Вымышленный репортаж об убийстве президента Саакашвили и российском вторжении, которым в субботу поразила Грузию телекомпания "Имеди", - событие неординарное но и не сказать, что совершенно исключительное. Истории известны еще и не такие "розыгрыши".

Один из классических примеров пиара, основанного на мистификации, - обстоятельства прихода к власти в Афинах военачальника и вождя партии диакриев Писистрата в 560 году до н.э. Как сообщает Геродот, "он изранил себя и своих мулов и затем въехал на повозке на рыночную площадь, якобы спасаясь от врагов". Писистрат потребовал от народа предоставить ему телохранителей, а когда получил их, занял с их помощью Акрополь и объявил себя единоличным правителем. Спустя пять лет его изгнали из города, но впоследствии состоялось его торжественное возвращение. Предварительно был распространен слух, будто сама Афина намерена вернуть Писистрата к власти. Предваряемый глашатаями, изгнанник въехал в город на колеснице, на которой рядом с ним стояла, изображая богиню, облаченная в доспехи статная красавица, и афиняне, пишет Аристотель, "встречали их, преклоняясь ниц в восторге".

Будь в распоряжении Писистрата телевидение, его задача весьма облегчилась бы. Впрочем, там, где Геродот и Аристотель видели одурачивание народа, авторитетные исследователи видят лишь проявление античного менталитета: актер, игравший роль бога, воспринимался как воплощение бога.

Перенесемся теперь в Россию времен Ивана Грозного. Поворотным пунктом царствования этого самодержца стала его тяжкая болезнь в 1553 году, по возвращении из казанского похода. Эйзенштейн в своем фильме изображает недуг Ивана как притворство и уловку. Но историк Сергей Соловьев полагает, что царь и впрямь был при смерти. Лежа на смертном одре, он велел боярам дать духовную присягу - целовать крест на верность своему сыну Димитрию, дабы царский венец не перешел к двоюродному брату Ивана Владимиру Старицкому. Присягнуть царевичу Димитрию многие бояре были не прочь, однако опасались, что при царе-младенце фактическими правителями станут родичи царицы Анастасии Захарьины-Юрьевы.

Целование креста было настолько ответственным шагом, что даже истинные соратники царя не нашли в себе сил кривить душой. Их охватило смятение. "И был мятеж большой, шум и речи многие во всех боярах: не хотят младенцу служить", - пишет Соловьев. "Сын твой еще в пеленках, а владеть нами будут Захарьины", - будто бы сказал Ивану окольничий Федор Адашев, отец ближайшего друга и советника царя Алексея Адашева. Еще один приближенный Ивана, священник Сильвестр, склонялся в пользу Владимира Старицкого. Вместе с князем Андреем Курбским Адашев и Сильвестр составляли "Избранную раду" - ближний круг политиков-реформаторов.

Умер не царь, а его сын. По выздоровлении, говорит Соловьев, "тяжелые чувства затаились пока на дне души" царя. Иван охладел к реформам. В его сердце поселились подозрительность и мстительность. Подлинная или мнимая, болезнь царя проложила бесповоротный рубеж в истории России. "Что было бы, - риторически вопрошал Георгий Федотов, - если бы "ближней раде" Адашевых, Сильвестров и Курбских, опираясь на земский собор, удалось начать эру русского представительного строя?"

Вместо представительного строя Московское царство получило опричнину.

Первоклассной мистификацией стал в октябре 1938 года знаменитый радиоспектакль 23-летнего режиссера Орсона Уэллса "Война миров" по роману Герберта Уэллса, вошедший в историю шоу-бизнеса из-за неизгладимого впечатления, которое он произвел на аудиторию. Уэллс построил его как прямой репортаж. Программу легкой танцевальной музыки прерывали экстренные сообщения - сначала о вспышках на поверхности Марса, затем о падении на Землю в штате Нью-Джерси некоего объекта цилиндрической формы. В следующем репортаже с места событий корреспондент рассказал, что крышка цилиндра открылась и из него показалось нечто, напоминающее гигантскую змею, а затем вспыхнул световой луч, объявший все вокруг пламенем... Репортаж прерывался, как уведомлял диктор, "по техническим причинам".

