На прошлой неделе на заседании Священного синода РПЦ были приняты три решения, наглядно демонстрирующие дальнейшее превращение руководства церкви в правоэкстремистскую организацию фашистского типа.

Сан епископа получил тесно связанный с черносотенными организациями настоятель московского Сретенского монастыря архимандрит Тихон (Шевкунов). В течение как минимум полутора десятилетий общественно-политическая репутация мешала ему перейти из церковных "офицеров" в "генералы" - несмотря на успехи в пропагандистской деятельности (издательство Сретенского монастыря является крупнейшим в РПЦ) и тесные связи в государственном истеблишменте. Теперь приличия отринуты, а путь к большой церковной карьере открыт.

Другим решением Синода была образована совместная комиссия Русской и Болгарской православных церквей по вопросу канонизации архиепископа Богучарского Серафима (Соболева). Подчеркивается, что она была создана по личной инициативе патриарха Кирилла, 5 мая обратившегося к главе болгарской церкви с соответствующей просьбой. Эмигрировавший из России и ставший одним из руководителей Болгарской церкви Серафим известен не только как фактический основатель современного болгарского монашества. Он автор многих ксенофобских сочинений, демонстрирующих (как и у любимого Путиным и Михалковым философа Ивана Ильина) смесь современного им русского национализма и ненависти к инаковерующим. В 1930-е годы он активно боролся с богословами школы парижского Свято-Сергиевского института, настаивая на отказе от любого межконфессионального сотрудничества. Ну и, разумеется, как и другие "карловчане" - европейские епископы РПЦЗ, - активно сотрудничал с нацистами. Что не помешало ему, как русскому патриоту, после войны столь же успешно сотрудничать со сталинским режимом.

Самым заметным русским учеником и выдвиженцем Соболева был молодой эмигрантский священник, известный нам как протоиерей Всеволод Шпиллер. В немалой степени под воздействием идей своего учителя он в 1949 году вернулся из Болгарии в Москву, где в должности заместителя главы ОВЦС был влиятельным церковным чиновником. Однако затем его идеи вошли в противоречие с политической реальностью и он, сохраняя пост настоятеля московского храма Николы в Кузнецах, стал столь же влиятельной фигурой в неофициальной церковной жизни. В частности, он активно поддерживал структуры церковного сопротивления, которые пытались совместить правые взгляды с правозащитной риторикой ради обретения духовенством и РПЦ в целом большей самостоятельности.

Вокруг Шпиллера сформировалась группа молодых учеников из среды московской интеллигенции. В начале 1980-х они стали священниками, к середине десятилетия вступили в конфронтацию со своими бывшими товарищами, выбравшими более либеральный образ церковного будущего, в годы перестройки основали самый успешный церковно-образовательный проект новой эпохи под названием Свято-Тихоновский православный богословский институт, а в начале 2000-х в результате большой и успешной интриги стали ведущей идеологической группировкой в РПЦ. Представители этой группировки занимали множество постов в руководстве церкви и по сей день контролируют как минимум две должности общецерковного уровня. Один из этих священников - известный своей агрессивной ксенофобской и экстремистской риторикой (и причастностью к как минимум одной крупной насильственной акции) глава Патриаршей комиссии по делам семьи и молодежи протоиерей Димитрий Смирнов. Он же фактически выполняет функции церковного куратора для экстремистской группировки "Божья воля".

Несомненно, что перспективы канонизации архиепископа Серафима (Соболева), а стало быть, церковного благословения на переиздание и популяризацию его трудов - результат деятельности корпорации Свято-Тихоновского института (ныне Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета). Тем более что ректор ПСТГУ протоиерей Владимир Воробьев, один из главных учеников Шпиллера, оказался в составе комиссии по канонизации.

И наконец, третьим идеологически значимым свершением Синода стала резолюция по докладу протоиерея Всеволода Чаплина, председателя синодального отдела по взаимоотношениям церкви и общества, "с предложениями по противодействию неоязычеству". Синод постановил: "Считать обоснованной озабоченность усилившимся распространением неоязычества в странах канонической ответственности Московского Патриархата, в том числе в культурной и информационной сфере. Подчеркнуть необходимость более активной работы на общецерковном и епархиальном уровнях с целью опровержения неоязыческих заблуждений. Данную работу необходимо вести прежде всего с молодежью, сообществами спортсменов и спортивных болельщиков, участниками военно-патриотических клубов, сотрудниками правоохранительных органов и лицами, находящимися в местах лишения свободы".

Это ответ на ставший явным в последние годы провал работы Московской патриархии с "социально близкими" категориями молодежи. Несмотря на стремление патриархии обратить энергию правых экстремистов и милитаристов в молодежной среде себе на пользу, реализуя концепцию военно-спортивных клубов при приходах (а в каждом регионе таковых по паре-тройке штук имеется обязательно), все больше заметно, что вялая, с точки зрения экстремистов, позиция РПЦ не устраивает "пасомых". Символом этого стал нашумевший в 2013 году отказ популярного в среде русских националистов боксера Александра Поветкина от православия и фактически заявленный им через публично демонстрируемые татуировки и амулеты переход в неоязычество.

