Весной этого года в городе Орле убили человека. 26 апреля тело обнаружила его мать.

Расследование было поручено следователю Виктору Таразанову.

29 апреля мать получила от следователя разрешение на выдачу трупа для захоронения. При этом "ей было сообщено, что по указанию прокуратуры у тела ее сына отделена голова, которая в качестве вещественного доказательства приобщена к материалам уголовного дела". По словам матери, следователь сказал ей: "Будете хоронить без головы".

Мать хоронить сына в таком виде не стала. А попросила прокурора Северного района Александра Гринева "выдать тело убитого для захоронения вместе с головой".

Решение прокурора: "В удовлетворении ходатайства потерпевшей отказать в полном объеме". То есть, извините, включая голову убитого сына.

Прокурор сослался на соответствующие статьи (81 и 183) УПК РФ - о выемке предметов, имеющих значение для дела. По мнению прокурора Гринева, содержание этих статей позволило следственным органам квалифицировать голову трупа как вещь и изъять ее для обязательного проведения судебной экспертизы - в целях установления причины смерти. Надо значит надо - в интересах следствия. Ведь мать же хочет знать причину? Или не хочет?

Собственно, в ст.81 (прошу извинения у читателя - текст будет по необходимости слегка перегружен такими указаниями) действительно сказано, что все предметы, которые признаны вещдоками, приобщаются к делу. А в ст.183 - что принудительная выемка таковых предметов "производится лишь в случае отказа добровольно выдать их..." Так что не очень понятно, принудительно это было или добровольно.

Вот в какой непотребный тон вовлек нас прокурор, с важным видом ссылающийся на статьи кодекса и уверенный в том, что за ним стоит закон.

А мать, вместо того чтоб склониться перед законом, пожаловалась в Северный районный суд - на действия следователя и теперь уже и прокурора.

11 мая прокурор Гринев заявил в суде: "У трупа полностью снесена вся затылочная часть головы, все это на фоне обширных гнилостных изменений. Установить одну лишь причину смерти для следствия недостаточно. Необходимо установить механизм причинения повреждений, их количество, давность, предмет, которым они причинялись. По делу в связи с этим назначена отдельная экспертиза, провести которую без отделения головы от трупа невозможно. Это нужно для установления всех обстоятельств совершенного преступления и в последующем для вынесения судом справедливого, обоснованного приговора. В качестве вещдоков к делу могут быть приобщены любые предметы. Голова приобщена постановлением следователя потому, что исследованы могут быть только вещдоки. Есть УПК РФ, который позволяет предпринимать любые следственные действия для установления истины по делу. По окончании экспертного исследования голова трупа может быть выдана потерпевшей". Курсив здесь, как и ранее, наш. А уподобление головы вещдоку - это от следователя и прокурора.

Если попытаться прокомментировать этот текст, перевести, так сказать, с юридического языка на общепонятный, то, наверно, получится что-то вроде: "Да там и говорить-то не о чем! Полголовы снесено, а оставшееся погнило вообще. Только для приобщения к делу и годится".

Представителем матери в судебном заседании был адвокат Дмитрий Краюхин. В суде он, возражая прокурору, заявил, что вещественными доказательствами признаются любые предметы, которые служили орудием преступления или сохранили на себе следы преступления, но "живой человек, а также труп человека не может являться предметом".

Мы бы добавили: и это нам с вами, если мы еще не потеряли человеческий облик, должно быть и без УПК ясно. Обращаться же к законодателю, чтобы он прописал нам в законе, что человек - как живой, так и убитый - не предмет, означало бы забыть века цивилизации и все, что ими накоплено, и вернуться в первобытное общество.

На следующем заседании суда 14 мая выступила прокурор А. Берестова, которая полностью поддержала мнение прокурора Гринева, высказанное на предыдущем заседании. "Считаю, - сказала она, - что нарушений закона в обжалуемых действиях следователя не имеется, в связи с чем жалоба является необоснованной и не подлежащей удовлетворению".