Публика, вначале слушавшая радиопостановку вполуха, в конце концов поверила, что это не спектакль, а реальный репортаж, что на Землю и впрямь высадились враждебно настроенные марсиане. Именно такого эффекта и добивался Орсон Уэллс. Но он не предполагал, что эффект окажется таким сильным. Люди стали нервничать, обрывать телефон, звоня в полицию. В местах, расположенных за тысячи миль от места вымышленной высадки марсиан, людям чудились смертоносные лучи и запах газа, которым пришельцы в спектакле травили землян. В некоторых маленьких городишках началась паника.

Орсон Уэллс уловил настроение толпы, ее психическую уязвимость, ее фатализм и готовность поверить в любую внезапную напасть.

Но то, что для режиссера было художественным приемом, для великого фантаста было способом сказать правду. В 1940 году, когда в Европе уже шла война, Герберт Уэллс приехал в США и встретился со своим однофамильцем в радиостудии. Запись их беседы сохранилась. "Вы в Америке пока не слишком серьезны, - сказал писатель режиссеру. - Война еще не подошла к вашему порогу, поэтому вы можете по-прежнему забавляться с идеей тирании".

Всего вероятнее, Уэллс имел в виду картину Чаплина "Великий диктатор", на премьере которой он был. К этому времени современникам стало ясно, что Уэллс - великий провидец. В 1933 году он опубликовал книгу "Облик грядущего", написанную в форме учебника истории, изданного в 2106 году. В ней он с удивительной прозорливостью предсказал обстоятельства начала Второй мировой войны (и кстати, первым назвал ее так). Правда, прогноз оказался слишком мрачным, в чем Уэллс имел возможность убедиться, дожив до победного конца. Но пророкам позволительно сгустить краски.

Погоня за сенсацией часто толкает журналиста на гиперболы и искажение перспективы. Но случается, что он начинает лгать по политическим мотивам. Позорную славу на этом поприще снискал американец Уолтер Дюранти. Его портрет можно встретить в "Одноэтажной Америке" Ильфа и Петрова: "Корреспондент "Нью-Йорк Таймс" Вальтер Дюранти писал с невероятной быстротой, вынимая изо рта сигарету только затем, чтобы отхлебнуть крымской мадеры". Увы, знаменитый репортер страдал алкоголизмом. В октябре 1925 года Политбюро постановило выдворить его из СССР "за злостную клевету на деятелей Соввласти". Спустя всего два дня постановление было отменено. За эти двое суток определенно произошло нечто, радикально изменившее течение жизни Дюранти. В ноябре 1926 года бывший "злостный клеветник" осмелился просить интервью у самого Сталина. "Ваше положение было в большой степени неправильно интерпретировано и не понято, - писал он в своем послании вождю, - я чувствую, что было бы весьма желательным в настоящий момент дать подлинные факты". Сталин принял его дважды.

Дюранти превратился в автора восторженных панегириков советской власти, коллективизации и сталинским пятилеткам. Его сотрудничество с режимом далеко превзошло меру необходимой лояльности. Власть эта, в свою очередь, трогательно заботилась об улучшении его жилищных условий и о прочих номенклатурных льготах. В 1932 году за репортажи из советской России ему была присуждена Пулитцеровская премия - высшая профессиональная награда в США. Дюранти в немалой мере способствовал дипломатическому признанию СССР администрацией Франклина Рузвельта в 1933 году.

