Частое употребление мною слова "неототалитаризм" применительно к современной России вызывает вполне законный вопрос: а что, собственно, имеется в виду? И хотя это тема скорее для книги, ответить надо. Ибо это вопрос вовсе не теоретический, а сугубо практический, инструментальный. Применение этого понятия в наблюдениях над действительностью существенно меняет и расширяет возможности ее толкования и тем самым способствует выработке личностной стратегии поведения в социальной среде.

А этой задачи у классиков тоталитаризмоведения не было. Ханна Арендт опубликовала свой труд "Истоки тоталитаризма" в 1951 году, когда нацистский режим уже рухнул, а советский она наблюдала извне. Русский перевод этой книги появился в 1996 году. Десятью годами раньше она имела бы колоссальный успех, а так она попала в некую мертвую зону. Прежний тоталитарный режим был повержен, а нового никто не ждал.

Так и осталась эта книга в разряде культовых, то есть не читаемых, но обязательных к упоминанию в диссертациях, дипломах и студенческих рефератах. Переводимость языка науки свободного общества на советский и постсоветский новояз, то есть перевод с языка свободы на язык несвободы, - это вообще особая проблема. Что касается книги Арендт, то для многих определяющим является то, что издание перевода финансировал Фонд Сороса, а значит, это очевидная диверсия против России. Но не об этих людях сейчас речь.

А речь о том, что для советского и постсоветского ума характерно обезличивание гуманитарных достижений свободного мира, их расчеловечивание. С исследованиями тоталитаризма это особенно заметно. Главное - выделить пять-шесть отличительных черт этого общественного устройства. А чтоб не было слишком сухо, добавить несколько цитат. "Истоки тоталитаризма" афористичны, поэтому получается публицистически хлестко, красиво параллелится с современностью. Вот несколько высказываний без всякого специального отбора:

И хотя тирания, поскольку она не нуждается в согласии, может успешно управлять другими народами, она способна оставаться у власти, только если она прежде всего разрушает национальные институты в собственной стране.

Главной характеристикой вождя массы стала безграничная непогрешимость: он не мог совершить ошибку никогда.

Умножение канцелярий разрушает весь смысл ответственности и компетентности, оно не только влечет за собой страшно обременительное и непродуктивное увеличение администрации, но действительно сдерживает продуктивность.

Дальше без цитат. А то можно всю книгу переписать, так и не поняв, что с ней произошло в российском восприятии.

Главной темой первой и до сих пор главной книги о тоталитаризме является его природа, его внутренняя сущность, проявляющаяся в его отношении с человеческой личностью и - что очень важно - с общностями людей, которые производны от этой личности, являются проявлением человеческой креативности. Выводы были сделаны Арендт из наблюдений за результатом, но надо суметь спроецировать их на наблюдения над процессом.

Природа тоталитаризма, на мой взгляд, определена в известном высказывании Арендт о том, что этот строй не стремится к подчинению и порабощению человека. Его цель - создание такой системы, в которой человек вообще не нужен. И человеческая личность, и человеческие общности. И партии, и классы, и государство. Общество атомизируется и превращается в бесформенную массу.

Единственным субъектом при тоталитаризме становится масса. Не власть даже, ибо вождь без массы ничто: даже если его фигура сакральна, он все равно производное от массы. Все остальное: внешняя экспансия, террор, садизм правителей и исполнителей - это производное от уничтожения человеческой личности, атомизации, массовидности. Особую роль призвано играть тоталитарное пандвижение, уничтожающее не только партийные, но и классовые различия.

Проекция такого понимания природы и зарождения тоталитаризма на современную российскую ситуацию позволяет более точно охарактеризовать нынешние общественно-политические и экономические процессы, избежать бессмысленных поисков социальной опоры и классовой природы нынешней власти. И перестать "лепить рацуху" - искать разумные объяснения абсурдным решениям и странному поведению тех, кто определяет судьбу страны. Арендт несколько раз возвращается к иррационализму тоталитаризма, в том числе в его советском варианте, в частности, к непродуктивности рабского труда.

Люди, пришедшие к власти десять лет назад, не были сознательными злодеями, не ставили перед собой безумных целей. Владимир Путин был, да и остается гомункулусом, выращенным в политтехнологической колбе. Никто и не хотел, чтобы он развивался в тоталитарного вождя, но критерии выбора были тоталитарными - идеальным казался человек без свойств. И это полностью соответствовало духу и содержанию тогдашних политтехнологий, тоталитарных по главному признаку - для российских политтехнологов всегда лишним, ненужным элементом был человек. А также вся гуманитарщина, все то, что именуется ценностями.

Правители России вовсе не сознательные злодеи. Они не ставили перед собой тоталитарных сверхзадач. Но и других тоже не ставили. Все, что им нужно, - их пожизненная несменяемость во власти и ее конвертируемость. Человеческого измерения политики, государственной деятельности, общественного служения для них просто не существует. Они даже не отрицают мораль, не говорят о химере совести - они просто не знают и не употребляют таких слов.

И потому по внутренней природе своей, по сущностному своему содержанию нынешняя власть тоталитарна. А главная задача власти - несменяемость и конвертация - решаема только тоталитарными методами. Путем разрушения государства, партий, любых форм общественной автономии, к атомизации общества и превращения его в массу. Масса эта стыдливо именуется политтехнологами "путинским большинством", а сам Путин - "национальным лидером". "Единая Россия" все больше претендует на роль пандвижения, ну и так далее.

И без изменения бесчеловечной природы этой власти любые разговоры о "партии бабла" и "партии крови", о противоречиях внутри тандема, о возможных приятных трансформациях режима будут напоминать надежды заключенных по поводу замены Ежова Берией, описанные Евгенией Гинзбург в "Крутом маршруте": "Неужели он пал, этот карлик-чудовище?"

Ежов пал. А зэки отправились на этап.

Да! Остается еще вопрос, почему же он все-таки "нео", этот тоталитаризм. Но я же с самого начала предупреждал, что это тема для книги, а не для небольшой заметки.