"Граждане! 30 мая сего года скончался великий русский поэт Борис Пастернак. Похороны 2 июня в Переделкино, в 2 часа дня..." - такое объявление, написанное от руки, возникло тогда же возле дачной билетной кассы Киевского вокзала. Его сорвали. Оно самозародилось снова. Его снова сорвали. Оно возникло опять".

Все уже было, и все неповторимо, и невозможно сравнивать, хоть они и тезки: крамольный поэт и оппозиционный политик. Просто сюжет повторяется, один и тот же российский сюжет, в котором перемешаны жизнь, смерть, политика, боль, отчаянье, протест, память, человек, народ, власть.

Государство мыслит простыми категориями: кого, где и как убить или зашельмовать до смерти. А там хоть трава не расти. Государство продумывает общую схему. Изобразить в газетах всенародный гнев. Проломить в подъезде голову переводчику-отщепенцу, чтобы весь писательский кооператив трясся от страха. Отравить депутата-журналиста или чекиста-перебежчика. Застрелить журналистку или там лидера несогласных, чтобы после успешно имитировать изумление: да как вы могли подумать, да это ж нам невыгодно! Значит, враги так подгадали, чтобы убивать наших оппонентов в день рождения президента или под стенами Кремля.

Ибо начальство - это всегда реальные пацаны, которые живут в бесконечном настоящем, решая свои однообразные сиюминутные задачи. И таких слов, как боль, отчаяние, протест, память, в их словаре нет. Поэтому моральные последствия совсем не просчитываются, и когда около билетной кассы самозарождается рукотворный крохотный мемориал, бумажный листочек, в котором "литературному сорняку" внезапно присваивается звание великого поэта, то начальство бушует и недоумевает. Начальство не сразу понимает, как ему теперь реагировать.

Так возникают проблемы разных степеней сложности. Выясняется, что листочек можно сорвать, причем раз десять, затем пройдут похороны и сюжет вроде завершится сам собой. В бесконечном настоящем нет же никакой истории и потомков, которые проклянут свору проработчиков и убийц. Навластвовались всласть, пожрали, поубивали, поорали - и ушли, а после них хоть потоп, и улиц, названных в честь убитых и замученных, они уже не увидят, и Немцова моста тоже, и ладно.

Однако с этим Борисом Немцовым вышло как-то совсем уж неожиданно. Застрелили, выразили соболезнования, указали на низкий рейтинг, посетовали, что честный был, но заблуждался, даже киллеров каких-то нашли. Вообще время для убийства удачно подгадали, но вот место... Прямо напротив кремлевских стен, и в эту режимную зону люди несут свечи и цветы, портреты и плакаты, а на следующий день выходят на демонстрацию, и снова несут цветы, и проходит неделя и месяц, и свечи горят вечным огнем, и складывается впечатление, что так будет всегда.

Спрашивается - что делать начальству?

Можно, разумеется, прислать подонков из тех, знаете, что косят под неравнодушных граждан и кидаются какашками, и они с удовольствием осквернят мемориал. Можно также заняться благоустройством города на месте убийства, и мрачные коммунальные "мужчины в черном" под покровом ночи проведут санитарную спецоперацию. Но вот беда: ночь кончается, и туда, где орудовали энтузиасты либо трудились подневольные работяги, снова приходят люди и несут свечи, цветы, портреты и плакаты. И все это оборачивается таким позором, что начальству приходится оправдываться и даже выступать с опровержениями. Так что уже и не поймешь, кому в Москве подчиняются сотрудники ГБУ "Гормост" и нет ли у них каких-нибудь личных претензий к убитому. Может, они тоже, вслед за Кадыровым и Дадаевым, возмущены выступлениями Бориса Немцова в защиту "Шарли Эбдо", как знать.

О том, что будет дальше, догадаться легко. Опять явятся фанаты Путина, а им на смену придут люди и положат цветы. И снова будет ночь, и коммунальщики наведут порядок в центре столицы, а им на смену придут люди и зажгут свечи. Потом начальство выставит на Большом Москворецком пост, чтобы неповадно было людям помнить Немцова, и на месте гибели оппозиционера возникнет почетный караул, как у мавзолея. Но люди все равно будут приходить, нарушая общественный порядок, и тогда на мост пригонят спецназовцев, и они там будут жить, сменяясь раз в 12 часов или как там по уставу. И люди положат цветы, свечи, портреты и плакаты где-нибудь рядом, и тут начальство перегородит весь мост, а после оцепит Красную площадь и ближайшие улицы. Так что рано или поздно в районе Кремля перекроют движение и начнут винтить пешеходов, и мемориал переедет на Тверскую, оттуда на Болотную, после в Марьино. А Немцов мост заполнят войска, но от этого ничего не изменится. В том числе и название, которое отныне на долгие годы будет связано с именем убитого, пока не обретет это название официально.

Все будет, и именами Галины Старовойтовой, Анны Политковской, Сергея Юшенкова, Юрия Щекочихина, Натальи Эстемировой еще назовут площади и улицы в Москве, Петербурге, Грозном и других городах. Да, нескоро, и спустя некоторое время после того как окончательно снесут с площадей памятники Ленину, а также Путину, и переименуют все улицы, и впишут в учебники печальные главы, посвященные жертвам и палачам, отважным борцам и убийцам. И потомки все-таки сравнят их, крамольных поэтов и несогласных политиков, - в рамках одного безутешного сюжета с одним бесконечно повторяющимся финалом. С благодарностью поминая и тех, кто не боялся оплакивать убитых. "Мы были музыкой во льду" - это ведь и про них тоже. Про нас.