Что Запад задушит режим Путина костлявой рукой санкций – это уже едва ли не аксиома либерального дискурса. Авторы, разделяющие это мнение, расходятся лишь в сроках и конкретных деталях грядущей экономической катастрофы. Они переоценивают решительность Запада, а устойчивость режима к внешнему давлению недооценивают. Самое время напомнить, что нечто подобное уже происходило в истории России, но к краху режима отнюдь не привело.

После Октябрьского переворота большевистская Россия оказалась в отчаянном положении, ее судьба висела на волоске, однако волосок этот так и не оборвался. Окончание мировой, а затем и Гражданской войны в России поставило западные державы перед новой политической реальностью. Европа вышла из войны ослабленной, ее силы были истощены. Она уже больше не доминировала на мировой арене. Она обеднела и лишилась огромной доли своего человеческого капитала. Война оставила после себя политический, экономический и социальный хаос и не решила никаких проблем. Если бы не война, не было бы большевистского режима в России, не получили бы такого размаха фашизм и национал-социализм.

Большевики выстояли, и с этим приходилось считаться. Русский вопрос был одной из главных проблем мировой политики 20-х годов. Варварская политическая система, объявленный большевиками дефолт по долгам царского и Временного правительств и национализация частной собственности, в том числе иностранной, сделали Россию отверженным государством, страной-изгоем.

Между тем страна голодала. Ей нужно было подыматься из руин. Энтузиазм масс, на который уповали Ленин и его соратники, угасал перед лицом нескончаемых испытаний, да и не мог энтузиазм заменить технологии, опыт и деньги. Расчет на мировую революцию не оправдывался. Советская Россия отчаянно нуждалась в иностранных инвестициях. Большой международный бизнес равнодушен к идеологии. Западные предприниматели, бывшие свидетелями и участниками небывалого экономического подъема России, жаждали вернуться туда и подталкивали свои правительства к политической сделке с Москвой.

Они прекрасно понимали, что большевики не в состоянии выплатить долги. Речь шла об их реструктуризации в инвестиционные проекты и концессии. Но для этого долги следовало признать.

В сложном положении оказались крупные российские предприниматели и финансисты, эмигрировавшие на Запад. Они, конечно, не бедствовали, но их предприятия были национализированы советской властью. Им иностранные акционеры и кредиторы долгов не прощали. Кое-кому удалось выгодно избавиться от собственности в тот момент, когда советская Россия была в кольце фронтов и бумаги российских компаний росли в цене. Так поступил, например, бывший директор Сибирского торгового банка Николай Денисов, продавший свой пакет акций английскому банкирскому дому J. Henry Schroder & Co. (В наши дни его примеру последовал Геннадий Тимченко, предусмотрительно уступивший свою долю в компании Gunvor перед самыми санкциями.)

Русские промышленники и финансисты стремились отстоять свои интересы и принять участие в намечавшейся договоренности. С этой целью в феврале 1920 был учрежден Торгпром - Российский торгово-промышленный и финансовый союз во главе с Денисовым. А в мае 1921 года в Париже состоялся съезд торгово-промышленных организаций России, в резолюции которого говорилось, что "восстановление русской производственной жизни возможно после отхода от социализма и возврата к частной собственности". Делегатов съезда ободрял нэп, сменивший в марте 1921 года политику военного коммунизма, и наличие в большевистском ареопаге прагматиков, таких как Алексей Рыков и Леонид Красин.

Никто из ключевых игроков всерьез уже не верил в возможность насильственного свержения большевиков. Уповали на естественную трансформацию режима в результате экономического взаимодействия с Западом. Так родилась идея приглашения советской России на Генуэзскую конференцию 1922 года. Она была посвящена экономическому восстановлению Центральной и Восточной Европы. Но фактически ее главным вопросом была нормализация отношений с Россией.

Деятели Торгпрома рассчитывали, что их пригласят в Геную в качестве экспертов. Но им не только не послали приглашений, но и не дали виз на въезд в Италию.

Сейчас уже известно, что Ленин ни к каким договоренностям с Западом не стремился. За два месяца до открытия конференции он писал наркому иностранных дел Георгию Чичерину:

Архисекретно. Нам выгодно, чтобы Геную сорвали... Заем мы получим лучше без Генуи, если Геную сорвем не мы. Надо придумать маневры половчее, чтобы Геную сорвали не мы. Например, дура Гендерсон и К° очень помогут нам, если мы их умненько подтолкнем.

