9 ноября в Краснопресненском районном суде Москвы состоялось первое заседание по иску журналиста Александра Хинштейна и внучки бывшего первого председателя КГБ Ивана Серова Веры Серовой к радиостанции "Эхо Москвы" о защите чести и достоинства покойного генерала и ныне здравствующих его внучки и Хинштейна. Поводом для иска, как я уже писал, послужило мое июльское выступление на "Эхе Москвы". Я тогда позволил себе усомниться в том, что мемуары Серова, подготовленные к печати Хинштейном, писал сам Серов, а также назвал Серова палачом.

Истцов обязали предоставить сведения о родстве В.В. Серовой с И.А. Серовым и ее праве на наследование, а также данные о местонахождении рукописей и оригинал проведенной экспертизы почерка. Следующее заседание назначено на 7 декабря. Что ж, посмотрим, что представляет собой первоисточник.

На заседании мне удалось выступить с возражениями на иск. Кроме аргументов, уже известных читателя, я привел и ряд важных новых соображений, почему целый ряд фрагментов текста, на мой взгляд, вряд ли был написан Серовым. Так, в книге присутствует совершенно потрясающий пассаж о Катыни: "Забыл записать, что еще в январе 1944 года было опубликовано сообщение нашей комиссии по Катынскому делу. В составе комиссии были академик Бурденко, митрополит Николай, писатель А. Толстой, нарком просвещения Потемкин и др. И тут жирный Кобулов отделался испугом".

Этот текст представлен как дневниковая запись мая-июня 1944 года, сделанная о событии января 1944 года. Но трудно поверить, что Серов в 1944 году мог всерьез опасаться, что Сталин пойдет на признание Катыни преступлением НКВД. И в любом случае должен был не меньше Богдана Кобулова опасаться быть расстрелянным. Ведь Серов точно так же, как Кобулов, входивший в состав "тройки", вынесшей смертные приговоры полякам, руководил расстрелами польских офицеров и гражданских лиц в рамках постановления Политбюро от 5 марта 1940 года, по которому и производились расстрелы поляков. Только Серов руководил расстрелами польских офицеров и гражданских лиц не в Катыни, а в Харькове и в тюрьмах Западной Украины, будучи весной 1940 года наркомом внутренних дел Украины. По всей вероятности, в том числе и за это он был награжден 26 апреля 1940 года орденом Ленина.

То, что Серов осуществлял эти расстрелы, подтверждает свидетельство, сына Никиты Хрущева - Сергея Никитича. В своих мемуарах он пишет в связи с волнениями 1956 года в Польше: "Катынь волновала в те дни всех. Аджубей, я уж не помню в связи с чем, спросил генерала, как же это они недосмотрели? Иван Александрович отреагировал на вопрос зло, я бы сказал, даже болезненно. Он стал говорить какие-то колкости в адрес белорусских чекистов, допустивших непростительный, с его точки зрения, прокол.
- С такой малостью справиться не смогли, - в сердцах проговорился Серов, - у меня на Украине их куда больше было. А комар носа не подточил, никто и следа не нашел..."

Еще я отметил, что в дневниковых записях кануна Великой Отечественной войны Серов производит разоружение офицеров литовского корпуса Красной Армии с помощью роты автоматчиков. Однако такие роты появились в Красной Армии только в октябре 41-го, после соответствующего приказа Наркомата обороны. А в дневниковых будто бы записях, относящихся к марту 53-го, Хрущев именуется первым секретарем ЦК КПСС, хотя таковым он стал только в сентябре. Получается, Серов умел предвидеть то, что случится через полгода.

А когда Иван Александрович 4 марта прочел в "Правде" о болезни Сталина, то, по его утверждению, "на работе я узнал от Игнатьева, который ездил в Кремль, о том, что ночью, после того как все разъехались с ближней дачи, Сталину примерно под утро сделалось плохо".. Однако до смерти Сталина и объединения МВД и МГБ Игнатьев и Серов работали в разных зданиях: Игнатьев был главой МГБ, а Серов - первым заместителем главы МВД (с октября 1950 года центральный аппарат этого ведомства размещался не на улице Дзержинского, а на улице Огарева). Так что на работе узнать такую новость от Игнатьева Серов никак не мог. Трудно предположить, что они столь щекотливую новость обсуждали по телефону.

Когда в источнике содержится столько анахронизмов и нелепостей, историки и филологи обычно отказывают ему в подлинности. Полагаю, что такой вывод приходится сделать и насчет "Записок из чемодана". И в настоящий момент мы не имеем возможности отделить в составе этой книги фрагменты текста, написанные Серовым, от других.