У Владимира Кехмана, свежеиспеченного директора Новосибирского театра оперы и балета, для нас много новостей, и одна из них очень хорошая. Он посмотрел видеозапись нашумевшей оперы, и ему, знаете, понравилось. Директор был "приятно удивлен высоким музыкальным качеством спектакля", а также "прекрасной работой труппы и дирижера". До двух часов ночи смотрел, оторваться не мог.

Другие новости похуже. Режиссер "Тангейзера" Тимофей Кулябин "скрывается" от директора. Кроме того, театр до сих пор не расплатился с дирижером Айнарсом Рубикисом и тот, по словам Кехмана, отменил все свои выступления в Новосибирске. Поэтому Вагнер исключается из репертуара. "Таким образом, интриги больше нет", - заключает директор, призывая всех, кого еще волнует данный сюжет, "поставить точку в этом вопросе".

Тем не менее интрига сохраняется, и вот почему: масла в огонь подливает сам Кехман. Сказал бы он, что спектакль из рук вон, и все было бы ясно - и с оперой, и в особенности с ним, с директором. Говорил же он раньше, когда еще в глаза не видел "Тангейзера" на новосибирской сцене, что оскорблен в своих религиозных чувствах - как человек верующий, крещеный, православный и еврей. Призывал же начальство оперу запретить, а Борису Мездричу, тогдашнему директору, предлагал подать в отставку.

Теперь вроде бы все мечты сбылись, даже с довеском. Мездрича уволили, а в его кресло уселся Кехман. Понятно также, почему с ним не желает встречаться режиссер: видеть его не может. Что касается финансовой задолженности перед дирижером, то эту проблему решать должен как раз новый директор. Это не повод, чтобы запрещать спектакль. Тем более такой спектакль, который со всех сторон порадовал назначенца - и музыка хорошая, и певцы не фальшивят, и дирижер, хоть и требует почему-то денег, но с работой справлялся. Короче, как человек верующий, крещеный и православный, Кехман должен быть удовлетворен. И как еврей, да. Не все евреи способны оценить Вагнера, но здесь тот случай, когда объективность превыше всего. Типа юбер аллес.

Спрашивается: зачем же изымать оперу из репертуара?

Можно предположить, что для того Владимира Абрамовича и прислали комиссарить в Новосибирск, дабы на корню ликвидировать кощунство. Как раньше, при коммунистах, закрывали спектакли с излишним уклоном в православие. Сегодня, как и тогда, церковь у нас отделена от государства, и это подтвердил суд, отвергший ябеды митрополита, но Минкульт от государства не отделен, вот оперу и сняли. Однако скандал с "Тангейзером" вышел громкий, а с Кехманом, который подсидел Мездрича, получилось совсем уж нехорошо, поэтому новый директор хочет оправдаться. Оттого он и хвалит постановку, пытаясь сохранить лицо и пригасить скандал, который обернулся всесветным позорищем. В полном соответствии с линией нашей любимой капиталистической партии и путинским курсом тов. Мединского, готового оплачивать из государственного кармана лишь идейно зрелые постановки. Без этих, понимаете ли, антирелигиозных кукишей на потребу пошлякам и подонкам.

Имеется и другая версия. Все-таки Владимир Кехман, бывший торговец фруктами федерального масштаба, - он прежде всего бизнесмен и наверняка догадывается о том, что гнилой товар люди не покупают. То есть даже твердо знает, что фирме с гнилой репутацией, в которую немедленно превратился Новосибирский театр оперы и балета с приходом нового директора, грозит банкротство. Тогда понятно, для чего он, отказываясь от спектакля, так его нахваливает. Православный управленец берет под козырек и дисциплинированно стирает крамольное имя Тангейзера с афиш. Топ-менеджер Кехман тревожно размышляет о будущем.

Пройдет время, думает он, окончательно истощится в эпоху кризиса скудная минкультовская казна, и надо будет, чтобы самого не сняли, как-то выкручиваться. Тут и сгодится Вагнер, проклятый, но незабытый. В конце концов Бориса Мездрича министр культуры уволил за то, что тот "отказался выполнять ряд рекомендаций" начальства. Постер убрал, а иные кощунства, так огорчившие митрополита и его молитвенное воинство, выбрасывать не стал. Кехман выбросит их без сожаления, надо лишь договориться с режиссером. А для начала следует его подбодрить и превознести.

Так ломали режиссеров в коммунистические времена. Десять явно лишних слов вычеркните, пятнадцать ненужных аллюзий уберите, сократите двадцать грубых намеков, а еще вот эту, самую лучшую, как вы говорите, сцену исключите, пожалуйста, совсем - и все, и спектакль готов, и приемная комиссия, поздравив творца, расходится удовлетворенная, и счастливый режиссер ложится в больницу со вторым инфарктом. О том, спрямляя и впрямь похожие времена, грезит, вероятно, и Кехман - человек тертый, поживший, искушенный, многоопытный.

Однако тысячелетье на дворе все-таки пока другое, так что неясно, как отнесется режиссер к соблазнительным предписаниям начальства. Художник ныне все-таки посвободнее в своем выборе, нежели при Суслове, не говоря о Жданове. Общественная поддержка в конфликте с мракобесами у него явно посильней, чем при коммунистах: сегодня Кулябина приглашают и в Большой, и в Ленком, и письма в его защиту пишут самые знаменитые коллеги. Он может уехать, если станет совсем уж невмоготу. И уж точно может послать директора, комиссара, цензора, приемщика, православного, крещеного, еврея - ненужное зачеркнуть. Со всеми его похвалами и попытками как-то, что ли, познакомиться. Вот и в письме к уволенному директору запрещенный в служении режиссер высказывается вполне определенно. Выражая искреннюю благодарность Борису Мездричу за стойкость и отвагу. Не скрывая "грусти и возмущения".

К слову, это очень точные слова. Грустно наблюдать происходящее в стране, где власти сперва установили пропагандистский террор в СМИ, теперь полезли в театр, а завтра, по-видимому, официально введут цензуру повсюду, где граждане поют, рисуют, пишут, ваяют, отсекая лишнее, и вообще разговаривают. Возмутительно, что искусством опять заправляют невежды и чинодралы. Правда, по ночам они еще способны восхищаться тем, что запретят наутро, но и это пройдет, когда некому станет ублажать крещеных менеджеров.