В 2003 году украинские организации США обратились к Пулитцеровскому комитету с требованием лишить Уолтера Дюранти звания лауреата. Дюранти публично опровергал сообщения об организованном сталинским режимом голоде на Украине, жертвами которого пали миллионы человек. Между тем имеются свидетельства, что он лгал не по неведению, а сознательно: Дюранти был на Украине и в узком кругу говорил об ужасах голодомора. Пулитцеровский комитет ответил, что у него нет доказательств того, что Дюранти лгал преднамеренно. New York Times, со своей стороны, признала статьи Дюранти "тенденциозными" и "вводящими в заблуждение".

В анналы американской журналистики вошло и "дело" другого пулитцеровского лауреата - Джанет Кук, работавшей в Washington Post и получившей премию в 1980 году за статью о восьмилетнем наркомане в третьем поколении Джимми. Текст был наполнен душераздирающими подробностями: "Игла скользнула под нежную кожу мальчика, как соломинка в только что выпеченный кекс. Жидкость ушла из шприца, который заполнился ярко-красной кровью..." Однако все это оказалось беллетристикой. Джанет Кук уволилась из WP. Газета извинилась перед читателями и вернула премию. Годом позже Джанет рассказала, что пошла на фабрикацию материала под давлением редакции, требовавшей сенсации, и настаивала на том, что такие малолетние наркоманы существуют, только она не смогла их найти. А в 1996 году она продала права на экранизацию своей истории за полтора миллиона долларов.

В мае 2003 года обнаружилось, что корреспондент New York Times Джейсон Блэр сфабриковал уже не одну, а как минимум 36 статей. Скандал был настолько оглушительным, что вслед за Блэром из газеты ушел и главный редактор Хауэлл Рейнс.

Когда раскрывается фальшивка, журналиста не спасают ни былые заслуги, ни популярность, ни звездный статус. В июне 1998 года корреспондент CNN Питер Арнетт, сделавший себе имя на вьетнамской и афганской войнах, выступил с громким разоблачением: будто бы в 1970 году командование сухопутных сил США применило нервно-паралитический газ зарин против группы американских дезертиров, скрывавшихся в Лаосе. Операция "Попутный ветер" оказалась сфабрикована. Питер Арнетт оправдывался тем, что сам не работал над сюжетом, просто прочел готовый текст перед камерой. Тем не менее ему пришлось уйти.

Аналогичная участь постигла классика американской тележурналистики Дэна Разера, который в 2004 году, пытаясь в разгар президентской кампании скомпрометировать Джорджа Буша в глазах избирателей, воспользовался поддельными документами о его военной службе. Извиняясь перед зрителями, он признал, что должен был тщательнее проверить источник информации.

В марте 2004 года из газеты USA Today был с треском уволен журналист Джек Келли, много лет весьма успешно освещавший международные события. Погорел он на одной-единственной подделке. Описывая в июле 1999 года бесчинства сербов в Косово, он ссылался на записную книжку некоего сербского офицера. Однако впоследствии подтвердить существование дневника он не смог - и после тщательного служебного расследования был вынужден покинуть редакцию с клеймом лжеца. Келли, вероятно, думал, что ради благих целей можно и прилгнуть, но законы ремесла в таких случаях неумолимы.

О том, как пресс-службой Пентагона была сфабрикована история спасения рядового Джессики Линч, я писал совсем недавно. Она действительно была в иракском плену, и ее действительно освободил американский спецназ, но при пленении она не отстреливалась, и сексуального насилия в плену не было. А самое главное: на операцию спасения спецназ предусмотрительно взял с собой оператора с камерой. А когда ее нашли, первым долгом сунули в руку американский флаг.

В августе 2006 года вскрылся обман фотографа-внештатника агентства Reuters Аднана Хаджа. На своих снимках он запечатлел обстрел ливанской территории израильтянами. Но, как выяснилось, чтобы усугубить картину разрушений, Хадж обработал некоторые картинки фотошопом. В итоге Reuters отозвало всю серию из 920 фотографий.

