Суетливый Николя Саркози и вальяжный Жан-Клод Юнкер наверняка ощущают себя одаренными наставниками странного прыщавого недоросля, замучившего взрослых своими нелепыми выходками - беготней по лесу с ватагой неуемных единомышленников, сиганием в озеро за старым сервизом в чем мать родила и четвертованием лягушек, которое грозит перейти в калечение соседских кошек. Взрослые уже лишили недоросля сладкого, потом вообще выгнали из-за стола, после чего он закатил жуткую истерику, отказался от их еды и демонстративно жует сорванные на соседском дереве недозревшие яблоки, называя всю эту кислятину "импортозамещением". Шалопай выглядит все хуже, глаза бегают, ноги дергаются, руки чертят что-то отдаленно напоминающее глобус - впрочем, у всех таких недорослей появляется искушение расчертить глобус. Но ему уже явно не по себе, яблоки урчат в животе, голова гудит от напряжения - и тут появляется они. Две мамзели.

Мамзельки уверены, что шалопай все понял, что он хочет выйти из ситуации, в которую сам же себя и загнал, - но, как и любой трудный подросток, хочет выйти непоротым, чтобы потом демонстрировать поклонницам нетронутый розгой торс. Они уверяют шалопая, что свои в доску, никакие не Николя и Жан-Клод, а Коля с Ваней, плохого не посоветуют, мон ами. Коля вообще советует пациенту пойти навстречу первым, просто поесть, чтобы избавиться от урчания в желудке, вызванного многомесячным потреблением всякой гадости. Ваня - тот пожестче, но и пофамильярнее. В нем нет парижской жеманности, в нем основательность зажиточного бюргера, ожидающего, что воспитуемый расплачется на широкой груди, а он благосклонно погладит его по лысеющей голове. Оставь в покое лягушек, умойся, почисти зубы от гнили, отмой руки от крови - и шагай в гостиную.

Но шалопай, кажется, и не думает раскаиваться. Если бы наши герои были бы специалистами по русской классической литературе, то знали бы, что в финале всех подобных историй недоросль либо стреляет в мамзель, либо стреляется сам. И нипочем бы не приехали.

Наш герой уверен, что мамзели прибыли постоять на коленях. Что они уже поняли: без него гостиная не гостиная, ужин не ужин, дом не дом. А если еще не поняли, то в следующей главе он этот дом подожжет, пропади он пропадом. Он не сомневается, что это они должны отменять все наказания и просить прощения. Что это им плохо, когда он режет жаб и жрет зеленые яблоки. А ему хорошо. И беготня Коли с Ваней вокруг грязного пенька, объявленного им в голодном помешательстве царским троном, только убеждает его, что он все делает правильно. Скоро и остальные мамзели подтянутся с извинениями и подарками.

Мамзели покинут загадочный Петербург с изумлением. Стреляные воробьи, они даже и не подумают, что недоросль вместе со стаей таких же чумазых оборванных пацанов с ворованными "Вашерон Константинами" на грязных запястьях не понимает, что происходит вокруг него. Они будут убеждены, что он знает что-то, что им еще неведомо и неясно, - и потому так загадочно и уверенно улыбается.

И все ближайшие месяцы они посвятят любимому занятию буржуинских мамзелей - разгадке российской военной тайны, которой, как известно, в помине нет. А есть вера недоросля в то, что пенек - это трон, уверенность пацанвы, что предводитель совершит чудо, и радостные улыбки дворни, восхищающейся удалью разбитной банды. И никакая заезжая мамзель не сможет объяснить всей этой веселой компании подельников, почему скучать в господском доме лучше, чем хулиганить по окрестностям.