Назначили день выборов. Воссоздали в виде отечественного фронта блок коммунистов и беспартийных и вступают в него коллективно. Прохоров три месяца вел переустройство «Правого дела» - и на первом же съезде был оттуда исключен. Музыка играет. Штандарт скачет. Лимонов каждому велит исключать себя из списка избирателей. (То же велит Новодворская.) Подрабинек зовет не ходить на выборы. Навальный – голосовать за любую партию кроме «Единой России», Чирикова – за ту, что по душе, Немцов – против всех. Такой графы нет, но можно испортить бюллетень. Все они, как, впрочем, и власть, обращаются к народу в целом, не уточняя чьи интересы отстаивают, каких классов и социальных слоев. И надо определяться каждому самостоятельно.

По Шехтману демонстративная революция «отважных, решительных и боевых» (даром что их немного) важней и выше массовых тайных протестов законопослушных избирателей. Аргументы у него эмоциональные. Оппозицию он делит на либеральную и радикальную, зовя либеральную буржуазной, а радикальную – антибуржуазной. Видимо, счел, что все ненавидят буржуев и конкретизировать, что принесет их ликвидация, нет нужды. Не любопытствует, почему антибуржуазные режимы вводят буржуазные передышки вроде нэпа или, как китайцы, буржуазные методы хозяйствования.

Положительную программу своих противников, либералов, Шехтман оглашает. А программу радикалов, к которым принадлежит, утаивает. Чего, однако, он хочет? Ну, ликвидируем буржуазию как класс. Это мы проходили. А дальше? Руководить сельским хозяйством, с которым крестьянство, стремящееся к его продуктивности, прежде управлялось само, большевики поручали секретарям райкомов, интересовавшимся другим, и добились, что Россия, прежде торговавшая хлебом, закупала его в США и Канаде. Планов новых радикалов он не огласил. Посулы коммунистов оказались блефом, и новые радикалы осторожничают.

Шехтман, правда, вспомнил, что есть и националистическая оппозиция, но, сочтя, что «националисты стоят особняком», вынес их «за скобки». А заглянув за скобки, видишь, что националистическая оппозиция делится, во-первых, на автономистскую и русскую, а русская, в свою очередь, на имперскую и национальную. Не говоря о внутренней сложности всех трех течений, странно от них отвлекаться, обсуждая переход к буржуазному развитию, обычно совершавшийся под национальными знаменами.

Конечно, либерализм и радикализм - разные методы социальной борьбы, но они зависят от смыслов социальных движений. Общей оппозиционной программы в России нет не от несговорчивости лидеров, а оттого, что оппозиция режиму, при всей ее скудости, социально разнородна, как социально разнородно население страны. Либерализм живет свободой и в этом смысле, да и исторически, впрямь связан с буржуазным развитием. А радикализм движим высокими идеями, знанием «как лучше», и у него на уме самые разные общественные устройства. Имперский русский национализм радикален, антиимперский бывает и радикален, и либерален. Одни автономисты мечтают о радикальном разрыве с Россией, другие – лишь о конфедеративных отношениях.

Большевики были самой радикальной антибуржуазной партией. Но не постбуржуазной! Они отвергли капитализм не на высшем витке, как сулил Маркс, а до его победы в России, вот и возродили, не реставрируя самодержавие официально, и крепостное право, и прочую царистскую практику, даже ужесточив ее. А оппозиционный царю капитализм к 1917 году ее уже разъедал. Крестьянство, составлявшее большинство населения, и после Октября ежеминутно рождало из себя капитализм. Но большевики навязали стране иной строй. Едва ли не крупнейший из пришедших в советскую эпоху поэтов четко выразил суть большевизма:

Значит, можно гнуть. Они согнутся.
Значит, можно гнать. Они - уйдут.
Как от гнуса можно отмахнуться,
зная, что по шее не дадут.
Значит, если взяться так, как следует,
вот что неминуемо последует:
можно всех их одолеть и сдюжить,
если только силы поднатужить,
можно всех в бараний рог скрутить,
только бы с пути не своротить.