Судья Сергей Кузьмичев отказал матери в удовлетворении жалобы. 21 июня судебная коллегия по уголовным делам Орловского областного суда, рассмотрев кассационную жалобу, постановила: "Нарушений уголовно-процессуального закона, влекущих отмену постановления суда, не установлено. Постановление Северного районного суда г. Орла оставить без изменения, а кассационную жалобу без удовлетворения".

Прервемся пока, чтобы пояснить - вся эта история стала известна за пределами Орла потому, что Институт "Общественная экспертиза" начал проект под названием "Черная книга России".

"Главная цель проекта, - писал директор института Игорь Яковенко, - возродить в России институт репутации". Мне поставленная цель представляется весьма своевременной.

Яковенко предполагает публиковать "черный список" наших современников, "которые своими конкретными действиями (или бездействием) наносят ощутимый вред людям и обществу, разрушают правовую и нравственную ткань страны. Это лица, которым порядочные люди не должны подавать руки. Обществу необходимо добиваться устранения таких лиц с занимаемых ими ответственных должностей".

Все это очень серьезно и важно. Степень безнаказанности людей при должности перешла все границы. Они уверены: что бы ни сделали - им "ничего не будет". С чего-то и с кого-то надо начинать.

Предполагается несколько номинаций. В одну из них - "Черные политики" - уже включены 20 депутатов Государственной думы, подписавшие нашумевшее обращение к генеральному прокурору РФ от 13 января 2005 года. Цель обращения, как известно, - "запрет всех религиозных и национальных еврейских организаций как экстремистских". Еще одна номинация - "Черная Фемида", которую открыл белгородский судья Виктор Кошманов, вынесший в 2001 году приговор депутату и журналисту Ольге Китовой (среди прочего - за нанесение побоев группе милиционеров); 16 июня 2004 года Верховный суд полностью оправдал Китову, взыскал с Минфина в ее пользу более 300 тысяч рублей, обязал прокурора Белгородской области принести ей публичные извинения; Кошманов продолжает судить в том же Белгородском областном суде, и участники процессов по-прежнему обращаются к нему со словами "Ваша честь".

Вот орловский правозащитник, директор Института общественных проблем "Единая Европа" Дмитрий Александрович Краюхин и предложил включить в "Черную книгу России" фамилии прокурора Северного района города Орла Александра Гринева и следователя прокуратуры того же района Виктора Таразанова, для чего и переслал нам материалы, про которые юристы с огромным опытом восклицают: "Фантасмагория!" (как воскликнул один из авторов нового УПК Сергей Ефимович Вицин, когда я читала ему эти документы по телефону).

В ходе экспертизы голова погибшего была выварена. По заключению судмедэксперта - "голова была сварена для удобства исследования". Главный консультант Института "Общественная экспертиза" Юрий Шейн, посылая материал членам Общественного совета данного проекта, написал: "Со своей стороны отмечаем, что Положение о порядке проведения патолого-анатомических вскрытий не допускает при вскрытии трупа обезображивания открытых частей тела".

По словам Дмитрия Краюхина, через полтора месяца мать получила в открытом гробу обезглавленное тело сына и вываренный череп, лежащий в том месте, где ранее была голова; в отдельном пакете находилась нижняя челюсть, отдельные кости, зубы и снятый с головы кожный лоскут. Выяснилось, что все эти полтора месяца тело погибшего хранилось в помещении, где температура не опускалась ниже плюс четырех градусов по Цельсию, так как в орловском бюро судмедэкспертизы отсутствуют мощные холодильники.

