? 28 декабря 2006 года меня под предлогом ознакомления с какими-то материалами вывозят в здание Генеральной прокуратуры. Я объясняю, почему я до сих пор в тюрьме и для чего я сижу, умирая здесь. И следователь Каримов Салават Кунакбаевич лично (как оказалось, тогда он только готовил новые абсурдные обвинения против Ходорковского и Лебедева) предлагает мне сделку. Адвокаты здесь присутствуют. При них меня привели к нему, нас оставили одних. Он мне сказал: руководство Генеральной прокуратуры понимает, что вам необходимо лечиться, может быть, даже не в России, у вас тяжелая ситуация. Нам, говорит, необходимы ваши показания, потому что мы не можем подтвердить те обвинения, которые мы выдвигаем против Ходорковского и Лебедева. Если вы дадите показания, устраивающие следствие, то мы вас выпустим. И предложил мне конкретный механизм этой сделки. Вы пишете мне заявление, чтобы я перевел вас в ИВС на Петровке, 38, и там с вами следователи недельку или две активно поработают. И когда мы получим те показания, которые устроят руководство, мы обменяем их, как он выразился, подпись на подпись, т.е. я вам кладу на стол постановление об изменении меры пресечения, а вы подписываете протокол допроса. При этом он меня всячески убеждал это сделать и демонстрировал мне титульные листы допросов якобы других лиц, которые согласились помогать следствию. Но я не могу быть лжесвидетелем, я не могу оговорить невинных людей, я отказался от этого. И я думаю, какое бы ужасное состояние мое ни было сейчас, Господь хранит меня, потому я этого не сделал, я не могу так покупать свою жизнь.
Дальше мне резко ухудшили условия содержания. Вот этот изолятор СИЗО № 99/1 - это спецтюрьма, она вообще не публичная, ее еще найти надо. Там сидит не больше ста человек в самый пиковый период. Меня в таких камерах держали! Они еще Берию помнят и Абакумова! Там плесень, и грибок, и стафилококк съедают заживо кожу вашу. Это притом, что люди знают, что у меня иммунитет порушен. Это фашисты просто!
...Я прошу меня выслушать. Вы меня извините, Ваша честь, я перед Верховным судом тоже не в первый раз, и каждый раз мне добавляется один, два, три диагноза, сколько может выдержать человек?! В апреле месяце следователь Хатыпов – я называю фамилию, потому что эти люди когда-нибудь должны понести ответственность - говорит моей защитнице, присутствующей здесь: пусть он признает вину, пусть он согласится на условия и порядок, и мы его выпустим. Все это время, между прочим, мне не то что лечение не назначали, меня не хотели вывозить даже на повторные анализы. Это пытки, понимаете. Пытки! Натуральные, узаконенные пытки! Они говорят, я отказывался от лечения! Это бред!
...В июне месяце (2007 года. - Ред.) тяжелое обострение началось. Три недели каждый день я умолял, чтобы меня вывезли к врачу. А они вместо этого даже ограничивали передачу мне обычных лекарств, которые боль снимают, болевой шок. Понимаете, что они делали! Дьявол в деталях. Меня морили голодом, холодом, я год одетый спал. Два градуса, три градуса. Вода по стенам течет. Плесень. Это XXI век. Вы что делаете! Ну, не вы, а власти. Что делаете?!
...Довели до того, что врачи уже с ужасом на меня смотрят... За время, пока я здесь, я еще три диагноза тяжелых получил. Понимаете, вместо того чтобы меня госпитализировать в МГЦ СПИД. В чем проблема? А проблема, оказывается, в том, что 15 ноября мне продлили срок содержания под стражей, а 27 ноября ко мне заявилась следователь Русанова Татьяна Борисовна, которая всегда была помощницей ближайшей Салавата Кунакбаевича Каримова, который сейчас советник генпрокурора Чайки, если кто не знает. И сделала мне опять то же самое предложение, в этот раз в присутствии одного из моих защитников, который сейчас в зале находится: дайте показания, и мы проведем еще одну судебно-медицинскую экспертизу и выпустим вас из-под стражи. Это преступники! А когда Европейский суд вынес свое указание немедленно меня госпитализировать, она (следователь Русанова. - Ред.), уезжая в командировку, передает моему адвокату через следователя Егорова, который ходит ко мне: предложение остается в силе. Плевать они хотели на Европейский суд! Им надо из меня показания выбить, потому что им процесс нужен постановочный... А я не буду лжесвидетелем. И лгать я не буду. И оговаривать невинных людей я не буду, мне неизвестно ни про какие преступления, совершенные компанией "ЮКОС" и ее сотрудниками. Это ложь все.
Никто не собирался меня лечить. Я никогда не отказывался от лечения, я не самоубийца. Я еще раз повторю: тот, кто это утверждает, пусть попробует хоть часть мучений, которые я здесь вынес. У меня маленький ребенок на иждивении 2002 года рождения. Это я не хочу лечиться?! Я не хочу жить?! Это ложь. И я прошу вас раз и навсегда забыть про эти инсинуации и никогда их не использовать. Сколько я попыток предпринял, чтобы получить это лечение.
...Я прошу Верховный суд показать, что в России есть правосудие, что не надо российским гражданам идти помирать на ступенях Европейского суда, чтобы добиться какой-то справедливости. Что ее можно добиться здесь, в Москве, в вашем зале. Покажите это. Уж сколько можно костями мостить страну. У меня еще суд не начался, между прочим, какое же это предварительное заключение?! Два года в тюрьме искалеченный человек! Спасибо за внимание.
Статьи по теме
Посадист
В конторе, откуда родом наш президент и прочие лучшие люди страны, садизм, то есть, страсть к чужим страданиям, традиционно, со времен опричнины, служил признаком нормы. Разве что этим можно объяснить новое дело Ходорковского-Лебедева.
Слабоумные садисты
В жестокости власти – залог ее устрашающей безальтернативности. В ее слабоумии – надежда на освобождение от мучителя, слишком увлекшегося своими играми и потерявшего контроль – над собой и над страной.
Новости по теме
