Дословно

Ольга Кудешкина

Годы работы в Мосгорсуде вселили в меня серьезные сомнения в существовании независимости суда в Москве. Случаи, когда по делам, представляющим не только большой общественный интерес, но и по делам, затрагивающим интересы каких-либо значимых влиятельных лиц или конкретных групп оказывается на суд давление с целью принятия нужного решения, не так уж редки в Москве.

И такое давление на судей с целью принятия нужного решения исходит чаще всего именно от председателя суда, то есть от непосредственного руководителя суда. И молчание судей об этом отнюдь не свидетельствует, что такие факты отсутствуют.

Для многих не секрет, что судья, именуемый в законе независимым носителем судебной власти, зачастую оказывается в положении обычного чиновника, подчиненного председателю суда. Отсюда и боязнь открыто выступить или заявить об оказании на кого-либо из судей председателем суда давления с целью принятия нужного решения, так как это может повлечь для конкретного судьи всевозможные негативного последствия. От невыплаты премии, непредоставления жилья, то есть квартиры, и до прекращения его полномочий.

Многие, наверное, слышали об уголовном деле по контрабанде мебели, поступавшей в крупные торговые центры г. Москвы. Это "Три кита" и "Гранд". Ущерб от этого преступления, определенный следствием, составил несколько миллионов рублей. Среди тех, кем заинтересовалось следствие, возглавляемое следователем Зайцевым, были личности весьма влиятельные и известные. Это дело получило большой резонанс в связи с тем, что Генеральная прокуратура в срочном порядке изъяла из производства следственного комитета МВД РФ данное уголовное дело, а к уголовной ответственности привлекла следователя Зайцева.

Первоначально Мосгорсуд, рассмотрев дело, оправдал Зайцева. Более того, суд в приговоре прямо указал, что действия работников самой Генеральной прокуратуры при расследовании данного дела порой не соответствовали закону, а иногда прямо нарушали его. Таким образом, престиж Генеральной прокуратуры в глазах общественности был серьезно подорван. Коллегия Верховного Суда приговор отменила и направила дело в Мосгорсуд на новое судебное рассмотрение. В своем определении судебная коллегия указала, на что необходимо обратить внимание суду при новом рассмотрении дела. Дело без объяснения причин, уже в ходе рассмотрения его, было изъято из моего производства по личному указанию председателя Мосгорсуда Егоровой.

Обычной практикой это не является. Судья, который принял к производству какое-то дело, и должен закончить его рассмотрение.

В судебном заседании суд стал исследовать доказательства по делу, представленные обвинением, стал допрашивать потерпевших. Но государственный обвинитель, представитель Генеральной прокуратуры, наверное, счел, что показания потерпевших свидетельствуют не в пользу обвинения. Поэтому он стал делать все, для того чтобы сорвать процесс. С таким поведением прокурора в судебном заседании за 20 лет судебной практики я столкнулась впервые. Сначала его поведение было направлено на то, чтобы не дать возможность суду полно, всесторонне и объективно, как этого требует закон, исследовать все обстоятельства дела. Он, по существу, пытался поставить суд в жесткие рамки – какие вопросы можно задавать потерпевшим, а какие нельзя. То есть суд выясняет вопросы, без которых, я считаю, невозможно полно, всесторонне и объективно исследовать это обстоятельство, так он тут же начинает заявлять немотивированные отводы, немотивированные ходатайства и т.д. Когда же государственный обвинитель понял, что ему не удается поставить суд в такие жесткие рамки, то есть исследовать только те доказательства и в том ракурсе, в котором он бы желал, то он стал безосновательно заявлять отводы мне, народным заседателям, всему составу суда. При этом содержания ходатайств об отводе носили унижающий, можно сказать, просто оскорбляющий суд характер. Обстоятельства, на которые он ссылался при этом, явно не соответствовали действительности, о чем заявили в судебном заседании при обсуждении этих ходатайств все участники процесса, в том числе и потерпевшие.