Мнения членов Общественного совета по поводу того, включать ли орловских законников в "Черную книгу России", разделились. Одни - целиком за, другие - против. Высказывались такие возражения: эти действия должны оцениваться юристами-профессионалами; "речь идет не о нравственной и не о мировоззренческой проблеме", а именно ими нам и надо в рамках этого проекта заниматься; для следствия самое важное - раскрытие преступления, и ради этой цели "приносятся в жертву... и потерпевшие, и свидетели", а место потерпевшего (в данном случае - мать убитого) в процессе - вообще "объемная и неоднозначная тема"; для нашего рассмотрения годятся только такие случаи, которые могут быть оценены при помощи "двух измерителей: здравый смысл + естественное нравственное чувство". Но Игорь Яковенко справедливо, на наш взгляд, полагает, что практически любой поступок должностного лица, политика или общественного деятеля (а именно их действия мы беремся оценивать) всегда имеет и профессионально-юридическую (для оценки которой есть эксперты), и нравственную сторону.

Нельзя обществу устраняться от всего, что связано с правовой культурой, передавать эти проблемы "не любителям, а профессионалам", как предлагает один наш коллега по Совету (таковы, кстати, были претензии к нашей Комиссии по вопросам помилования при президенте России - и мы все время поясняли, что задача помилования не лежит в сфере юриспруденции). У нас и так общество крайне удалено от всего, что связано в правоприменением. А в прокуратуре и судебных органах явно преобладают люди, получавшие юридическое образование в советских вузах, изучавшие советские УК и УПК. Они знают, конечно, новые российские кодексы. Но ни они, ни тем более общество явно не осмыслили по-настоящему новую аксиоматику, положенную в их основу. А значит, не используют их потенциал. Наши люди привыкли, что у нас, во-первых, все плохо, а во-вторых - "от нас ничего не зависит". И потом - кто же у нас верит в силу буквы закона?

Между тем во вступительной статье к "Комментарию к Уголовно-процессуальному кодексу..."(2004) Дмитрий Козак (тогда руководитель аппарата правительства, министр) пишет, что предшествующий нынешнему "оттепельный" УПК 1960 года хоть и был "достаточно прогрессивным, ибо усиливал гарантии прав личности в сфере уголовного судопроизводства", однако принципиально изменить ничего не мог, "так как предназначался для "борьбы с преступностью", а не для защиты личности от любых форм произвола" (курсив наш. - М.Ч.).

Кто-то в обществе должен бороться за то, чтобы очевидно важная (и для потерпевших в первую очередь) задача раскрытия преступления ("борьба с преступностью") не подминала живых людей (не это ли мы видим в ходе следствия по Беслану?) - в том числе и путем "законного" глумления над телом близкого человека. Кто-то должен реагировать на вопиющие случаи - не оставлять мать убитого наедине с вышеописанными людьми.

Они прежде всего полуграмотны юридически, имеют отдаленное представление о правах людей вообще и участников процесса в частности. Они не хотят помнить, что потерпевший имеет право знакомиться с постановлением о назначении судебной экспертизы, а также заявлять отвод эксперту либо ходатайствовать о производстве экспертизы в другом экспертном учреждении (ст.198 УПК). Не нужно большого воображения, чтобы представить себе действия матери погибшего - если бы ей разъяснили ее права. Как только бы мать узнала об экспертизе, провести которую, по мнению прокурора Гринева (это мнение было сообщено матери не перед экспертизой, а после, уже на судебном заседании по ее жалобе), "без отделения головы от трупа невозможно", как тут же она, надо думать, и воспользовалась бы правами, которые даны ей статьей 198. Заявила бы отвод расчленителю или просила бы найти ей "другое экспертное учреждение". Не хочется же верить, что в России негде и некому провести экспертизу без отделения головы от туловища. Есть общепонятные, принятые всеми в человеческом общежитии вещи: для необходимой экспертизы можно сделать соскоб, отрезать прядь волос - но не руку же, ногу или голову! Это только во дворах в детстве пугали мальчишки: "Возьму глаз на анализ!"

