В книжном киоске, утопленном за стеклом в торговом ряду в подземном переходе на Пушкинской (там, где был взрыв), на самом видном месте, стоймя - два главных, судя по размещению, нынешних бестселлера. Первый - "Убийцы Иосифа Сталина". На переплете несколько строк "о главном", среди них что-то вроде - "Как Россию лишили будущего". Это те, надо понимать, лишили, кто убил Сталина. Рядом - "Неизвестный Гитлер". В соседстве, во всяком случае, есть логика - больше, чем в известном высказывании президента Путина "Нельзя Сталина и Гитлера ставить на одну доску".

Соседством же логика, видимо, и кончается, поскольку авторами подразумевается, надо думать (книг не открывала, делюсь догадками), что оба их героя, вопреки известному о них до этой поры, были прекрасными людьми и историческими деятелями.

Так какая именно у нас пора? Не так-то просто ее определить, поименовать.

На телеэкране в новостях дня - мемориальная доска, поставленная в одном из сел Иркутской области. Дети и внуки высланных сюда работящих крестьян (советская власть на много десятилетий закрепила их именование "кулаками") собрали деньги и поставили памятник своим родным, памятник мучениям людей, ни за что ни про что лишенных в своей стране всех прав.

Нельзя не думать - почему мемориал в одном лишь селе? Хорошо бы и повсеместно вспомнить об этих людях (они на языке, созданном правящей партией для внутренних надобностей, назывались "спецпереселенцами"). Выгнанные из своих домов, лишенные имущества и денег, привезенные насильно в суровые места, с малыми детьми, - они начинали жизнь заново, надеясь только на свои руки.

И на том же канале в том же выпуске новостей радостно отмечается 75-летие журналиста-международника советских лет Фарида Сейфуль-Мулюкова. Специализируясь на ближневосточных делах, именно он знакомил советских людей с новым политическим лицом - Ясиром Арафатом (тогда, в конце 60-х, громко возвестившим задачу, с которой выступает нынешний президент Ирана: уничтожение Государства Израиль).

Представляет юбиляра телезрителю Владимир Кондратьев, чьи заграничные телерепортажи в свое время (не хотела напоминать, но сам напросился) смотреть было невыносимо - по их какой-то особенно квалифицированной фальши.

Именно это сегодня задним числом именуется профессионализмом: продажность, но умелая, бодрая и как бы веселая. Профессионалы советского времени уже давно, увы, желанные гости в нашем эфире. Семичастный - тот, кто известным образом публично высказался о Пастернаке и кого любой человек должен был бы обходить стороной, - в последние годы жизни пользовался на телевидении, особенно на неразогнанном еще НТВ, особым спросом. По любому случаю обращались к нему за экспертизой! Как будто смрад его знаменитого высказывания и всей деятельности на комсомольско-гэбэшном поприще мог выветриться за десятилетия.

...Впрочем, хорошо понимаю, что само слово "продажность" - совершенный анахронизм. Хотя, замечу, продажность от того не исчезла. И даже самоощущение продажности, уверена, улетучилось далеко не у всех, кто твердо сказал себе: "Время такое!" Так уж задуман был человек.

И вот, Кондратьев ни разу, так сказать, не проврался - не назвал презентируемого известным советским журналистом. Некий вневременной профессионал. Даже телецитата из какого-то репортажа из Афганистана со значительным голосом Сейфуль-Мулюкова: "Кому предназначены оставленные на обочине машины с взрывчаткой?" Это тоже профессионализм - выкроить из начала 80-х такую цитату, чтоб она шла под флагом борьбы с нынешним терроризмом. Так афганская война - одна из кровавых бессмыслиц последних лет советской власти - освежена, актуализирована.

Насчет освеженного Афганистана удивляться не приходится. "Уверен, что настало время прекратить всякую политическую возню вокруг событий, которые были в Афганистане. Ясно, что эти события подлежат серьезному, скрупулезному, бесстрастному анализу со стороны политиков, историков, специалистов военных и прочих. Но также ясно и другое: те, кто исполнял требование присяги, этим людям нечего стесняться и прятать глаза: вы честно исполняли свой долг и имеете право, на мой взгляд, встретить соответствующее отношение к этому со стороны общества и государства" (речь президента РФ Путина на встрече с воинами-интернационалистами в Ново-Огареве 19 февраля 2004 г.// "Известия", 8 ноября 2005; приведено после отчета о встрече его с создателями фильма "9 рота").

