Вслед за императором
Настойчивые попытки предъявить обществу проект "Путин 2.0" многих и впрямь смутили. Особенно убедителен Алексей Кудрин - возможно, главный архитектор этого проекта. "Это произойдет, - внушает он публике. - Это уже начинается".
Что начинается? "Либерализация политических свобод, жесткие дискуссии и политическая конкуренция", "оппонирование по ключевым вопросам"... Вот уже и партия Рыжкова почти зарегистрирована, и в телевизор почти пустили главных антипутинцев Илларионова, Немцова и Каспарова, и губернаторов скоро будут выбирать почти демократически... То ли еще будет после президентских выборов! Главное - выборы не трожьте.
Ну да, они, может, и не совсем честные и даже совсем нечестные будут, ну так ведь ненадолго же. Это уже нас уговаривает модный беллетрист. "Это будет очень слабый президент, который вряд ли долго продержится", - предрекает он, прекраснодушный постепеновец, и уговаривает братьев по среднему классу не спешить: "Я бы предпочел, чтобы путинский режим рухнул не слишком быстро. Пусть посопротивляется еще хотя бы годик".
Просто плакать хочется от умиления и жалости к обреченному режиму, который, оказывается, еще недостаточно себя скомпрометировал. А вот через годик скомпрометирует в самый раз.
Вся эта кампания по обработке общественного мнения, в фарватер которой пристроились и вожаки "Белой ленты", более всего напоминает русскую оттепель 1880 года, знаменитую "диктатуру сердца" графа Лорис-Меликова. Грозный победитель Шамиля и покоритель Карса, усмиритель чумы в Поволжье и укротитель крамолы в Харькове явился при дворе в момент отчаяния, когда власть решительно не знала, что делать с революционным подпольем, и наследник записал в дневнике: "Мы испытываем маразм власти". Наследнику граф в первую очередь и понравился. Ни о каких "именинах сердца" и речи не было - Лорис-Меликова назначили диктатором с неограниченными полномочиями. "Ни один временщик - ни Меншиков, ни Бирон, ни Аракчеев - никогда не имели такой всеобъемлющей власти" - написал он впоследствии.
Что ж он сделал с этой властью?
Предложения были такие:
Выслать всех социалистов на остров Сахалин и блокировать его военными кораблями, а высшие учебные заведения перевести в захолустные окраины, изолировав тем самым революционное студенчество от народа.
Организовать всероссийскую по всем городам и весям облаву и обратить всю Россию в одну огромную ловушку.
Автор второго предложения не какой-нибудь там держиморда, а харьковский профессор права Платонов.
Покуда не обратили в ловушку, состоятельные подданные уезжали за границу. Террористы, устраивающие взрывы в самом Зимнем дворце, напугали обывателей до такой степени, что, по словам Салтыкова-Щедрина, "без ужаса нельзя было подумать о наступлении ночи".
Но была и записка другого правоведа, Сергея Муромцева, многие цитаты из которой хоть сейчас в газеты. Вот что, в частности, писали Лорису Муромцев и его соавторы Скалон и Чупров:
Правительство не желает прислушиваться к голосу самого общества, не терпит правдивых указаний на свои ошибки и промахи, пренебрегает мнениями сведущих людей, как бы преследуя какие-то особые, чуждые потребностям народа цели... Недоверие к правительству образовалось вполне. Рассеять такое недоверие администрация неспособна, не проявляя ни достаточного знания, ни нравственной силы, ни какого-либо идеала. Ее бессилие не ускользает от внимания общества и еще более раздражает его, ибо для людей нет ничего унизительней и оскорбительней, как чувствовать себя в обязательном подчинении лицам, которые за редкими исключениями не внушают к себе ни уважения, ни доверия. При таких условиях, что бы ни делала власть в видах принудительного восстановления своего авторитета, ее усилия будут оказывать лишь раздражающее действие.
Там еще много про независимость судов, стеснение свободы печати, "здоровые силы" общества, которые не могут найти себе применения в удушающей атмосфере, отсутствие, как сказали бы сегодня, социальных лифтов...
