Владимир Владимирович любит это дело - пресс-конференции. Прямые линии любит, где он непосредственно общается с народом, в режиме реального времени асфальтируя дороги и браня дураков. Прессухи в зарубежных поездках ему нравятся, особенно если рядом стоит Трамп и несет ахинею. Ну и ежегодные встречи с журналистами он тоже ценит, в качестве таких предновогодних спецмероприятий, в ходе которых он подводит итоги и закрепляет новый материал в головах благодарных слушателей.

Можно сказать, национальный лидер РФ - счастливейший из всех чекистов, которые когда-либо появлялись на свет в СССР и делали карьеру в советские и постсоветские времена. Нет, речь не о том, что он единственный из всех дослужился до поста президента России. Речь о том, что и на этом посту Путин постоянно продолжает заниматься той работой, которую исполнял в начале своего поприща, борясь с диссидентами внутри страны и добывая информацию в заграничных командировках.

А именно - вербовкой, в чем проявляется, по-видимому, его главный жизненный талант, профессиональный дар, природная склонность, призвание. "Вот ты беседуешь с ним две минуты, - сказал как-то автору этих строк один замечательный деятель культуры, - и вдруг понимаешь, что лучшего друга у тебя никогда не было, нет и не будет. Никто тебя так не поймет, как он. Никто так глубоко не заглянет в душу. Никто так не объяснит про жизнь, как президент Путин".

Только там, в Ленинграде, в Дрездене, снова в Питере и в Москве, Владимир Владимирович общался со своими клиентами, как правило, наедине. Граждан советских и восточногерманских он преимущетвенно искушал и запугивал, вовлекая в разведывательные игры. Собчака же и Ельцина преимущественно обхаживал в индивидуальном порядке, демонстрируя чудеса лояльности и верности. А теперь, то есть уже два десятилетия без малого, бьет мировые рекорды массовой вербовки, не гнушаясь, впрочем, и частными беседами со знаменитыми музыкантами или артистами. И надо видеть, как вожделеют его и корифеи, и простые граждане, мечтая хоть словечком с ним перемолвиться и не веря своему счастью, ежели удается, - и как рвутся к нему, напяливая на себя самые идиотские костюмы, держа над головами самые идиотские плакаты и задавая самые идиотские вопросы, циничные с виду журналюги. Лишь бы заметил. Все они, за редким исключением, давно уже завербованы, но жаждут доказать свою преданность еще и еще.

И он не обманывает ожиданий, в течение долгих часов оставаясь для них идеальным собеседником. Человеком, которому хочется выболтать заветное, поделиться с ним бедами, поведать страхи. Потоптать врагов. В надежде и от него услышать что-нибудь секретное, утешительное и даже страшное. Верницкий с Первого канала просит успокоить его маленького сына, который вместе с папой боится ядерной войны, и оратор их всех успокаивает: мол, если, не дай бог, что-то подобное возникнет, это может привести к гибели всей цивилизации. Тем более что американцы сейчас выходят из договора, который нам так импонировал. Так что ежели завтра из Мирового океана стрельнет подводная лодка баллистической ракетой, то мы и разбираться не станем, пальнем в ответ и всем кранты. И тут прямо по лицу папиному видно, как он утешен.

Журналист из "Известий" интересуется, отчего мы в ответ на аресты наших граждан за рубежом не выкрадываем, подобно китайцам, ихних зазевавшихся налогоплательщиков. А его коллега из RT, уточняя вопрос, просит Путина отдельно поговорить про двойные стандарты: почему, дескать, на скандал со Скрипалями у Запада одна реакция, а на убийство саудита Хашукджи другая. Это все вопросы, согласитесь, одновременно острые, увлекательные и очень приятные - до того приятные, что закрадывается мысль, будто лучших наших агентов заранее попросили поговорить с Путиным на эти темы и он им с большим человеческим удовольствием отвечает.

