Но вначале о том, как получил "помилование" я сам.

Меня осудили в 1983 году. Согласно обвинительному заключению, мое «преступление» продолжалось 10 лет и за 10 лет, будучи «подпольным адвокатом преступников», я устно совершил более 200 правонарушений. Но все это время за мною тайно следила группа сотрудников КГБ под руководством Альберта Кузьмича Шевчука и никакого криминала не обнаружила. После ряда международных скандалов диссидентов в "психушку" уже не сажали, и мне можно было не опасаться, что мою логику сочтут противоестественной. В этом и была моя ошибка. Надо сказать, что наша советская следственно-карательная система отличалась исключительной простотой и дешевизной. Я сидел в Бутырке. Там имелись камеры (так называемые «пресс-хаты»), в которых специально отобранные уголовники мучили обвиняемых, добиваясь, чтобы те помогали следствию себя обвинить. А поскольку я был чрезмерно невиновен, то в моем конкретно случае получалось, что «пресс-хата» неминуема (у следователя просто не было иного выхода). И вот с учетом всех обстоятельств я решил "признать" вину. Но мое "признание" фактически равнялось отрицанию. Я рассуждал так: «Если арестовали - значит, виновен. А то, что я не знаю, в чем моя вина, вовсе не означает ее отсутствия. Более того, это может служить даже обстоятельством, отягчающим вину».

Со временем моя позиция конкретизировалась. Я писал в протоколе, что действительно верил в Правосудие и эту свою веру распространял. Я виновен в том, что распространял свои иллюзии. В итоге «пресс-хаты» избежать не удалось. Я был слаб, и меня там не били, разве что не давали спать. Из-за этого, правда, я чуть с ума не сошел. И все-таки на первых порах я смог кое-чего добиться. По крайней мере, на суде меня никто не спрашивал, признаю ли я себя виновным, а все свидетели между тем уверяли, что я призывал говорить на допросах правду и не отказываться от дачи показаний. Инкриминировалось мне также авторство брошюры «Как быть свидетелем», где якобы содержались ложные утверждения, порочащие наш общественный строй. Однако обвинение не имело доказательств ни моего авторства этой брошюры, ни наличия в ней ложных утверждений. После того как адвокат объяснила суду, что обвинение не доказано, мне дали максимальный срок по соответствующей статье Уголовного кодекса, и я отправился в казахстанский лагерь общего режима. А когда срок наказания заканчивался, со мной встретился сотрудник КГБ Чермининов. Он сказал, что если я не напишу заявление о своем раскаянии, то буду поставлен в такие условия, что обязательно совершу новое преступление. Раскаяния не состоялось, поэтому меня еще раз осудили на четыре года «за хулиганство». Но мое хулиганство выглядело откровенной липой, и председатель Верховного суда Казахстана вынес протест на приговор. По настоянию КГБ протест был отклонен. Но уже шла перестройка, в лагерь приехал Шевчук с предложением писать просьбу о помиловании. И хотя в том, что я написал, раскаяние и признание вины нарочито отсутствовали, меня помиловали. Тогда же обнаружилось, что и в моих действиях нет состава преступления. Но был ли состав преступления в действиях тех, кто меня мучил, осталось невыясненным.

А общий вывод таков: чем очевидней невиновность человека, тем беспощаднее уготованная ему криминально-судейская расправа.

Теперь по поводу помилования Ходорковского и Лебедева.

Я разделяю желание всех, кто добивается освобождения Лебедева и Ходорковского, и готов подписать любое обращение с просьбой их помиловать. Нас не должно смущать, что по закону помиловать можно только виновных. Адресуя президенту свою просьбу, мы исходим из того, что невиновный человек не должен мучиться в тюрьме, пока его там не сменит тот, кто его туда посадил. Помилование в данном случае – не вполне помилование, как и приговор, который совсем не приговор. Мы просим их помиловать, поскольку их нельзя оправдать - нельзя потому, что нет Правосудия. А помиловав их, президент помилует прежде всего и самого себя. Ведь он возглавляет страну, где нет Правосудия. А если о помиловании должны просить сами осужденные, то, будучи внутренне свободными людьми и имея в виду не только вышеизложенное, каждый из них может легко это сделать по сути за каждого из нас. Да, за каждого из нас. Потому что, если нет Правосудия для них, то нет его и для нас.

Но имеется еще и другой путь – обратиться к Путину (говорят, он верующий). Только просьба должна быть столь естественной и незначительной, что ее было бы неприлично отвергнуть, и совсем неплохо, если она будет передана ему лично в руки влиятельным политиком, бизнесменом или известным ученым. Если даже считать, что в отношении Ходорковского и Лебедева все «по справедливости», то спрашивается, почему они не имеют тех условий содержания, которые имеют, например, работники правоохранительных органов, осужденные за взятки?

Итак. Во-первых, попросим, чтобы наказание они отбывали не за тридевять земель, а поблизости от того места, где их судили. Так, как это положено по закону. Зачем же их увозить в тьмутаракань? Может, затем, что там их легче осудить в третий раз? В лагере существенная часть сотрудников администрации состоит из осужденных, якобы «ставших на путь исправления». Легко предположить, что там они станут жертвой вымогательств, затем их обвинят в коррупции и за нее там же осудят.

Во-вторых, их приговорили к лишению свободы (правильно или нет – не обсуждаем). Но их не приговорили к тому, чтобы с утра до вечера под присмотром уголовников шить, допустим, варежки, то есть выполнять ту работу, которая им противна. Пусть они делают то, что умеют, то, что им и многим людям интересно и полезно. Пусть пишут статьи и книги. Именно этого нужно просить. К сожалению, наша лагерная система, созданная Лениным и Сталиным, до сих пор не претерпела существенных изменений. В ее основе до сих пор – принудительный труд по типу Arbeit macht frei. Наш лагерь - лишь формально государственная организация, а фактически он таковым не является, потому что государство не финансирует его в достаточной мере. Лагерь вынужден сам себя кормить. Поэтому есть те, кого принуждают работать, и те, чья работа состоит в том, чтобы путем насилия принуждать к работе других. Но подневольный труд способствует уничтожению человеческого достоинства и превращает человека в скотину.

И наконец, в-третьих. Власти обязаны обеспечивать безопасность каждого осужденного – Лебедева и Ходорковского в том числе, – чтобы их жизни и здоровью ничто не угрожало. Согласно приговору получается, что они обокрали на Руси почти каждого нищего. У некоторых осужденных, допустим, это может вызвать негативную реакцию. Известно, что во избежание эксцессов для взяточников из прокуратуры или из МВД существуют особые лагеря. И хотя мы не вправе требовать для Лебедева и Ходорковского лучших условий содержания, но, согласно русским традициям, такие условия способны возникнуть, если будет учтена наша главная просьба – не чинить препятствий получению достоверной информации о том, что происходит с этими людьми в лагере. И, кстати, тем бизнесменам, которые инвестируют свои капиталы в российскую экономику, весьма полезно знать, что их ожидает в таком русском лагере, когда, как сказал президент, наш суд признает какие-то их действия уголовно наказуемыми.

К сожалению, не всё в нашей стране так скоро, как хотелось бы, меняется к лучшему. Именно поэтому, наверно, существует особый смысл в том, чтобы невиновные люди сидели в тюрьме. Это нужно, чтобы все знали, что виновные правят страной.