В июле и августе 2007 года попался на фальсификациях телеканал "Россия". В первом случае зрителям показали сверстанную на компьютере первую полосу лондонской Times с заголовком "Березовский манипулирует нами, и это стыдно". Текст с таким названием в Times действительно был, но в другом месте. Это дало возможность "России" говорить о том, что это не подделка, а коллаж. Во втором случае в репортаж о российской глубоководной арктической экспедиции оказались вмонтированы кадры из фильма "Титаник". Но и на этот раз "Россия" отклонила обвинения, заявив, что сюжет "недопоняли": мол, и в съемках "Титаника", и в экспедиции участвовали одни и те же батискафы.

Политики в наше время редко прибегают к мистификации как приему. Но и здесь России принадлежит своеобразный рекорд, причем рекорду этому я был очевидец. Дело было в декабре 1992 года. В Москве проходил VII съезд народных депутатов, потребовавший "корректировки реформ". Ельцин ушел со съезда, хлопнув дверью. Он напрямик обратился к гражданам России и расценил действия парламента как "ползучий переворот" и попытку реставрации "тоталитарной советско-коммунистической системы". А министр иностранных дел Андрей Козырев тем временем отправился в Стокгольм на сессию Совета СБСЕ, как тогда называлась ОБСЕ. Там он и учинил свой знаменитый "ультиматум".

Выступления Козырева я не слышал - по правилам организации в зал заседаний журналистов не пускают. Просто почувствовал, что атмосфера наэлектризована. Потом увидел, как из зала выходит, держась за сердце, Лоуренс Иглбергер - крупный, толстый, опирающийся на палку мужчина, что называется, апоплексического типа. Следом за Иглбергером проследовал в том же направлении Козырев. Потом Козырев рассказывал, что Иглбергер, когда Козырев догнал его, спросил: "Андрей, что мы можем для тебя сделать?" Иными словами, предлагал политическое убежище.

Никто ничего толком не знал кроме того, что наш министр всех изумил. Наконец, из зала заседаний появилась Галина Сидорова - советник министра. В руках она держала текст выступления Козырева, но не отдала его нам, а продиктовала. По мере чтения у нас отвисали челюсти.

Я должен внести поправки в концепцию российской внешней политики... Пространство бывшего Советского Союза не может рассматриваться как зона полного применения норм СБСЕ. Это по сути постимперское пространство, где России предстоит отстаивать свои интересы с использованием всех доступных средств, включая военные и экономические. Мы будем твердо настаивать, чтобы бывшие республики СССР незамедлительно вступили в новую федерацию или конфедерацию, и об этом пойдет жесткий разговор...

Без комментариев текст выглядел дико. Коллеги разбрелись по углам пресс-центра и глубоко задумались. Одного из них (из "Красной звезды") постигла совсем обидная неудача: синклит полковников, прочтя его корреспонденцию, постановил ничего не публиковать. Решили, что корреспондент сошел с ума или напился.

Уединение мое прервал знакомый журналист-американец, задавший очень точный вопрос: "Слушай, а что происходит в Москве?" Ну конечно, подумал я. Вот именно - что-то происходит в Москве, а отнюдь не в Стокгольме. Единственно разумное объяснение.

В Москве на съезде в тот самый день и час 14 декабря проходило так называемое "мягкое рейтинговое голосование" по кандидатуре премьера. Козырев не видел себя в кабинете Черномырдина. С первых дней на посту министра он предупреждал об угрозе "номенклатурного реванша" и считал назначение Черномырдина именно таким реваншем. На обратной дороге в Москву в козыревском самолете царило похоронное настроение.

Сам он в разговоре с нами назвал свое выступление "шоковой терапией". Многие на него тогда разобиделись, потому что поддались на провокацию. Но в конечном счете встряска пошла на пользу западным политикам: они поняли, что угроза переворота в России вполне реальна. Эта прививка страха помогла в октябре 1993 консолидировать позицию Запада на почве поддержки президента Ельцина.