Обратим внимание - выражение воины- интернационалисты не ставится в кавычки: это как бы авторская речь сегодняшних журналистов. А чего такого? Они и Кубу - и не только на телеэкране - как ни в чем не бывало величают без всякой интонационной дистанции островом Свободы.

Выражение "политическая возня" - это знак, перемигивание, пароль - что угодно, но то, что сразу перебрасывает для читателя мостик в советскую эпоху с ее словесной демагогией, полностью (подчеркиваю это слово) вытеснившей на долгие десятилетия нормальную русскую речь из публичного обихода. Эта знаковая функция словца, подобранного на свалке советизмов, тем более очевидна, что об афганском кремлевском предприятии давно уже говорят очень мало и редко - и сам оратор вряд ли смог бы пояснить, какая такая возня имеется в виду. Дело именно в слове, в его генезисе и ореоле.

"Возня" вошла в обиход, конечно, с политическим словарем Ленина, оказавшим огромное влияние - точнее, давление - на нашу речь. Потом оно сменилось еще более сильным влиянием Сталина. Его речи, без счету тиражировавшиеся и повторявшиеся на всех собраниях, уже не запутывали умы в хитрые "диалектические" сети, а неуклонно их отупляли.

Не следует воспринимать современную политическую жизнь в речевом ее выражении вовсе уж вне этого исторического фона. Речь лидера у нас традиционно значима - порой не меньше, чем его действия. Знаменитое "мочить в сортире" сыграло в огрублении нашей жизни, в том числе в речевом разнуздывании сетевых анонимов, еще не оцененную по достоинству роль.

"Возня" - это была в советских газетах обычно "недостойная возня" и относилась, как правило, к Западу, воспринимавшемуся в целокупности в качестве вечного врага и вместилища всех пороков.

Да что, собственно, я объясняю про "Запад", будто на дворе 1993-й или даже 1989-й год! Так он воспринимался в советское время - и сейчас снова, с подачи "верхов" и при радостной поддержке невесть почему расплодившегося люмпена, он начинает опять восприниматься.

...Еще в 1934 году этим самым словом "возня" откликается "Литературная газета" на первый случай присуждения Нобелевской премии русскому писателю - Бунину: "Факт этот ни в какой степени не является неожиданностью для тех, кто пристально присматривается в течение последнего времени к подозрительной возне в болоте эмиграции".

И в советском так называемом литературоведении - главный в течение нескольких десятилетий "ученый" Алексей Метченко (американские коллеги с их империалистическими трех- и пятилетними ротациями отказывались верить, когда я говорила им, что он заведовал кафедрой советской литературы филологического факультета МГУ с 1952 года до 1983-го - до дня смерти) писал в 1969 году о "возне, развернувшейся на Западе вокруг романа Ю.Олеши "Зависть", а Виталий Озеров (тоже двадцать с лишним лет бывший главным редактором журнала "Вопросы литературы", и в те же примерно годы) уже в 1973-м в "Знамени" в статье про "всяких биллингтонов и бжезинских" клеймил "дурно пахнущую "оппозиционную" возню" (оппозиционную, натурально, в кавычках, без кавычек оппозиция не предполагалась - к чему у нас как раз дело сейчас и идет).

Так что да, это слово-сигнал. И не зря, а обдуманно употреблено. Сегодняшний лидер вполне ответственно относится к каждому своему слову. Ни в какое самозабвение, в нахлынувшие вдруг эмоции я не верю совершенно.

И дальнейший призыв к "серьезному, скрупулезному, бесстрастному анализу" - в нем тоже каждое слово выверено. "Бесстрастному" - поняли? А то в порыве страстей уже признавали Афганистан кровавой авантюрой. А нужно бы подойти серьезно - чтобы понять, что не с кондачка предшественники нынешней власти принимали это решение. И скрупулезно - чтобы не давать, понимаете ли, хлестких определений, а именно скрупулезно расплести паутину обстоятельств и войти в положение геронтократов из Политбюро. Время было такое.

Так создается новый - то есть с активным использованием скоропалительно, надо понимать, отброшенного в угаре 90-х старого советского - язык описания истории России ХХ века. На этом языке очень удобно создать новый ее муляж. И поделом нам. Надо было вовремя подводить итоги - и принуждать избранных нами (а кем же еще? Биллингтонами и бжезинскими, что ли?) депутатов выносить соответствующие вердикты - чтобы закрыть возможность попятного хода.

А теперь оказалось, что пятиться - это даже не в пример проще и удобней, чем идти вперед.