"Погром" - слово интернациональное. Что-то вроде понятий matryoshka и zakouski. Оно, впрочем, постепенно уходит из нашего речевого оборота, считаясь категорией скорее исторической, о которой теперь пишет почти исключительно Солженицын. Но, очевидно, слишком рано списывать погром со счетов, о чем красноречиво свидетельствует бойня, устроенная в спальном районе Москвы вечером 30 октября фашиствующими молодыми людьми.

Похожая история - с разгромом "кавказских" рынков - уже случилась сравнительно недавно и тоже в одном из окраинных районов. Чем, кстати, тот сюжет закончился и понес ли кто-нибудь ответственность - неизвестно, хотя арестов было много. Теперь история повторяется, и можно смело говорить о некоей тенденции. Тенденции погромной.

Безусловно, выброс кипящей агрессии, который наблюдался между станциями метро "Царицыно", "Каширская" и "Каховская", мог быть подогрет "чернофобией", питающейся своеобразными представлениями о корнях событий 11 сентября и ежедневными сводками о бен Ладене, письмах с порошком, демонстрацией афгано-пакистанских пейзажей, попытками связать происходящие мировые катаклизмы еще и с Чечней и т.д. "Исламский след" в одном из погромов очевиден - целенаправленно били афганцев, попутно досталось индусам (очевидно, за сходство с телевизионными образами террористов в чалмах) и армянам (просто за фенотип). Но когда повторяются сценарии открытых, на глазах милиции, расправ с "черными", когда Москва все чаще сталкивается со столь вызывающе бесстыдными проявлениями ксенофобии, когда одичание широких трудящихся масс выплескивается не только на рынках, но уже и в метро, появляется моральное право на тревожные констатации: фашизация достигла критических масштабов, если и дальше правоохранительные органы будут смотреть на проявления крайних форм национализма сквозь пальцы, московский мегаполис окажется непригодным для жизни местом.

Бытовая ксенофобия свойственна любому народу. У русских она нередко оказывается неагрессивной и незлобивой. Вспомним довлатовского персонажа: "Все говорили - еврей, еврей, а оказался пьющим человеком". На московских стадионах слегка разогретые пивом граждане кричат: "Убейте негра!", но поскольку почти у каждой уважающей себя российской команды высшей лиги есть или свой черный бразилец или африканец, ничего страшного в этом нет. "Своих" негров любовно называют "Максимка" (нападающий "Спартака" Робсон) или вообще "Леха" (защитник "Локомотива" Лекхето). Но, как выясняется, путь от бытовой ксенофобии к погромам, мотивированным идеологически, весьма короток - достаточно одного прогона между станциями метро. И определить границу между юмористически добродушной "чернофобией" и уголовными вспышками фашистской агрессии очень непросто. Эту границу легко переходят. И в действие вступают статьи Уголовного кодекса. Массовые беспорядки, хулиганство, убийство, далее везде. Не используется только одна статья - разжигание межнациональной розни. Причины перепутываются со следствиями. Ведь в данном случае убийство человека - это следствие яростной ксенофобии. Значит, и бороться нужно с причинами. Иначе последствий, кровавых последствий, будет слишком много.

В зубах уже навязли разговоры о якобы несовершенном законодательстве, которое все почему-то никак не может поставить барьеры на пути политического экстремизма. О том, что нельзя наказывать за убеждения. О том, что у нас нет почвы для проявлений фашизма. Законодательство есть, и его можно применять. Фашизму - как грязи. А за убеждения, безусловно, надо наказывать. Чтобы потом не расхлебывать последствий многочисленных и очень жестоких погромов.

Все, как всегда, упирается в человеческий фактор. Пока прокуроры, милиционеры, оперативники, судьи, фээсбэшники остаются тайными, а то и явными симпатизантами ультранационализма, дела (в обоих значениях слова - юридическом и обывательском) с места не сдвинутся. А pogroms... Погромы будут продолжаться.