Роль "полезного идиота" Ильич в данном случае отводил лидеру британских лейбористов Артуру Гендерсону, который обратился к правительству Ллойд-Джорджа с предложением включить в повестку дня Генуэзской конференции вопрос о независимости Грузии, где в то время происходила так называемая советизация - нечто весьма похожее на нынешние украинские события, но более непосредственной и неприкрытой форме. Троцкий считал нужным выступить против инициативы Гендерсона, но Ленин, напротив, предложил поддержать ее "за "счастливую мысль" расширить программу конференции, но расширить ее, разумеется, не только Грузией, а всеми нациями и колониями".

Вождь довольно потирал руки:

Я сегодня ликовал, читая "Правду", - не передовицу, конечно, которая испортила великолепнейшую тему, - а телеграмму о "шаге" Гендерсона. Гендерсон так же глуп, как Керенский, и потому помогает нам... Мы выдвинем широчайшую программу Генуи... В широкую вставить еще: международное рабочее законодательство; меры борьбы с безработицей и тому подобное.

Ну разве не похоже на "широчайшую Женеву", где в одну кучу с крымско-украинским вопросом свалены и Косово, и НАТО, и моральное разложение Запада?

Тщетно Чичерин отговаривал Ильича от этого плана:

Я не хозяйственник. Но все хозяйственники говорят, что нам до зарезу, ультра-настоятельно нужна помощь Запада, заем, концессии, экономическое соглашение. Я должен им верить. А если это так, нужно не расплеваться, а договориться... Вы несомненно ошибаетесь, если думаете, что получим заем без Генуи, если расплюемся с Англией. Заем дают не правительства с их дефинатами, а капиталисты, деловые круги. Теперь они видят в нас наилучшее возможное в данных условиях в России правительство. Но если мы будем в Генуе бить стекла, они шарахнутся прочь от нас.

Глава советского правительства остался при своем мнении. Получив от Чичерина послание из Генуи, в котором тот убеждал Ленина внести в советскую политическую систему хотя бы косметические поправки, Ленин тотчас обратился к членам политбюро с категорической запиской:

Он ставит вопрос о том, не следует ли за приличную компенсацию согласиться на маленькие изменения нашей Конституции, именно представительство паразитических элементов в Советах. Сделать это в угоду американцам. Это предложение Чичерина показывает, по-моему, что его надо немедленно отправить в санаторий, всякое попустительство в этом отношении, допущение отсрочки и т.п. будет, по моему мнению, величайшей угрозой для всех переговоров.

Спустя два дня Ленин пишет еще одну записку на ту же тему:

Это и следующее письмо Чичерина явно доказывают, что он болен, и сильно. Мы будем дураками, если тотчас и насильно не сошлем его в санаторий.

На чичеринском же письме имеется собственноручная пометка вождя, не оставляющая сомнений, чем, по его мнению, болен Чичерин: "Сумасшествие!"

Генуэзская конференция завершилась полным провалом. Тем не менее прав в итоге оказался не Чичерин, а Ленин. Парламентские выборы 1923 года в Великобритании выиграли лейбористы. Премьером 22 января 1924 года стал Рамсей Макдональд, а министром внутренних дел – тот самый полезный Гендерсон. 2 февраля Великобритания признала советское правительство и установила с ним дипломатические отношения. Примеру Лондона последовал Париж. Началась "полоса признаний".

Что касается Торгпрома, то его влияние быстро сошло на нет. Финансировал его из личных средств почти исключительно сам Денисов, причем неуклонно сокращал свои ассигнования. Торгпрому пришлось переехать из роскошного особняка на площади Бурбонcкого дворца в скромную квартиру, да и ту впоследствии опечатали за долги. С 1932 года организацию возглавлял Густав Нобель, а на ежегодные собрания являлось по 5-6 человек. Это были уже в полной мере пикейные жилеты. Юридическая смерть Торгпрома наступила в 1952 году.

Можно обвинять Запад в беспринципности, можно называть его политику реалистической. Но не стоит его идеализировать (или демонизировать – это опять-таки вопрос точки зрения). Во всяком случае, не будем приписывать Западу логику тех самых пикейных жилетов, у которых, что бы ни случилось в мире, все было несомненным признаком скорого объявления Черноморска вольным городом. У них там на Украине свет клином не сошелся.

Правы, всего вероятнее, не те, кто с похвальной настойчивостью твердит о "быстром сползании России к статусу страны-изгоя на обочине", а Лилия Шевцова, прогнозирующая заключение Западом "сделки с дьяволом":

Полагаю, что западные лидеры, уставшие от головной боли, вызванной украинским кризисом, могут согласиться на эту сделку. И Кремль присоединится к "круглому столу" посредников в решении этого кризиса. Тогда Путина будут воспринимать уже не как захватчика, а как архитектора новой постмодернистской реальности.

Разве не забавно?

И в самом деле – умора. Смешно до слез.