В создании сайта "ГУЛАГу – нет" участвует несколько людей. Один из них – мой близкий друг Андрей, с которым в 2007 году мы сидели в одной камере. Он обвинялся в экономическом преступлении, но, слава богу, суд и следствие разобрались, и через год он освободился и уехал жить в Европу. Оттуда он мне сейчас и помогает. Также сам я активно занимаюсь контентом сайта, а несколько дружественных программистов из России и Европы выполняют техническую работу.

Ольга Романова с Алексеем Козловым серьезно мне помогают в развитии этого проекта. Помогает и мой отец – журналист Валерий Осечкин. Он редактирует некоторые статьи в разделах, подсказывает, что правильно, а что неправильно, – все-таки опыт журналистской деятельности у него очень большой, 40 лет.

Активно участвуют в проекте Александр Бажибин и Юлия Рощина, с которыми мы в свое время развивали проект "True Justice". Проект был посвящен в основном уголовному делу против Олега Рощина и Инны Бажибиной, возбужденному за контрабанду. Но там размещались и мои авторские статьи, а также пьеса «Корольки и капуста», которую написал мой отец по поводу моего уголовного дела. В этой пьесе речь идет о «корольках» – подмосковных князьках (мэре города Озеры и его заместителе, который сейчас осужден на семь лет строгого режима за вымогательство взяток у предпринимателей), которые меня сажали. Ну, а «капуста» - это деньги, которые вымогали с меня за освобождение.

В общем, проект «ГУЛАГу – нет» поддерживается в основном бывшими заключенными, обвиненными в экономических преступлениях, их родственниками и друзьями.

Сейчас запущена первоначальная версия сайта. В дальнейшем мы планируем сделать большую социальную сеть. Но так получилось, что до того момента, когда мы планировали запустить основной проект в Интернете, в Можайском СИЗО стали происходить страшные вещи. Этот изолятор мне не чужой, я просидел там больше трех лет: с августа 2007 года по февраль 2011 года за исключением вывоза в суд и на некоторые следственные действия.

Так вот, ко мне обратились с просьбой о помощи не только заключенные Можайского СИЗО и их родственники, но и несколько сотрудников этого изолятора. Последние рассказали, что, конечно, и раньше в СИЗО были нарушения, но с этим как-то можно было мириться. То, что начало твориться сейчас – настоящий концлагерь.

Первым ко мне обратился майор ФСИН Алексей Иванов – бывший сотрудник ФСБ, проработавший на Лубянке семь лет и решивший два года до пенсии поработать в Можайском СИЗО. Он устроился туда в сентябре 2010 года, а 16 августа 2011 года в изолятор в его присутствии был введен отряд спецназа в масках. Через несколько дней Алексей уволился, увидев, что творит спецназ с людьми. В течение двух недель люди в масках немотивированно избивали заключенных, любые попытки обжалования незаконных действий администрации пресекались. Людей выставляли в коридор на шпагат, били в прямом смысле до поноса.

То, что Алексей увидел в Можайском СИЗО, оставило у него серьезный психический след. Он обратился ко мне, я его пригласил в Москву. Вместе с людьми, которые помогают мне в этом проекте, – журналистом Ольгой Романовой, журналистом и членом московской ОНК Зоей Световой - мы записали на видеокамеру интервью с Ивановым. Он, действующий майор ФСИН в форме и с удостоверением, рассказал обо всем, что он видел в Можайском СИЗО: о коррупции, наркотрафике, вымогательствах. И о том, что за всеми этими преступлениями стоят руководители следственного изолятора.

Иванов рассказал, что один раз заключенные, не выдержав насилия, написали жалобы. Каждый заключенный написал жалобу по поводу избиений, запугиваний, унижений, бесчеловечных условий содержания. Иванов как начальник дневной смены прошел утром по всем камерам и собрал 700 жалоб. Он принес их руководству, выложил на стол. Немного позже мы беседовали с бывшим оперативником Можайского СИЗО Александром Оловянниковым, который рассказал, что после этого инцидента начальник СИЗО и его заместитель дали ему приказ вынести все эти жалобы во двор и сжечь. То есть люди в заключении фактически оказались лишены возможности обжалования действий сотрудников администрации.

Мы поняли после интервью Иванова, что все очень серьезно, и сразу же разместили на нашем сайте информацию об избиениях заключенных спецназом в Можайском СИЗО. Я связался с пресс-службой ФСИН России, переговорил там с Еленой Гаврилиной, и таким образом нам удалось воздействовать на ФСИН Московской области – в тот же день после публикации «маски-шоу» были выведены из следственного изолятора, людей перестали бить.

Алексей Иванов – герой, потому что с него все началось, кто-то должен был начать это рассказывать первым. Для того чтобы защитить Алексея, я подключил к делу серьезных московских адвокатов – Аркадия Завалько и Владислава Капканова.

С помощью Ольги Романовой и Зои Световой мы приглашали других сотрудников следственного изолятора, которые в недавнем прошлом работали там и могут рассказать, что там творилось. Они давали видеоинтервью, одновременно с которыми адвокаты составляли протоколы опроса. Все опрошенные сотрудники говорили, что в следственном изоляторе они столкнулись с огромным количеством нарушений законов, должностных инструкций, прав заключенных, которые совершались начальником этого следственного изолятора Вячеславом Мельником и его заместителем Казбеком Хацуковым.

Нам удалось также опросить бывших заключенных этого изолятора. В частности, мы переговорили с антифашистами Алексеем Гаскаровым и Максимом Солоповым, которые с августа по октябрь 2010 года находились в Можайском СИЗО.