Вот судьбы людей и зависят от того, будет власть их и дальше скручивать в бараний рог или они честными выборами могут влиять на пути своей жизни, не отдавая их на откуп властям и партиям, а своими голосами подпирая наиболее приемлемые программы. Поперек гнущей власти шли не только выборы в Учредительное собрание, но и выборы в независимой России, которой правят радикальные, то есть, по теории Шехтмана, антибуржуазные силы. Хотелось бы узнать, чем эта антибуржуазная власть не устраивает Лимонова, поддержавшего ГКЧП, или Удальцова (кроме, понятно, того, что не они ее возглавляют). Если же Шехтман числит власть Путина буржуазной, стоило объяснить, чем он неугоден либералам. Ни то, ни другое, не выговорено и повисает в воздухе, а власть сама и хочет все это затуманить, свести предвыборную кампанию, по природе призванную прояснить социальные отношения, к спорам о том, как обойтись с избирательным бюллетенем.

Можно согласиться с Подрабинеком, говорящим чистую правду, и на выборы просто не пойти. Он только упустил из виду, что этим мы, недовольные, вместе с довольными оставим власти делать что она хочет, даже не выказав своего отношения. Если, конечно, по призыву Лимонова и Новодворской не заявим избиркому, что в пародии на выборы участвовать не желаем. А как поступать с нашими бюллетенями и в этих случаях, и если мы свои бюллетени унесем, решат без нас. Дополнительные бюллетени подкинуть несложно.

Можно согласиться с Навальным и голосовать за любую партию кроме «Единой России». Допустим, за КПРФ. Если она соберет большинство, сформирует правительство и восстановит советский строй, Навальный, возможно, обрадуется. Но едва ли обрадуются помнящие советскую жизнь и понимающие, что задачи, роковые для СССР в начале восьмидесятых, не станут легче, если Россия тридцать лет спустя вернется на прежний путь, да еще сократившись по территории и населению. Впрочем, правящие чекисты вряд ли мирно уступят власть даже ближайшим своим единомышленникам - коммунистам.

Если вместе с Чириковой голосовать за партию «Яблоко», надежды на мирный уход Путина тоже нет. Конечно, в России нет другой партии, на деле непричастной к махинациям после 1991 года. Немцов, одновременно с Чубайсом бывший первым вице-премьером, злостно бранит Явлинского, власти не имевшего. Но слабость оппозиционера несопоставима с виной стоявших у власти. Надейся я, что выборы будут честными, - из наличных партий голосовал бы за «Яблоко», как и раньше, пока надеялся, что поддержка избирателями его позиций вынудит власть как-то считаться с людьми. Но этого-то власть и не хочет. Оттого и независимо складывающихся новых партий не признает. Их в стране лишь две: три четверти века правившие коммунисты и противоставшее им при их крушении социал-либеральное «Яблоко» с идеями не только иной экономики, но и реальных социальных гарантий. Не зря вернувшегося в политику Явлинского опять атакуют и радикалы, и так называемые «правые», вуалирующие власть государства над хозяйством. А власть полагается на прямые нарушения избирательного процесса и фальсификации. И голоса «Яблока» честно не сосчитает. Остается протестовать.

Немцов, еще недавно вместе с путинским премьером Касьяновым надеявшийся на выборный успех, когда его партию запретили, поддержал протестное голосование. Произвол властей, перекрывающий дорогу тебе лично, даже политиков просвещает. Это хорошо. Протест пропагандируют лозунгом «нах-нах», разумея популярный адрес. Но это стеб, да и не смешной. К тому же и не до смеха. А если матерщина, густая во властных кабинетах, выйдя на простор печатного слова, кого-то шокирует, можно не перечеркивать бюллетень волнующей буквой, а голосовать за всех кандидатов сразу - это тоже его портит. А мы только и можем, что сказать власти, как она надоела. Тайно это скажут не две тысячи, а миллионы. Это возродит еще в совке вызревшее отношение к власти произвола. Не все тогда вели на кухнях антисоветские разговоры - кто из страха, кто от безнадеги, - но почти все звали власть «они». «Они» устояли и зовут себя «элитой».

Испортив бюллетень, не надо ждать, что это скажется на итогах. Бюллетень изымут и заменят, будь таких даже большинство. Но по начальству доложат. Это последняя возможность мирного протеста. В старом анекдоте невеста в брачном объявлении пишет, что ждет юного, белокурого, высокого жениха и евреев просит не обращаться. Приходит старый лысый еврей и говорит, что по объявлению. Она возмущена - ведь предупредила! А он отвечает, что так и понял: «Я зашел лишь сказать, чтобы вы на меня не рассчитывали». Всем нам вместе и по отдельности стоит сказать захватившим власть, чтобы на нас не рассчитывали. Тем более что при тайном голосовании риска нет. Что бы ни ответили, ясности прибавится.