По факту прошедший у меня дома в пятницу обыск и последующий допрос - это попытка надавить на меня, поскольку я мешаю следствию посадить невиновного человека. Я говорю об антифашисте Игоре Харченко, по делу которого меня и допрашивали.

Предыстория такова: на Игоря и моего брата Дениса было заведено уголовное дело по поводу какой-то истории 2010 года. Потерпевший – неонацист, член организации полковника Квачкова, имеющий проблемы с алкоголем, – написал заявление о том, что Игорь и Денис напали на него. Кстати, после ареста Квачкова потерпевший из организации вышел, и я не исключаю, что его могли использовать не только по делам антифашистов, но и по делам квачковцев.

О деле против ребят мы узнали случайно, когда Игорь поехал в родной город менять паспорт и узнал, что находится в розыске. Денис в тот момент уже был в Киеве, решался вопрос о его экстрадиции.

В деле долгое время не было никаких доказательств, кроме показаний потерпевшего. Однако, когда история всплыла и стали известны подробности «нападения», оказалось, что Денис был в тот день в Турции (в паспорте есть виза и отметки пограничной службы), а Игорь – на концерте, чему есть десятки свидетелей (они на данный момент уже все допрошены следователем) и фотографии из клуба.

Делом занимается уже четвертый по счету следователь по фамилии Кочергин. Именно он производил выемку видеосюжета в редакции РЕН-ТВ. Остальные следователи, видимо, отказались вести дело.

По моему мнению, дело фактически разваливается. Нет ни одного доказательства вины Дениса или Игоря. С Дениса уже сняты обвинения, он на данный момент не является фигурантом уголовного дела. Учитывая, что показания потерпевшего не подтвердились, я написал заявление в прокуратуру по факту ложного доноса. Обвинение человека в тяжком преступлении предусматривает достаточно серьезную ответственность.

Незадолго до обыска в редакции РЕН-ТВ я ходил на прием в прокуратуру ЦАО, написал заявление о возбуждении уголовного дела по факту ложного доноса, приложил копии документов. Ведь никаких оснований держать Игоря за решеткой больше нет. В какой-то момент ко мне подошел следователь Кочергин и говорит: «Ну что ты так жалуешься везде? Мы же против Дениса ничего не имеем. Давай забудем это. Что ты наводишь шум своими заявлениями?» Я сказал, что Игорь сидит на основании ложных показаний, как же я могу перестать писать жалобы? Я понимаю, что Денису ничего не угрожает, пусть они еще хоть три дела на него заведут. Но я добиваюсь справедливости. «Русские на войне своих не бросают» (с).

Видимо, в моральных представлениях следователя это было бы нормально, если бы я беспокоился только за брата, а за Игоря бы уже не боролся.

И, как я полагаю, после этого следователь развил бурную деятельность. К тому же у него все сроки вышли – дело по хулиганке расследуется два месяца, а этому делу уже восемь месяцев. Надо же было какие-то действия производить. Он постоянно говорит, что вот-вот передаст дело в суд, но суд дело в таком виде не берет. Поэтому теперь он раздувает «дело государственной важности», пытаясь прикрыть массу собственных ошибок. Он пытается придать делу такую подоплеку: если, не дай бог, сейчас надо будет выпустить Игоря, то завтра России конец будет, потому что экстремисты все обнаглеют разом.

Во время обыска не было изъято ничего, кроме старой флешки. Мой допрос был посвящен передаче РЕН-ТВ об убийстве Ивана Хуторского, и мне было задано только два вопроса по видеозаписи: подтверждаю ли я, что на видео я и Денис? Я подтвердил. О чем я говорю в передаче? Я пояснил, что я рассказывал о националистических террористических организациях, которые угрожают государственной безопасности РФ. Я сказал, что хотел донести до общества проблему наличия нацистских структур, связанных с рядом резонансных убийств. Больше вопросов не было. Но при этом мне выдали новую повестку на новый допрос. Почему нельзя было в рамках этого допроса задать другие вопросы, я не понимаю.

Сотрудники, проводившие обыск и допрос, навели ненужную суету. На мой взгляд, они должны были понять, что на меня это вряд ли произведет впечатление, тем более что мне абсолютно было нечего скрывать. Видимо, это была просто формальность, угроза или имитация деятельности следователей.

Вот и вся история, она проста и банальна: сначала следователь говорит, что хватит писать жалобы, я отказываюсь и жалуюсь в прокуратуру, потом происходит ничего не значащий обыск и странный допрос. И все это вместо поиска реальных бандитов.