Евгению Евтушенко 70 лет – прямо не верится. И правильно не верится: на самом деле поэт на год старше. Однако точны, как известно, только паспортные данные, так что официальный юбилей Евгения Александровича приходится именно на этот день – 18 июля 2003 года. Его и будем праздновать, не веря.

Ибо у поэтов свои возрастные градации. Скажем, лирический герой Давида Самойлова – зрелый, взрослый, но не старый человек. Бродский стар и в ранних своих стихах. Евтушенко "непростительно молод" и в поздних. Вечный возраст поэту диктуют стиль, эпоха, судьба. Евтушенко олицетворяет в памяти читательских поколений такие понятия как "оттепель", "весна", "юность". Включая известный журнал... С тех давних пор Евтушенко – это не только имя, но и слово, в которое разнообразные ценители его таланта вкладывают свой персональный смысл.

Перечислять все его противоборствующие значения и оттенки можно долго: восхищение, ненависть, сочувствие, презрение, благодарность, зависть, раздражение, добродушная ирония, злобный сарказм. Говоря покороче, синоним слову "Евтушенко" – слава. Эпитет к ней по желанию можно подобрать любой.

Самое печальное для юбиляра в этих поисках прилагательного – о поэзии речь почти не идет. Сам Евгений Александрович как-то обмолвился, что 70% его стихов – это "искренний мусор". Процент мусора великоват. Зато для историков, исследующих перипетии развития советского общества в хрущевские и брежневские времена, имя и судьба Евтушенко – важный источник познания. Как для современников его рифмованная публицистика служила точной информацией о границах дозволенного и о настроениях в лагере идеологических карацуп.

Он собирал полные залы и стадионы не потому, что после эпохи ГУЛАГа советский народ потянулся к стихам. Он обретал мировую славу, ненависть и любовь тем, что олицетворял свободу – в ее дозволенных и непредсказуемых рамках. И сам расширял эти рамки, порой прошибая лбом стену. Однако те статьи идеологического кодекса, которые беспощадно карают за переход границы как за предательство, он чувствовал кожей и почти никогда не нарушал. А если переступал, печатая на Западе автобиографию, осуждая оккупацию Чехословакии или протестуя против изгнания Солженицына, то всегда каялся. Столь же искренне, как и грешил. Чтобы согрешить снова.

Я устал от лакейской породы
И махания кулаков.
"А з-за ск-колько ты Р-родину пр-родал?" -
Так и дергался Михалков.

Усталой загнанности в этих невеселых строках больше, чем злопамятности. Родину Евгений Александрович не продавал никогда, ни за какие деньги. Себя и других – случалось. И тут он почти всегда знал, за что, почем и ради чего.

Немалая историческая заслуга Евтушенко заключалась в том, что он был первым советским диссидентом, освоившим печатный станок. Читатели самиздата исчислялись тысячами и проживали в больших городах. Но о "Наследниках Сталина" миллионы строителей коммунизма читали, раскрывая "Правду". Про "Бабий Яр" – с большой полосы "Литературки". Сам факт легальной публикации имел огромное воспитательное значение.

Государство со всеми своими армиями, стратегическими ракетами и спецслужбами играло с интеллигенцией в лукавые игры, дозволяя фронду в пределах зыбких, но строгих. Поэт принимал эту игру, не отвергая правил, но иногда делал вид, что чего-то недопонял. Он играл широко, сразу во все игры, стремясь сохранить славу, добрую репутацию, выездной паспорт и дружбу с сильными мира сего, и за это приходилось платить. Порой очень крупно – той же репутацией и даже лицом, которое с годами все больше становилось похоже на волчье. "Волчий паспорт" – название одной из недавних его книг. Евтушенко прожил жизнь одинокого волка, обманувшего егерей и самого себя, что в дни славного юбилея воспринимается как победа.

70 лет – возраст подведения предварительных итогов. Они разнообразны, даже слишком разнообразны для одной жизни. Вне всякого сомнения, Евтушенко – это имя, в котором гражданская смелость соединяется с конформизмом, что позднейшие комментаторы будут объяснять странностями эпохи и понятным стремлением поэта так сказать правду счастливым соотечественникам, чтобы не посадили и не выслали. Подобно многим шестидесятникам, Евгений Александрович пытался очеловечить советскую власть, но это было никому не под силу, не удалось и ему. А что касается чистого искусства, то здесь удач все же было больше. Особенно в те дни, когда поэт вспоминал о том, что не волк он по крови своей и Музу не продашь и не купишь.

Исторический человек, Евтушенко останется в литературе прекрасной книгой "Строфы века" – данью благодарной памяти русским поэтам прошлого столетия. А также целым рядом замечательных лирических стихов и отдельными строфами из циклопических поэм про пирамиды, турбины и нейтронную бомбу. Тоже немало, если вспомнить, сколько людей на планете пишут в рифму. И забыть про залы, стадионы и талант, растраченный в борьбе за успех.