Новая волна интереса к уотергейтскому делу, захлестнувшая в эти дни Америку, до России докатилась мелкой рябью в подборках второстепенных новостей. Неинтересно. Собственно, даже непонятно, с чего это вдруг президент Никсон собрал пожитки и съехал раньше срока из Белого Дома. Из-за статеек в газетах? Так не бывает. Да вот бывает. И он еще вовремя ноги унес. Вполне мог угодить за решетку.

Значение Уотергейта для США сравнимо со значением XX съезда, перечеркнувшего своими двумя крестами эпоху беззакония. Конечно, президентство Никсона ни в коей мере не напоминало кровавую оргию сталинизма. Это была медленная эрозия демократии; она, как ржа железо, подтачивала конституционные устои государства. Но в конце концов система сработала, конструкция оказалась устойчивой.

Президент США обладает огромным объемом полномочий. Однако они уравновешиваются полномочиями двух других ветвей власти. Система сдержек и противовесов работает неидеально; в зависимости от личности президента, расклада сил в палатах и политических обстоятельств баланс изменяется то в пользу Конгресса, то в пользу администрации. Этим перетягиванием каната президент и законодатели занимаются постоянно, но при этом соблюдают правила игры. Ричард Никсон начал играть против правил. Тихой сапой он совершал постепенный государственный переворот - к авторитарному или, по выражению историка Артура Шлезингера, "имперскому" президентству.

В наше время ни одно должностное лицо в Америке не возьмется за грязные дела, которые поручал своим подчиненным Никсон. Такое законопослушание - прямой результат Уотергейта. Когда журналисты Вудворд и Бернстайн начали докапываться до истины, они не представляли, куда заведет их этот подкоп. Они расследовали скандальный, но мелкий эпизод, а раскрыли заговор против демократии. Клевреты Никсона вели настоящую тайную войну с политическими оппонентами: без всяких ордеров и законных поводов занимались слежкой и прослушкой, устраивали обыски в служебных кабинетах, фальсифицировали документы, а когда попались, стали с такой же наглостью заметать следы.

Вудворд и Бернстайн разматывали дело два года. За это время у них, надо полагать, не раз опускались руки. Многого они так и не узнали. И даже расследование, которое учинил Конгресс в ответ на публикации, не выявило всех деталей. В полной мере вся глубина морального падения Никсона стала ясна из магнифонных пленок, которые он так не хотел отдавать Конгрессу, утверждая, что их не существует. Он действительно распорядился уничтожить записи, но этот приказ не был исполнен - его подручным пришло время спасать собственную шкуру.

Исключительную роль в разоблачении Никсона сыграл человек, 30 с лишним лет скрывавшийся под псевдонимом "Глубокая Глотка" и наконец решившийся раскрыть свое инкогнито - Марк Фелт. Он был вторым лицом в иерархии ФБР и по долгу службы курировал дело об уотергейтском взломе. Он видел, что Белый Дом пытается направить следствие по ложному следу, терпел сильнейшее давление сверху. Когда ему позвонил Вудворд, Фелт уже созрел для решения - он стал тайным информатором журналиста.

О мотивах Фелта Вудворд, по его словам, не думал - ему было просто некогда предаваться размышлениям. Во всяком случае среди этих мотивов не было жажды скандальной славы, иначе Фелт не молчал бы так долго. Сегодня в Америке кипит дискуссия: предатель Фелт или герой? Да, он, конечно, оказал стране величайшую услугу, но ведь при этом пошел на грубое нарушение служебного долга. Юристы говорят, что по тогдашнему закону Фелт мог получить до 10 лет тюрьмы, однако срок давности, пять лет, давно истек. Сегодняшний закон гораздо суровее, но обратной силы не имеет. Марк Фелт подлежит теперь лишь моральному суду. Каждый волен вынести ему свой собственный вердикт. Высшие должностные лица нынешней администрации, известные своим рвением в борьбе с утечками информации, высказать свое суждение затрудняются: и президент Буш, и министр обороны Рамсфелд заявили, что плохо знакомы с подробностями дела. Рамсфелд добавил, что сообщать о неполадках в пробирной палатке, конечно, надо, но весь вопрос - кому собщать.

Иными словами, Фелт должен был рассказать о своих подозрениях начальству. Но в том-то и беда, что рассказать было некому - во главе заговора стоял сам президент, а непосредственный начальник Фелта действовал по его указке. Чиновнику, который не в состоянии сохранить лояльность президенту, полагается выйти в отставку, а уж потом заниматься обличениями. Но в этом случае Фелт лишился бы контроля за расследованием - ему уже не некому, а нечего было бы рассказывать. Куда ни кинь - везде клин.

Решение Фелта в конечном счете было абсолютно конституционным, и еще неизвестно, как посмотрел бы на этот казус суд. Практика свидетельствует, что при подобной коллизии законов приоритет принадлежит праву народа на информацию.

Сегодня в России рейтинг этого права ниже многих других, материальных прав - на образование, здравоохранение, на труд, на пенсию. Но штука в том, что, отобрав у народа свободу слова, можно отбирать и все остальное - он уже не сможет сказать, что недоволен.

Уотергейт остается непревзойденным образцом эффективности прессы. Уже несколько поколений журналистов пытаются повторить успех Вудворда и Бернстайна. В позапрошлом году английский журналист Эндрю Гиллиган попробовал свалить Тони Блэра, якобы уличив премьера в давлении на разведку. Гиллиган не знал, что лживая журналистика никого свалить не в силах, она может лишь опозорить автора. По крайней мере так обстоит дело в демократических странах. И это тоже урок Уотергейта.