Под елкой лежит письмо, шевеля краями, типа новогоднего подарка, но это довольно древний текст, который с теми или иными вариациями мы могли читать в разные времена. "Уважаемый... я с большим уважением... я глубоко убежден... я не вправе вмешиваться... требую отменить показ". Сей подарок, под елку или ранней весной, или под громыхание июльского дождя из одноименного полузапрещенного фильма, или порой осенней получали многие поколения российских художников. Вы думали, что вы художник, а вы на службе, извольте исполнять. Да, и прошу, извиняюсь, запомнить, что каждый шаг в сторону будет, извиняюсь, рассматриваться как, извиняюсь, побег.

Обсуждение письма тоже не выходит за рамки привычных схем. Обыкновенная, освященная веками смесь пафосного негодования, сочувствия, растерянности, внутрицеховых разборок, злорадства. Истинное нутро Капкова!.. Признанных режиссеров попросту травят!.. Коллективное бессознательное бюрократии... Плохо, что запретили, но хорошо, что разрешили дышать. А вы как хотели: и рыбку съесть, и мягко сесть? Серебренников, почему не уходишь из театра?! Браво, Капков!

Относительной новизной пленяет сюжет. Не посмертное издание замученного Мандельштама издается с диким предисловием Дымшица, а фильм про девочек, только что вышедших по амнистии из зоны, анонсируется в Гоголь-центре. Хотя вот Чернышевский даже сидел в Алексеевском равелине, а роман его добрые люди печатали в "Современнике". Всякое у нас бывало, случались и чудеса, но все-таки нечасто. Не приучены.

Важная часть дискуссии посвящена налогам, и это тоже довольно свежая тема. Чьи они, в конце концов, эти бюджетные поступления, кому принадлежат и кто вправе ими распоряжаться? При грозных царях и отмороженных коммунистах таких вопросов не возникало.

В эпоху Путина и Капкова проблема выходит далеко за рамки экономических споров. Ибо если театр Кирилла Серебренникова принадлежит народу, то при чем тут Путин и Капков? А ежели, и к этому склоняется большинство финансовых аналитиков, никакого народа нет, а есть суперолигарх Путин и при нем на посылках Капков, то им и решать, какие фильмы показывать в Гоголь-центре. Поскольку речь идет о государственном учреждении, типа нефтяной корпорации или метрового телеканала, и кто платит, тот заказывает музыку и танцует девушку. Или не танцует, если девушка сама станцевала в храме.

Наконец, под елкой лежит еще одно письмо, и вот это послание, прямо скажем, уникально. Тут, сколько ни напрягай память, не сыщешь исторических аналогов. Это высшее достижение отечественной модернизаторской мысли десятых годов – текст режиссера про цензуру, и в горестных его словах, щедро зачерпнутых из сокровищницы родного языка и запретного списка Роскомнадзора, полной грудью дышит время.

Время сетевой вольности. Время безграничной свободы в границах микроблога. Время, когда художник, полемизируя с властью, никак не стеснен в выразительных средствах, хотя последнее слово, конечно, остается за начальством. Время, когда можно отвести душу так, чтобы услышал и содрогнулся весь русскоязычный мир, но при этом подчиниться приказу, исходящему сверху, из циркулярного письма, которое, шевеля краями, валяется под елкой. Благословенные времена!

В остальном же все по-старому, в рамках традиций. Власть, как заповедал национальный лидер, стремится поиметь общество, а люди защищаются, матерясь, как это иногда бывает в жизни. Фильм про политзечек запрещен в государственном театре, и это значит, что они по-прежнему вне закона. Словно и не было никакой амнистии. И когда Надежда Толоконникова задает "ребятам" разные вопросы, то ответа на них не требуется, потому что вопросы чисто риторические. Нормального диалога с этой властью, помешанной на запретах, нет, не было и не будет. И если хочешь до нее докричаться, то надевай балаклаву и пой про Богородицу. Тогда тебя посадят, а про песню снимут фильм, который отменят, - и это высшая форма взаимодействия граждан с начальством.

Такова мораль, которую можно вывести из этой истории, разбирая новогодние подарки под елкой и вчитываясь в тексты искрометных писем. Что же касается документальной ленты "Показательный процесс: история Pussy Riot", то в Москве немало площадок, свободных от Путина, Капкова и душераздирающих дискуссий о бюджетных деньгах. Вот и надо, по-моему, без всего этого обойтись.

Скандал полезен, даже необходим для развития гражданского общества в эпоху неслыханной модернизации театрального искусства, но непонятно, почему фильм нельзя показать в другом зале. Тем более сейчас, когда все его создатели, герои и модераторы на месте, зрители по-хорошему заинтригованы и запись готова к воспроизведению на экране. Все-таки показать фильм вообще гораздо важнее, чем продемонстрировать его именно в Гоголь-центре. Гоголь простит.