Егор Бычков заявил, оправдывая насилие в отношении наркоманов: "Это не больные люди - это преступники. Что это за болезнь такая, когда человек врет, грабит, ворует, убивает, а сам кайфует?".

Высказывание замечательно не тем, что снимает всякие сомнения: да, Бычков преступник, который похищал совершеннолетних людей, ни одним судом не признанных невменяемыми, и пытал их. Если он это делал исключительно по просьбам родственников, то преступление заказное. Но заказное преступление – все равно преступление, хотя у преступников на это иная точка зрения. В самом лучшем случае Бычкова следовало бы осудить за незаконную медицинскую практику. Однако случай явно не лучший.

Если судить Бычкова по меркам самого Бычкова, то нужно прежде всего спросить у него, получал ли Бычков удовольствие от своего поведения. Если получал, то Бычков преступник, ибо поведение Бычкова ненормально, а удовольствие от ненормального поведения характерно, как уже им было сказано, для преступника.

Вера в то, что добро вознаграждается хотя бы удовольствием, а зло наказывается хотя бы неприятными переживаниями в душе злодея, не так наивна, как кажется.

Трудно признать наивным человеком Ивана Ильина (и миллионы подобных ему "мыслителей"), который считает допустимым насилие вплоть до убийства, если это насилие совершается "по любви" и, соответственно, сопровождается у насильника чувством глубокой скорби. Отрубать голову преступнику можно, но медленно и с печалью об отрубаемой головушке. Убивать по приказу начальства – на войне или при разгоне мятежников, демонстрантов и т.п. – можно, но с истинно православной болью в сердце. Или, иначе говоря, с болью в истинно православном – то есть государственном – сердце. А учиться этому надо с младых ногтей – то есть как только у ребенка отрастают ноготочки так, что их можно подрезать, следует со скорбью приучать ребеночка к телесным наказаньицам, от легкого шлепочка возводя его к подзатыльничкам, порочке и стоянию на коленочках в уголочке. При этом скорбь должна быть как в сердце, так и на лице наказующего, дабы ребенок видел, что садизм не причиняет садисту ни малейшего удовольствия.

Егор Бычков, конечно, просто продемонстрировал неумение логически мыслить. Наркозависимые получают удовольствие не от того, что им приходится красть деньги на наркотики, а от наркотиков. Если наркотик достанется бесплатно, удовольствие все равно будет. Более того, Бычков продемонстрировал – что было предсказуемо – скверное знание медицины: на самом деле наркозависимые не получают удовольствия от наркотика - во всяком случае, на тех стадиях наркозависимости, когда до воровства доходит (а эти стадии далеко не у всех и далеко не обязательны). Наркотик лишь помогает не мучаться. Точно так же алкоголик пьет не ради удовольствия, а чтобы унять мучения от отсутствия алкоголя в крови.

Такое же неумение строить логические умозаключения демонстрировали Бычков и его сторонники, когда сравнивали наркозависимых с тонущими людьми: мол, те и те в беде, надо спасать, потом будут благодарны, хотя и тонущие иногда отбиваются от спасателей.

Всякая селедка рыба, но не всякая рыба селедка. Не всякому, кто в беде, поможет насилие.

Как далеко может зависти наивная вера в то, что добро и зло точно соответствуют удовольствию и страданию, показал Станислав Лем, выведя изобретателя – католика, поляка, реакционера, – который изобрел машину, причиняющую страдания супругам при исполнении долга по зачатию. Существенные страдания – во всяком случае, изобретенный Лемом изобретатель погиб при испытаниях. Лем высмеял извращенное представление кое-кого о том, что цель секса - исключительно деторождение, а потому удовольствие при сексе неуместно. Ведь не всякое сексуальное сношение ведет к зачатию, будь оно неладно.

Что же за скотина такая человек, что испытывает удовольствие там, где должен страдать? Может, у него болезнь наподобие той, которой наслаждался Скрябин, – перепутаны чувства, звуки воспринимаются как образы и наоборот? Падшие мы люди, вот и страдаем там, где должны радоваться, радуемся, где должны страдать. Оставив в стороне быт - чего стоит хождение в церковь, если у большинства молящихся лица скорбные? Да и, поверьте, не только лица. Увидят святыню спасительную – плачут, а покажешь мизинчик – смеются. Если, конечно, если не обханжились до садомазохизма. А как не страдать? Можно подумать, альпинисты при подъеме прямо лучатся счастьем...