Нет, говорит великодушный Путин, мы здесь не будем действовать по принципам, изложенным в Кодексе царя Хаммурапи. Нет, мы не будем хватать ни в чем не повинных людей только для того, чтобы их на кого-то менять, и наиболее догадливые из завербованных в эту минуту наверняка ликуют. Мол, тех же украинцев хватали, хватаем и будем хватать, но менять не будем, ура! А склонные восхищаться логическими построениями национального лидера раскрыв рты внимают его очередному бронебойному доводу: Хашукджи, понимаете ли, убит, Скрипаль, слава богу, жив. Тем не менее в отношении России там куча санкций. Это что такое, а? Это политизированный русофобский подход. Это повод, только повод, для того чтобы организовать очередную атаку на Россию. Спору нет, аргумент насчет живучего Скрипаля столь убедителен для подавляющего большинства сидящих в зале и вообще миллионов русскоязычных, что и дискутировать не о чем.

Сбои в этой пьесе про завербованных и их куратора возникают лишь изредка, когда к микрофону подходят те, на кого почему-то не действует отработанная методика Владимира Владимировича. Таков, к примеру, главный редактор The Insider Роман Доброхотов, но его предусмотрительно не допускают на пресс-конференцию, отобрав в последнюю минуту пропуск. Таковы и украинский журналист Роман Цимбалюк, и репортер "Новой газеты" Илья Азар. Первого Путин загодя высмеивает, чутко внимая гоготу и гулу, возникающему в аудитории. Второго собравшиеся тоже выслушивают раздраженно, что опять-таки свидетельствуют о том, что многолетняя предварительная работа с ними была необычайно плодтворной.

Коварный украинец, стараясь все-таки обидеть нашего гаранта, любопытствует, сколько Кремль тратит денег на оккупированный Донбасс, зачем Путин отдает приказ стрелять по морякам в Черном нейтральном море, на каких условиях согласен менять военнопленных и почему вмешивается в выборы на Украине. Азар спрашивает про повара Пригожина, допуская причастность к гибели российских журналистов в ЦАР его частной военной компании "Вагнер", и про Льва Пономарева, отбывающего срок за перепост.

Обоим этим недругам Владимир Владимирович отвечает, адресуясь не к ним, но опять-таки к своей завербованной публике. Тут открывается, что это же украинские власти (потеряв Крым) ввели сплошную экономическую блокаду Донбасса, а мы там оказываем гуманитарную и другую помощь. Всей душой при этом желая, чтобы на территории Украины, в том числе и на Донбассе, был мир и процветание. Что же касается разных обменов, то ими занимается Медведчук, но в целом эти вопросы можно будет решать после завершения уголовного дела. Повар же Пригожин президента не кормит, поскольку все мои повара - сотрудники Федеральной службы охраны. Они люди военные, находятся в разных званиях. Других поваров у меня нет.

А этот повар, должно быть, сам кормится, зарабатывая деньги в охранных подразделениях, африканских и прочих. Ну вот в магазинах трудятся всякие секьюрити при входе, и Пригожин от них практически неотличим. Конечно, мы можем запретить вообще частную охранную деятельность, грозится выступающий, но стоит только это сделать, думаю, что и к вам придут с большим количеством петиций, требованием защитить этот рынок труда. У нас там работает чуть ли не миллион человек. Если эта группа "Вагнер" что-то нарушает, тогда Генеральная прокуратура должна дать правовую оценку. Да, и кстати, Пономарев сидит правильно, генпрокурор подтвердил. А погибшие ваши коллеги приехали в Африку без всякого уведомления местных властей, приехали даже не как журналисты, они приехали как туристы.

Чем в принципе хороши завербованные - тем, что им можно все это лепить, не боясь ни возражений, ни лишних вопросов. Был Чепига-турист и был турист Расторгуев. Здесь проявляется поразительное его мастерство, высочайший класс - до того охмурить людей, что все им кажется правдой. И за эту правду они готовы и на телеэкранах блистать, и в газеты свои пописывать, прославляя мудрую внешнюю и внутреннюю политику президента. С его ядерной войной, оклеветанным поваром, погибшими по своей вине журналистами и правильно сидящим за экстремизм пацифистом. А все почему? А потому, что человек дорвался до любимого дела, которому его обучили еще в юности, и не оставляет этих занятий даже достигнув высшей власти. Вербует неустанно, каждодневно, как заведенный, и все ему мало, родному нашему и любимому, и количество соблазненных им малых сих уже не поддается исчислению. Завидная доля, поразительная судьба.