Вообще говоря, это проблема веры. Веры, основанной на опыте. Опыте проживания в государстве или созерцания государства, в котором судебная власть жестко подчинена высшей власти и все приговоры по знаковым делам являются политическими. Так что уже и не имеет особого значения, кто кому давал взятку, кто заказывал убийство и кто украл всю нефть. Все приговоры заведомо неправосудны, поскольку диктуются политической целесообразностью.

Оттого рассуждения о чьей-то там вине носят чисто теоретический характер. Зато мысли о том, кого и почему у нас посадили в рамках громкого образцово-показательного процесса, весьма конкретны. Теоретизировать бессмысленно. Напротив, размышления о сути дела всегда полезны. Углубляясь в них, без особого труда постигаешь так называемую истину.

О том, принято ли у нас в правительственных кругах по завершении сделки заносить по кабинетам чемоданы с американской валютой, гадать без толку. Бог весть, что в этих кабинетах происходит и что скрывается в чемоданчиках-корзиночках, с которыми лучшие люди страны разъезжают в своих членовозах. То есть теоретически Игорь Иванович Сечин мог хоть ежедневно отгружать эти чемоданы полезным людишкам - ему не жалко, ибо валюта казенная.

Другой вопрос, мог ли Алексей Валентинович Улюкаев вымогать у главы "Роснефти" два лимона с изображениями американских президентов. Здесь тоже гадать нечего: не мог. Поскольку в негласной, но всем известной табели о рангах Игорь Иванович стоял гораздо выше простого министра.

Кстати, по этой причине и прокуроры, и суд, прочухавшись, исключили из дела обвинение Улюкаева в вымогательстве двух миллионов. Но если не было вымогательства, то как Сечин мог узнать о том, что министр просит у него денег? Никак не мог, разве что Улюкаев мягко напоминал ему о неких традициях, связанных с успешным завершением сделки. Однако тогда, расследуя эти жуткие злоупотребления, пришлось бы пересажать чуть ли весь кабинет министров и многих глав корпораций, начиная с Игоря Ивановича. Между тем никакого такого расследования вроде не ведется и все лучшие люди страны на свободе, так что не станем их зазря чернить.

Если же задаться вопросом о Сечине, о его человеческих качествах и номенклатурных возможностях, то ответ очевиден. Да, обозленный вялым противодействием министра при заключении сделки о приватизации "Башнефти" или части "Роснефти", Игорь Иванович, как мы его себе правильно представляем, мог возмечтать о страшной мести Алексею Валентиновичу. Типа заманить его к себе в офис, предварительно договорившись со своими чекистами, и вручить обреченному гостю чемоданчик с отравленными фруктами. То есть с валютой, вынутой из сейфа для оперативных нужд. Эта картина выглядит столь психологически и номенклатурно убедительной, что даже и не нуждается в уточнениях.

Просто таков Сечин, каким мы его знаем. Такова его репутация. Таково место, которое он занимает в государственной иерархии. Чуть ли не второй по значимости чиновник в России, он вполне мог договориться с первым о том, что министра экономического развития, много возомнившего о себе, следует устранить. И это не умозрительная схема, но совершеннейшая конкретика. А также ясное объяснение, почему Игорь Иванович так упорно не желал являться в суд и не явился.

Вообще углубленные размышления о сути дела помогают понять практически все, происходящее в тех судах, где вердикты выносит высшее начальство. Постигаешь, например, почему гарант Конституции вчера счел необходимым надавить на судью Семенову, намекнув ей, что следствие находится на единственно верном пути. И не удивляешься жестокому приговору, который она вынесла бывшему министру. И понимаешь, за что он пострадал.

Нет, не за то, что брал взятку: в рамках состязательного процесса этого не было доказано. Скорее уж было доказано, что ключевому свидетелю обвинения, отказывающемуся исполнять закон и приходить в суд, есть что скрывать и чего бояться. А за то пострадал Улюкаев, что посмел обозвать всемогущего Сечина провокатором и повиниться перед россиянами, обличив себя в равнодушии к их бедам. За то, что резко отделил себя от бывших сослуживцев и от руководства, управляющего судами в ручном режиме. За то, что дал волю своему гневу и презрению, которые оказались сильнее чувства самосохранения. Вот Владимир Владимирович и счел необходимым за день до вынесения приговора вмешаться в ход суда и подсказать Ларисе Семеновой, как ей поступить с Улюкаевым. Если она еще колебалась или даже склонялась к мысли, что судит в Замоскворецком районном кого-то не того.

Да, это проблема веры, основанной на опыте, и опыт подсказывает, что Алексей Валентинович сегодня расплатился за свою отчаянную смелость. Что он был обречен в лобовом столкновении с нефтяником, но выбор свой совершил сознательно, и теперь расплачивается за этот выбор. Не за взятку, которой, вероятно, не было. И потому осужденный достоин нашего уважения и нашего сострадания, при всей кажущейся несовместимости этих чувств. Униженный и оскорбленный в ходе политического процесса, он все-таки не дал себя сломить и растоптать. Моральная победа его очевидна, но больно думать о том, что, решившись дать бой системе, которой долгие годы служил верой и правдой, он едва ли не подписал себе смертный приговор.