Начну с покаянного мемуара. Это было после победы Ющенко над Януковичем. Сурков собрал экспертов потрепаться о роли молодежи и молодежных организаций в общественной жизни. Выступил и я. И сказал о том, что во власти наметился очевидный педократический уклон.

Сейчас термин "педократия" попал даже в Википедию. А первым его употребил Сергей Булгаков в "Вехах", имея в виду ориентацию общества на оценки учащейся молодежи, студенчества:

Максимальные притязания могут выставляться при минимальной подготовке личности как в области науки, так и жизненного опыта, и самодисциплины, что так рельефно выражается в противоестественной гегемонии учащейся молодежи, в нашей духовной педократии.

Педократия оказалась не вполне совместимой с демократией, но весьма пригодной для тоталитарных режимов. Именно поэтому я и завел тогда такой разговор - на встрече были представители региональных организаций "Наших". Сейчас бы я добавил, что совершенно бессмысленно связывать модернизацию непременно с молодежью, как это совсем недавно делал агитпроп. Среди модернизаторов не было молодых людей, все великие реформаторы, модернизировавшие свои страны, были людьми с опытом.

Было только одно исключение. Я сказал, что создание властью молодежных организаций, опирающихся на людей окраин и предместий (в социокультурном и социопсихологическом смысле), не остановит появления молодежных движений той же природы, что и западные движения 1968 года, участниками которых были дети буржуазии, нового среднего класса, сформировавшегося в маршаллизированной Европе после Второй мировой войны. В России же дети нового среднего класса просто еще не выросли. А когда это произойдет, они потребуют своего - совершенствования существующего общества, что и было основным содержанием молодежного протеста-68, несмотря на весь его гошизм, маоизм и психоделизм.

Молодежь тогда стала носителем модернизационного потенциала, реализованного ею в зрелом возрасте путем консоциативизма - интеграции былых оппозиционеров в истеблишмент. Первым такую перспективу увидел Пьер Паоло Пазолини еще в разгар революционных событий.

Еще раньше, до того совещания (после уже не звали), я писал, что Россию ждет ее собственный шестьдесят восьмой год: "Борьба за свой путь в элиту: вне "бригад", федеральных и региональных администраций, коррупции и инициационных унижений. Если угодно, за мультикультурализм истеблишмента, за многозначность толкования успеха, за разнообразие самого понятия "вертикальная социальная мобильность". Десять лет спустя сравнение Республики Чистых Прудов с людьми мая-68 за несколько дней стало общим местом в блогосфере. "Май-68 без маоизма", самоорганизация и общение "важнее утилитарной оппозиционной рациональности". Политические лидеры вдруг стали совершенно незаметны на фоне собравшихся людей, оппозиционный психоз, родственный психозу власти, исчез и растворился.

И никакой педократии в левом или правом исполнении.

Самое, пожалуй, примечательное - это социологические игры, затеянные властью вокруг социального статуса обитателей Республики Чистых Прудов (спасибо жж-юзеру bolcunac за наводку). Агитпроповские усилия направлены на то, чтобы доказать: "средний класс утекает из оппозиции". Выглядят эти попытки жалко. События последнего времени поставили под сомнение тезис пропаганды, пытавшейся представить путинский режим выразителем интересов среднего класса. Очень важно доказать, что в оппозиции одни люмпены.

Вся эта словесная эквилибристика имеет значение только для тех, кто ею зарабатывает на жизнь. Спорить с ними бесполезно по той причине, что социальную стратификацию российского общества невозможно описывать в терминах, подобных "среднему классу". По этой же причине невозможны и прямые параллели с маем-68. В Европе родители бунтарей могли быть уверены в своих гражданских и имущественных правах, в гарантиях своего статуса. А в России пример семьи Гудковых, лишившихся своего охранного бизнеса из-за чрезмерной оппозиционной активности, показывает, что буржуй ты только до тех пор, пока власть тебе это разрешает.

Это первое и главное отличие Республики Чистых Прудов мая-12 от Сорбонны мая-68. Второе отличие - в перспективах граждан этой республики. В рамках господствующей политической культуры их интеграция в будущий истеблишмент под большим вопросом. Точнее, не сама интеграция, а ее условия и последствия. Нынешние псевдогосударственные (а на самом деле приватизированные правящим кланом) институты их, может быть, и примут, но вряд ли от этого изменятся. То же самое касается и бизнеса. Останется ли у них поле для общественной деятельности - большой вопрос.

А еще более важный вопрос: кто будет социальной опорой нынешнего политического режима. Основным своим достижением он считал и считает стабильность. Но появление Республики Чистых Прудов, которая поставила в тупик и власть, и оппозицию (о политиках, которые не нужны собравшимся, уже говорилось, но ведь и "контрольная прогулка" была походом в гости к обитателям Чистопрудного бульвара), стало следствием этой стабильности. Ставка власти на ВПК и регионы очевидна, но это все на поверхности, власть может получить поддержку не только там. А может статься, что как раз в Нижнем Тагиле и не получит.

Российский социум требует от исследователя нелинейной логики. Например, Лев Гудков предупредил оппозицию, что нельзя заработать очки, критикуя власть за невыполнение обещаний. Отношение населения к власти от этого хуже не становится.

Вот и получается, что Республика Чистых Прудов становится не оплотом оппозиции, а зоной, свободной от противостояния в логике складывающегося неототалитарного общества, русской альтернативой, противостоящей русской матрице как во властном, так и в оппозиционном вариантах ее воплощения.

Последнее объясняет, почему никак нельзя сравнивать не только Чистые пруды с Сорбонной, но и Москву-12 с Прагой-68 или Гданьском-80. Там оппозиция боролась против навязанной русской модели, а у нас она критикует власть за не совсем удачное ее воплощение.