Гаскаров рассказал, что его помещали в так называемую пресс-хату, где провоцировали конфликтные ситуации, избивали. Алексей обращался к начальнику отдела режима Власову с просьбой о переводе его в другую камеру и обеспечении личной безопасности. Власов ему сказал: «Это у нас в каждой камере происходит, сиди там, куда тебя опера посадили». Рассказал Гаскаров также о том, как его подставили: в руки дали запрещенный предмет – мобильный телефон – предложив позвонить семье, после чего тут же пришли (уже после вечерней проверки) начальник СИЗО Мельник и его зам Хацуков, хотя такие люди с обходами и обысками не ходят. Они изъяли телефон, и после этого сокамерники стали вымогать с Алексея деньги. Друзья по его просьбе перевели 20 тысяч рублей, которые получили те наркоманы, которые его избивали. Власов был в этой схеме – он вместе с Мельником таким образом зарабатывал деньги с помощью зависимых от них наркоманов. После выплаты первой суммы вымогательства не прекратились, а только усилились, и теперь ему уже начали угрожать ножом, требуя все большие суммы. Слава богу, что в октябре Алексея освободили, и он избежал более тяжелой участи.

Это очень характерно: даже с мальчишки из небогатой семьи получили 20 тысяч рублей, а что говорить о предпринимателях, с которых вымогали сотни тысяч, - ведь они имели возможности и средства расплачиваться с вымогателями. Очевидно, что система эта стоит на потоке.

Также Максим Солопов рассказал, что, когда он приехал в СИЗО и вошел в камеру, какой-то заключенный (который, как потом выяснилось, сотрудничал с администрацией) сказал «подожди минутку», достал шприц, сделал себе укол героина, а потом уже под этим кайфом начал с Максимом разговаривать и выпытывать какие-то нюансы по уголовному делу Максима и Алексея.

Я через все это сам проходил и прекрасно знаю, что такое пресс-хата и все остальное. Когда в 2000 году я в первый раз попал в тюрьму (меня арестовали на три месяца по подозрению в убийстве), все обвинение строилось на показаниях моего одноклассника, которого задержали до меня. Он, вместо того чтобы сказать, что он ничего не делал, взял и наврал, что я что-то делал. Меня избили до полусмерти, выбили два зуба и посадили в следственный изолятор. Позднее прокурорские следователи начали проводить следствие, во всем разобрались, приезжали ко мне извиняться. Они даже сказали, что какие-то дела возбудили против оперативников, которые избивали моего товарища и меня.

Еще жуткий пример. Нам удалось опросить бывшего медицинского работника Можайского следственного изолятора Ольгу Сергееву, которая рассказала, что начальник медицинской части СИЗО Янкин говорил: «Мне гораздо проще сделать запись «минус один заключенный» (то есть легализовать по документам смерть заключенного. – В.О.), чем оформлять кучу документов и согласовывать с начальником следственного изолятора и милицейскими органами вывоз заключенного на вольную больницу для лечения или операции».

Все эти смерти в СИЗО – Сергея Магнитского, Веры Трифоновой, других заключенных – свидетельствуют о том, что, хотя руководители страны говорят о гуманизации пенитенциарной системы, их решения саботируются и система на данный момент трудноуправляемая. ФСИН – это система, которую еще долго нужно реформировать, центральный аппарат ФСИН неэффективен и практически не может воздействовать на региональные управления. Что говорить о том, что происходит за Уралом, во Владивостоке, Хабаровске, Архангельске и в южных республиках, если в Московской области, в 100 км от Кремля действует концлагерь.

В общем, у нас есть показания людей, которые прошли через этот следственный изолятор, и тех, которые там работали. И все они между собой согласуются.

У нас собралось достаточно фактического материала для следственной проверки по признакам преступлений: транспортировка, торговля, распространение наркотиков (ст. 228 УК), злоупотребление и превышение должностных полномочий (ст.ст. 285, 286), укрывательство преступлений (ст. 316). Что касается последней статьи – укрывательство преступлений, – то здесь речь идет о том, что, когда в следственный изолятор после следственных действий, после задержания поступали избитые заключенные, по приказу руководства побои специально не фиксировались и все это скрывалось.

Мы направили все объяснения и видеозаписи председателю Следственного комитета Александру Бастрыкину, а также руководителю следственной группы, которая занимается подмосковными прокурорами, Денису Никандрову. Кроме того, адвокаты отвезли заявления в ФСБ, прокуратуру и во ФСИН России. Все это мы направили 13 и 27 сентября.

Мы собираемся на сайте выложить сокращенные версии видео показаний сотрудников и в письменном виде показания бывших заключенных, чтобы люди могли прочитать, что там происходит. Так получилось, что именно по этому следственному изолятору удалось собрать большое количество информации от сотрудников и заключенных. В дальнейшем мы планируем заниматься и другими учреждениями, где есть нарушения закона. Но самое главное – на этом сайте хочется дать людям методологию, как бороться с преступлениями, которые совершают должностные лица пенитенциарной системы. Чтобы люди понимали, что не все проходит бесследно и что это им с рук не сойдет.

Я надеюсь, что в случае с Можайским СИЗО дойдет до возбуждения уголовного дела против тюремщиков и до суда над ними. Проблемы этого следственного изолятора похожи на проблемы разных мест заключения по всей стране. И простым людям нельзя молчать, необходимо объединяться, создавать вместе эту электронную площадку – большую социальную сеть «ГУЛАГу.нет», где мы сможем выкладывать всю информацию, передавать ее в компетентные органы для принятии решений и брать над этим делом общественный контроль. Инструменты есть, их надо использовать. Не надо ждать, когда из Москвы приедет Реймер или Бастрыкин, Медведев или Путин. Нужно действовать самим. Образцы жалоб и заявлений, адреса, куда жаловаться, - все это на сайте мы уже вывесили.