Очередная годовщина Августа привычно вызывает чувства вялые и вялые мысли. Это не скука, не тоска и не печаль. Скорее тягостные размышления о времени, которое тянется в России как нигде в мире, успевая по пути перемолоть несколько эпох и снова закуклиться в самом себе. Вспомнить нечего, хотя голова болит от воспоминаний.

Время ползет медленно, как танк по Новому Арбату. Тогда, в 91-м прошлого века, эти грохочущие динозавры были нам в новинку, оттого так врезались в память. И хотя знающие люди долго потом разъясняли нам, что это были не танки, а преимущественно боевые машины пехоты, мы-то навсегда усвоили, что в августе вышли с гитарами против танков.

Запомнились и некоторые танкисты. Генерал Лебедь, который до самой смерти своей отбивался от наших попыток причислить его к героям и защитникам Белого дома, да и вообще был десантником. Или майор Евдокимов, который перешел на сторону восставшего народа, а после победы долго маялся без работы, и нашел ли - бог весть. Любили мы и авиаторов, и телохранителей, и депутатов. Маршала Шапошникова, например, который собирался бомбить Кремль, - за это и любили... А уж о Руцком, Коржакове, Хасбулатове и говорить нечего - на руках носили! Вместе с Ельциным Борисом Николаевичем и танком, на который он взобрался тогда. А вот что было дальше, на другой день и все одиннадцать лет подряд - как волной смыло. Переплелось с другими событиями, о которых лучше не вспоминать.

Только в душе и осталось: чувство страха и ощущение счастья, и все это за какие-то две ночи и три дня. Август как символ победы и радости, в чистом виде, без примесей. Одиннадцать лет спустя мы празднуем День победы. Дело вот в чем. До августа несколько поколений прожили, твердо зная, что их мнение обо всем, что происходит в стране и мире, никому кроме "органов" неинтересно. Оттого бежать на площадь и заявлять свою точку зрения было как-то не принято. Семеро смелых, вышедших к Лобному месту в августе 68-го, официально считались тщеславными сумасшедшими. Шумные акции горбачевской эпохи, где-нибудь на Манежной в защиту какого-нибудь Гдляна, были выражением смутных всенародных чувств, основанных на тяге к справедливости, но политически были слишком невнятны. Отстояв Гдляна, мы не знали, что с ним делать, куда дальше пойти. Страну, задолго до распада распавшуюся на молекулы, шатало и корежило. Перестройка была сложным временем, счастливо соединившим в себе свободу, бедность, растерянность и полнейший бардак. Мы явно шли вперед, но путь был неясен. Сложность угнетала.

И только в августе, когда на столичные улицы вдруг выползли БМП, которые мы дружно назвали танками, ситуация заметно упростилась, обрела ясные черты буржуазно-демократической революции. Краски исчезли, мир стал черно-белым. Бывшие статисты и посмертно реабилитированные жертвы внесудебных репрессий, мы вдруг стали активными участниками исторического процесса. Заблудившиеся между Горбачевым, Ельциным и набиравшим уже тогда силу лозунгом "все - козлы", мы вдруг ощутили то, о чем, оказывается, мечтали всю жизнь: пафос борьбы. Мы нашли в себе богатейшие залежи веры. Мы почувствовали, что будущее нашей страны - в наших руках. Что возвышенные строки любимого барда - "Cмеешь выйти на площадь в тот назначенный час?" - это, оказывается, не для кухонь, это для площадей. Мы их пели тогда под стенами белокаменного монстра, готовые разбежаться при первых звуках танковой пальбы, но так и не дождались штурма, и пили потом еще три дня напролет, и сами себе казались героями.

А потом, вернувшись с фронта на ту же кухню, мы сели ждать не наград, но демократических преобразований. Мы прозревали рай на русской земле в обозримые исторические сроки. Наступало время великих надежд. Совсем ничего не понимая в происходящем, мы радостно приветствовали каждый новый день, и каждый новый день приносил нам только радость: уход Горбачева, распад СССР, приватизация, повышение цен, массовое ограбление трудящихся...

Не любя ни трудящихся, ни Горбачева, ни СССР, мы с восторгом наблюдали, как новые молодые кадры, почти наши ровесники, усаживаются в старые кресла и уже начинают рулить под мудрым руководством того, кто стоял на танке. Вот это все как раз и не хочется вспоминать. И не потому, что дальше случилось нечто ужасное, перечеркнувшее нашу победу. Просто дальше ничего особенно нового в русской истории не случилось, и это было грустнее всего. Не сбылись ни надежды, ни страхи. Ни черта не сбылось.

Народ, который по поводу предстоящей даты опросили социологи из ВЦИОМа, высказался про наш Август более чем определенно. Большинство до сих пор не сумело "разобраться в ситуации" или затруднилось с ответом, сочтя те события внутренней разборкой властей, а четверть сограждан вообще оценила поражение старичков-гэкачепистов в жанре трагедии, гибельной для страны. Нас, которые называют август 91-го "победой демократической революции, покончившей с властью КПСС", всего каких-то 9 процентов. Тогда казалось, что больше. Теперь видим, что в самый раз.

Народ сер, но мудр. Мудр, но печален. Ползучий многолетний переворот, который привел к власти человека из крючковского ведомства, не принес ни чувства катастрофы нам, проигравшим, ни торжества ему, победителю. Жизнь осталась такой же, какой была всегда: вязкой, тяжелой, непредсказуемой. "Время, в котором стоим", как говорят чегемцы у Искандера, ползет как танк, уезжающий куда-то в ночь по улице Чайковского.

Полковник президента мочит - Грани.Ру, 20.08.2001
Чистота помыслов, например - Грани.Ру, 17.08.2001
Музей другой революции - Грани.Ру, 17.08.2001
Декабристы на букву "м" - Грани.Ру, 17.08.2001
Ряд волшебных изменений (справка Граней.Ру)
Члены ГКЧП: жизнь после путча (справка Граней.Ру)
Суд над прошлым (досье Граней.Ру)