Очевидно, что взвешенная позиция РПЦ в украинском конфликте и ее отказ от публичной антиукраинской риторики также вызвали недовольство у патриотично настроенных правых радикалов и обусловили их отторжение от церковного руководства. Недаром Всеволод Чаплин, которого неонацистская группировка БОРН в конце 2000-х годов рассматривала как кандидата на роль жертвы "за предательство интересов русского народа", так беспокоится сейчас о религиозности фанатов, полицейских и зеков.

Но, может быть, в данном случае Московская патриархия и в самом деле заботится о нравственности молодежи? Это можно было бы допустить, если бы патриархия и патриарх лично не нанимали тех самых правых фанатов и неонацистов себе на службу в качестве личной охраны. Да и в тексте решения Синода нет ни слова осуждения "спортивных болельщиков" - а ведь они создают себе идолов и поклоняются им, что является прямым нарушением заповеди "не сотвори себе кумира".

Вот эти решения Синода, бьющие в одну точку, являются, на мой взгляд, признаками фашизации руководства церкви. "Фашизация" в данном случае - академический термин, описывающий процесс индоктринации субъекта общественного пространства определенным комплексом идей и практик. Находясь под властью коммунистического режима, РПЦ в своем идеологическом развитии оказалась заморожена на семь десятилетий и сейчас проходит те же стадии, которые прошли крупные христианские церкви Европы на протяжении ХХ века. Если при Алексии II преобладало "премодерное" мистическое черносотенство, то РПЦ эпохи Кирилла перешла в стадию модерных фашистских опытов, характерных для Европы 1920-1930-х годов. Рассуждения церковных иерархов о роли "национального лидера", о чаемом "единстве народа", о священном долге войны, об особых правах коллективных субъектов, более важных, чем права индивидуальные, и даже особое внимание к молодежи - все это из той эпохи и из той риторики. Равно как и милитаризированные молодежные организации при церковных общинах.

Поэтому все, что связано с русским исповеданием фашизма и других версий правого радикализма, которое было очень популярно в русской эмиграции 1920-1930-х годов, сейчас в церкви только приветствуется. И последние решения Синода об этом свидетельствуют.

Сама по себе "фашизация", будучи большой проблемой для церкви, не имеет первостепенного значения для общества. Церковь численно слишком мала и слишком раздроблена организационно и идеологически, чтобы подобные процессы, затрагивающие в первую очередь ее административный аппарат, могли оказать реальное воздействие на российскую политику на федеральном или даже местном уровне. Как бы кому-то в церковном руководстве ни хотелось командовать строгими колоннами боевиков, желающих записываться в ряды этих боевиков, да к тому же за просто так, все меньше и меньше. Поэтому генералов в этой армии намного больше, чем солдат.

Между тем процесс фашизации, при всей его неприемлемости для современного общества, имеет разнообразные последствия. Сам по себе фашизм был для своего времени революционным движением, одним из вариантов догоняющей модернизации. Он нес в себе не только антидемократические и ксенофобские импульсы, но и разрушение устаревших социальных институтов и перегородок, прокладывал путь новым технологиям, строил социальные лифты и открывал возможности для молодежи.

В этом отношении деятельность патриарха Кирилла и его команды выглядит не столь однозначно. Идеологическая составляющая правления Кирилла и его грубые ошибки в информационной политике затеняют для внешних наблюдателей то, что сделано усилиями патриарха и его единомышленников внутри церкви за последние пять лет. Реформирование административного аппарата РПЦ (создание Высшего церковного совета, изменение числа и функций отделов), создание квазидемократических институтов (Межсоборное присутствие, церковные суды, съезды различных категорий духовенства), унификация церковного законодательства, значительное увеличение числа епископов и, наконец, уход от наиболее старорежимных форм исповедания веры (борьба со старчеством, мистикой, суевериями, открытой этнической и конфессиональной ксенофобией), курс на активное привлечение образованной молодежи - все это закладывает фундамент для дальнейшей трансформации РПЦ в более современную церковь.

Для огромного количества рядовых (и не очень) священников и мирян все эти игры с чернорубашечными боевиками и открытая русско-националистическая риторика не то что неприемлемы вовсе, но скорее абсолютно не важны по сравнению с какими-то другими истинами и ценностями, которые они ассоциируют с православием. Повседневные заботы о воскресной школе, о столовой для бездомных, наконец, о своем кармане для них куда важнее идеологических "загибов" руководства Московской патриархии. Тем более что оно даже в рамках церкви неспособно обеспечить не то что промывку мозгов в нужном направлении, но даже и четкую передачу сигналов о своих пожеланиях.

Таким образом, реальные нужды и заботы этих людей в современном постиндустриальном обществе позволяют формулировать совсем иные приоритеты в деятельности православных общин, чем это видится сверху. Рано или поздно (счет тут не на годы, а на "пятилетки") эти приоритеты придут в очевидное противоречие с настроениями правящей верхушки церкви и ее немногочисленных, но радикальных сторонников на местах. И тогда будут в РПЦ и свой "Второй Ватиканский собор", и "богословие после ГУЛАГа", и священники, "кормящие блинами" агрессивно настроенных посетителей, и все прочее, чего от РПЦ ждет современное российское общество.