Михаил Тариелович внял. Первым делом он пригласил к себе главных редакторов петербургских газет и журналов и совершенно очаровал их. "Они, по собственным словам, буквально как на крылышках вылетали из его кабинета", - рассказывает современный историк. И это при том, что граф, как пишет Витте, рекомендовал им "не смущать и не волновать напрасно общественные умы своими мечтательными иллюзиями". Программа Лориса была настолько неопределенной, что "всякий, - меланхолически замечает Витте, - мог вычитать из нее что угодно, т.е. все или ничего".
На этом пиар не закончился. Лорис опубликовал воззвание "К жителям столицы". В нем, отдавая должное "плодотворному внутри и славному извне царствованию великодушнейшего из монархов" и "не давая места преувеличенным и поспешным ожиданиям", он заверил: "На поддержку общества смотрю как на главную силу, могущую содействовать власти к возобновлению правильного течения государственной жизни, от перерыва которого наиболее страдают интересы самого общества".
А потом благодеяния посыпались из рукава Лориса как из рога изобилия. Он уволил самых одиозных министров, ослабил цензурный контроль, собирался снизить выкупные платежи и отменить подушную подать. Он, наконец, выпустил их тюрем множество сидевших там невесть за что политзаключенных и упразднил ненавистное Третье отделение.
Вместо зловещего ведомства, пытавшегося объять необъятное и оттого не видевшего заговорщиков в своей собственной конторе, хитроумный граф создал Охранное отделение во главе с виртуозом политического сыска Георгием Судейкиным, который наводнил революционные организации агентами-провокаторами.
Венцом карьеры Лориса стала так называемая "конституция" - проект созыва комиссии выборных от земств для участия в разработке законопроектов с правом совещательного голоса.
Петербургское общество впало в эйфорию. Из Аничкова дворца - резиденции наследника - на бойкого графа взирали со смешанным чувством страха и ненависти. Романистка Смирнова-Сазонова записывала в дневник: "В заграничных газетах пишут... что вопрос о падении нашей династии - вопрос только времени..." Как похоже на ее собрата по перу!
Оттепель закончилась убийством Александра II и сменой царствования. Бомба народовольцев настолько точно соответствовала затаенным чаяниям клевретов наследника и была настолько бессмысленной для революции, что поневоле закрадывается сомнение: уж не исполнял ли Желябов заказ Аничкова дворца?
В нашем случае она закончится новым избранием Путина.
Статьи по теме
Устный экзамен
Теперь, значит, придут, будет дискуссия: и Дмитрий Быков, и Григорий Чхартишвили уже откликнулись. Дмитрий Львович счел, что "от прямого приглашения Владимира Путина отказываться нельзя". Григорий Шалвович сообщил, что готов сказать премьеру "все, что думает по поводу ситуации, сложившейся в стране".
Поверх барьеров
Меня, привыкшего считать главной общественной проблемой нашей страны отсутствие общего языка, способного объединить людей для внятного общего дела, изумляет и бесконечно радует, что столь много совершенно разномастных людей способны говорить на одном языке и понимать друг друга.
Общее и честное
Наша общая проблема с путинским режимом состоит как раз в том, что он нарушает условия общественного договора, а когда мы пытаемся расторгнуть соглашение, апеллирует к большинству, которое всем довольно. Сегодня Путина убеждают не обращать внимания на оппозицию, ни в коем случае не действовать "реактивно", с оглядкой на "улицу".
Переговорный пунктик
Президент Фонда ИНДЕМ Георгий Сатаров вместе с правозащитницей Людмилой Алексеевой и экс-премьером Михаилом Касьяновым выдвинул условия переговоров с властью. В статье на "Гранях" он обосновал свою позицию. В свою очередь, журналист и бывший политзаключенный Александр Подрабинек уверен, что вести переговоры не о чем. Читайте дискуссию Сатарова и Подрабинека.
Партия жуликов и переговоров
Переговоры между протестующими и властью - главная политическая тема новогодних каникул. Путин явно пока не готов обсуждать условия капитуляции. Какой маневр он готовит для спасения своего режима? Можно ли в принципе вести переговоры, с кем и о чем? Кто должен представлять участников массовых митингов? Читайте мнения политиков и публицистов.
Закон ушел в отпуск
Ну кому же придет в голову, что премьер-министр не на госслужбе? Теперь у нас будет президент-форточник. Кроме юридических крючков есть еще обыкновенная человеческая порядочность. Но объяснить Чурову и Путину, что это такое, я не могу - точно так же, как Чуров не может объяснить мне, почему Путин не госслужащий.