Неудивительно, что такое поведение государственного обвинителя просто выбило из колеи народных заседателей, двух пожилых женщин, неискушенных в таких юридических тонкостях. И обе они, не выдержав такого неприкрытого давления, заявили о своем самоотводе. Одна из них, в связи с ухудшением состояния здоровья, просто вынуждена была обращаться за врачебной помощью. Кстати, она и сейчас находится в больнице. Я не имею в виду, что она все это время там находилась, но в настоящее время она лежит в больнице.

По закону суд может противостоять таким демаршам. Суд мог обратиться к Генеральному прокурору о замене государственного обвинителя в процессе, указав на его поведение в судебном заседании. Но именно в этот момент меня вызвала к себе в кабинет председатель Мосгорсуда Егорова. Она, по существу, стала требовать от меня объяснений, почему мы, я и народные заседатели, задаем потерпевшим те или иные вопросы, принимаем именно такие, а не иные решения. Уголовное судопроизводство в России, согласно закону, должно строиться на принципе состязательности сторон, при котором суд не выступает ни на стороне обвинения, ни на стороне защиты. Мне же явно было продемонстрировано, кто и на чьей стороне выступает. Мне в явной форме дали понять, что в данном случае председатель Мосгорсуда и руководство Генпрокуратуры по данному делу действуют едино, имеют в этом деле общий интерес. А значит, Егорова, как и Генпрокуратура, заинтересована в осуждении Зайцева. Какие основания у меня об этом заявлять? Существо разговора, о чем она разговаривала со мной, просто ошеломило меня. Как я сказала, по закону любое вмешательство в деятельность суда недопустимо и преследуется по закону. Но Егорова вызвала, зная, что я рассматриваю дело, стала выяснять конкретно, кто какие вопросы задает, и почему задают эти вопросы, почему суд принимает те или иные решения. Это уже непосредственное вмешательство в судебную деятельность. Более того, при мне Егорова стала вести переговоры, как я поняла с ее слов, с первым заместителем Генерального прокурора РФ Бирюковым.

Заседатели, две пожилые женщины, которые уже многое повидали на своем веку, были просто потрясены происходящим. Они сразу написали заявление о том, что они не считают больше возможным участвовать в судебном заседании. Как причину самоотвода в своих заявлениях указали безобразное поведение представителя Генпрокуратуры, которое они рассматривают как прямое давление на суд с целью принятия нужного решения. По закону такие заявления об отводе рассматриваются в совещательной комнате. Туда суд и удалился. А события, которые имели место в дальнейшем, во всяком случае, в моей 20-летней судебной практике аналогов вообще не имеют. Из совещательной комнаты, тайна происходящего в которой охраняется законом, меня вновь вызвала председатель Мосгорсуда, которая потребовала от меня объяснений о том, почему суд находится в совещательной комнате... Но главное же, она потребовала от меня, чтобы к материалам дела не приобщались письменные заявления народных заседателей о самоотводе, в которых они указывают на оказание давления на них в процессе со стороны представителя Генпрокуратуры. Кроме того, мне было заявлено, чтобы в протоколе судебного заседания не было отражено то поведение государственного обвинителя, которое на самом деле имело место, и не было отражено тех ходатайств, которые он заявил, можно сказать, просто в скандальной форме.

По существу, меня толкали на фальсификацию материалов дела. Более того, мне было предложено председателем суда, чтобы строптивые народные заседатели просто не явились в процесс. И, таким образом, заседатели в процесс не явятся, и процесс сорвется сам собой. И дело не будет уже рассматриваться судом в таком невыгодном для Генпрокуратуры и Егоровой составе. Значит, заседание суда или рассмотрение дела прекратится без всяких самоотводов со стороны народных заседателей.

Ни одно из указаний председателя суда я не выполнила. Заявления народных заседателей о самоотводе, в которых они указали на оказание давления на них со стороны представителя Генпрокуратуры, были приобщены к материалам дела. Самоотвод народных заседателей суд принял и в определении указал причину заявления такого самоотвода.

'Эхо Москвы', 1.12.2003