Сбиты контуры и моральных норм, и привычных для человеческого общежития установлений. Обилие в нашем географическом пространстве неправовых решений ведет к тому, что сегодня уже и квалифицированным юристам начинает казаться, что УПК предусматривает все же возможность изъятия головы. Ссылаются на приложение 44 к статье 476 - под названием "Протокол эксгумации и осмотра трупа". Не забудем: протокол подписывают понятые - как правило, не юристы. Весь текст бланка (который и представляет собой приложение) должен быть понятен любому грамотному человеку. Прочитаем же. Там есть графа: "Труп (его фрагмент) направлен ...(куда)", а также: "в ходе эксгумации и осмотра трупа изъяты ...(перечень и индивидуальные признаки изъятых предметов, образцов, их упаковка, опечатывание)".

Все-таки эксгумированный труп - это не то же самое, что еще не похороненный. Он и вообще может ко времени эксгумации фрагментироваться. Для отождествления, скажем, ДНК и прочих задач следствия могут извлекаться разные "образцы" (кожи, волос); думаю, не без колебаний введено здесь слово "предмет", никоим образом не применимое к телу человека, когда речь идет не об эксгумации (в статье 81, ч.1). Эксгумированный труп может находиться на полпути к праху и слиянию с землей - это лучше сказано поэтом:

...Но ложимся в нее и становимся ею,
Оттого и зовем так свободно - своею.

Вообще - с общепринятой, видимо, точки зрения - похороны уже состоялись, совершилось предание тела земле. Как правило, прошло уже некоторое время. Извлечение трупа из места погребения уже не ведет к вторичной церемонии похорон. Возвращение останков на место их упокоения (так или иначе - экстраординарная ситуация) совершается иначе. К их целостности, если можно так выразиться, иные "требования".

Но орловские судьи торопят естественный ход вещей; для них этот труп - уже прах. Матери, потерявшей сына, не давали совершить ритуал похорон в принятых формах. И это не было вынуждено никакими обстоятельствами, поскольку технические возможности позволяют сделать все потребные фотографии и вообще получить любые необходимые для следствия данные без суперпрагматической фантасмагории, которую можно описать такой фразой: "А мне удобней работать с отрезанной от тела головой!". (Судмедэксперт, собственно, так и заявил в заключении: "Голова была сварена для удобства исследования". А действительно - чего с ней церемониться, с мертвой головой!) Можно и еще короче: "Не мешайте следствию!"

Налицо - вначале, возможно, неосознанная (но юристы знают, что незнание не освобождает от ответственности), однако в дальнейшем осознанная, ибо мотивированная в судебном заседании - попытка навязать сегодняшнему российскому обществу цинический, суперматериалистический, нарушающий традиции народа взгляд на смерть, уничтожающий трепетное отношение к телу умершего - и без того повседневно уничтожаемое самой практикой терроризма и способами борьбы с ним, избранными нашими "силовиками".

И так сильно расшатана традиция нашей культуры. И так слишком много процедур проделывается с трупом в современной цивилизации, пристрастившейся, среди прочего (в лучших, разумеется, целях), к перезахоронениям. В России повадку этому все же дали советские властители в первые годы своего господства; цели - и при вскрытии мощей, и при разрывании могилы Гоголя - были, несомненно, одни и те же, но обсуждать их сейчас неуместно).

В орловском же случае перед нами - люди с таким культурным кругозором, с таким непониманием традиций своего народа, что им нужно выдавать волчий билет на профессию - как человека, избившего или изнасиловавшего ученика, нельзя больше допускать к преподаванию.

В заключении эксперта Сергея Насонова поясняется, что если речь идет о человеческом теле, то "доказательственное значение приобретает не сам труп (или его часть), а результат их исследования", так что действие следователя, "признавшего вещественным доказательством часть трупа и осуществившего его выемку", незаконно. Эксперт напоминает также, что по нашему кодексу "в ходе уголовного судопроизводства запрещается обращение, унижающее человеческое достоинство" (в нашем случае речь о матери). Это в орловском суде, надо думать, еще не скоро поймут.