Неслучайно, однако, апостол Павел горевал, что делает то, чего не хочет (а что хочет, того не делает), но не горевал, что чувствует не то, что надо. Можно пенять на волю и разум, нельзя пенять на сердце. В сердце человеческом, а вовсе не в каком-то яйце хранится кощеева смерть, хранятся ключи от свободы быть человеком. Чувства свободны – и человек свободен. Если бы человек - здоровый человек - получал удовольствие лишь делая добро, а делая зло, мучался, он был бы здоровенная дубина, робот, двумерный идиот.

Садист не потому болен, что получает удовольствие от зла, а потому, что не получает удовольствия никаким иным способом. Нормален тот, кто иногда получает удовольствие от зла, а иногда от добра. А иногда – не получает. "Иногда" это совершенно непредсказуемо. Более того, нормой - во всяком случае для человека – следует признать неприязнь к постоянству и стабильности. Страшно динамичен человек, почему и страшен, почему и человек. Вот среднестатистический россиянин не вполне человек, потому что провозглашает стабильность высшей ценностью. Стабильная Россия – великая Россия! Лучшие автомобили – российские автомобили, стабильные до такой степени, что даже освящать их подобает не как "колесницы", а как недвижимое имущество. Стабильное использование зла для достижения добра – лейтмотив всей истории Бычкова.

Конечно, на лобовой вопрос: "Считаете ли вы, что цель оправдывает средства?" - и архивист Ройзман, и Бычков ответят: "Нет, конечно". Так антисемиты твердо отвечают "нет" на вопрос, нужно ли истреблять евреев. Евреи пусть живут, а вот с жидами вопрос надо будет проработать. Наручники для наркозависимых, вопреки всем рекомендациям медицинской науки? Так это не средство для цели, это лекарство для больных или наказание для преступников. Главное зло, на котором человек строит всякое иное зло, – это создание языка зла. Наркозависимый при этом уже "наркоман", а то и "наркопреступник". Наручники - "принуждение к свободе", война – "принуждение к миру", пытки – "социальная адаптация" (Ройзман).

Как верно отмечают защитники Бычкова-Ройзмана, их герои делали то, что должно делать государство Путина-Медведева. С мукой и отвращением использовали насилие для построения стабильного здорового будущего. Защитники ошиблись в другом: государство Путина-Медведева вовсе не бездействует. Оно вовсю использует насилие по отношению к наркозависимым. Большинство людей, которые сидят по российским тюрьмам как наркоторговцы, в нормальных странах лечатся за государственный счет – той же заместительной терапией, которая в России официально запрещена. Представим себе, что запретят таблетки от головной боли и одновременно прикажут сажать всех, кто будет пытаться вылечить головную боль...

Нынешний конфликт уже был превосходно описан в "Обитаемом острове" Стругацких. Страна, в которой все население одурманено жаждой насилия для усовершенствования социума и мироздания, конечно, считает главными преступниками тех, кто использует насилие исключительно в личных целях, а уж кто отказывается от насилия вообще – так это просто выродки. Самый страшный наркотик – государство, самая страшная зависимость – от насилия, самая страшная болезнь - абсолютно здоровые физически люди (некоторые даже с черным поясом по карате), которые мучаются, но насилуют, потому что так надо по их вере – или, точнее, суеверию.

В защиту Бычкова – в защиту принципа «цель оправдывает средства» - выступили и многие православные, и епископ-протестант Сергей Ряховский. Христианину от этого могло бы стать очень стыдно, но ведь и правозащитница Людмила Алексеева выступила в защиту Бычкова. Удовольствия они от этого не получили, поверьте, а вот кое-какие нематериальные бонусы получат. Правда, потеряют доверие нормальных верующих и нормальных правозащитников – но таких, к сожалению, пока меньшинство, ими можно и пренебречь ради социализации (будем вежливы!) церкви (во главе с собой) или правозащитного движения (во главе с собой). Недоверчивые же – давайте не грустить, а наблюдать за собой, чтобы наши удовольствия и неудовольствия, как и прочие вторичные обстоятельства, не мешали сохранять трезвость и верность идеалам.