Что говорить, вопрос о смертной казни у нас назрел. Назрел в Кремле, в Думе, в обществе. Любого разбуди среди ночи, спроси: "Как быть с самоубийцами? Мочить, что ли?.." "Мочить!" – ответит, не просыпаясь. Статистическая погрешность, как говорится, в пределах 3%.

Так сложилось исторически.

Специалисты полагают, что тягу к смертной казни мы переняли у татаро-монгольских захватчиков. Хотя казнили и раньше, но при татарах и позже это занятие стало делом государственного значения. При Иване Грозном сжигали, вешали, колесовали, кипятили в масле, вине и воде; закапывали женщин живьем за супружескую измену. Петр I в своих воинских артикулах и прочих актах нашел 123 случая, годных для высшей меры социальной защиты. При гуманной Елизавете запарывали насмерть кнутом. Добрая Екатерина, ненадолго отвлекшись от переписки с Дидро, издавала указ о четвертовании подпоручика Мировича – врага народа. При Николае Павловиче таких вешали, а тех, кто попроще, забивали шпицрутенами. Вешали и расстреливали весь XIX век и чуть позже, а новое столетие подарило Родине столь разнообразные способы государственного убийства, что затмило собой всю историческую ретроспективу. Читайте "Архипелаг ГУЛаг" великого нашего писателя-гуманиста – убежденного ныне сторонника смертной казни.

В этом смысле мораторий на узаконенное убийство, принятый при Ельцине, – событие глубоко нам чуждое. Как монголо-татарское иго. Навязанное нам Западом в обмен на членство в Совете Европы и прочие излишества, которые непонятны абсолютному большинству сограждан. Этот антинародный мораторий чуть не с первого дня после его принятия народные избранники пытаются отменить. Власть, которая у нас со времен Палкина единственный европеец, этому противостоит как может. Не испытывая, впрочем, ни малейшего сердечного сочувствия к европейским ценностям, но понимая, что на современном этапе казнь и дипломатия – две вещи несовместные. Слишком велика политическая цена, чтобы ради всяких там чикатил и радуевых отменять мораторий. При том, что радуевы в тюрьмах наших живут недолго.

Однако теперь, после Беслана, ситуация меняется. Лозунг дня для слабой власти – доказать свою силу и крутизну. Это заметно в законотворческой деятельности Кремля: избранных губернаторов и депутатов-одномандатников в стране больше не будет. Это слышится в шаляпинском басе нашего главного дипломата, который затянул в адрес союзников по контртеррористической операции такие арии, что сотрясается сцена. В мире стремительно холодает; отдельные особенно чуткие эксперты уже заговорили о новой холодной войне.

И тут главная загадка быстротекущего времени. Дело в том, что в современной России вопрос о зеленке, помазанной на лоб, – это проблема одновременно внутри- и внешнеполитическая. Теряющий популярность Путин, без сомнения, отыграет себе немало очков, если вернет нам смертную казнь, которую мы потеряли. При этом Россию живо изгонят из Совета Европы, а может быть, и "восьмерки", что сразу отразится на мировом климате. Сразу и много потеряет Европа, куда вновь вернется страх перед нашей ядерной непредсказуемостью, как в андроповские времена. Еще больше потеряем мы, причем потери будут тоже крупномасштабны: от инвестиций до столь болезненно воспринимаемой в Кремле темы, как имидж России за рубежом. С имиджем просто беда будет.

Оттого власть наша сегодня в раздумьях. Ее метания отражает колеблющийся вместе с линией партии председатель Думы Борис Грызлов. С одной стороны, он солидарно со своими депутатами как бы инициирует рассмотрение вопроса о введении смертной казни за терроризм. С другой стороны, сам Грызлов, положа руку на сердце, смертную казнь не одобряет. "Обстоятельства, которые сегодня имеют место, заставляют к этому вопросу возвращаться вновь и вновь", – объясняет главный единоросс. Обстоятельства сильнее убеждений. Ну, а решение, по вековой традиции, будет приниматься в Кремле, где слабый человек на царской должности опять станет выбирать – между татарами и варягами, между чувством и разумом, между собакой и волком.

Смертная казнь - Досье Граней.Ру