25 февраля журналистка "Украинской правды", крымчанка Анастасия Рингис была задержана погранслужбой РФ на границе с аннексированным Крымом. Настя ехала к больному отцу, но, как оказалось, въезд ей запрещен Федеральной службой безопасности РФ. Основание запрета на въезд - п.1 ст. 27 закона "О порядке выезда и выезда из Российской Федерации". Взъезд запрещен до 01.09.2020.

"Да, я много раз называла аннексию аннексией, да, я знакома с Ленуром Ислямовым и членами Меджлиса, но какое мнение я бы ни высказывала, моя позиция не может быть основанием для отказа на въезд в Крым, - комментирует Рингис. – Российская Федерация совершила против меня два преступления: в феврале-марте 2014-го, когда начала аннексию, и 25 февраля 2016-го, когда не пустила домой".

На следующий день, 26 февраля, в Крым не пустили еще четверых крымских активистов. Многие выехавшие из Крыма украинцы даже не рискуют ездить домой, боясь быть задержанными на границе или уже на самом полуострове.

Точных данных о числе крымчан, выехавших с полуострова после аннексии, нет. По данным УВКБ ООН, их около 40 тысяч. Но, как утверждают правозащитники, на самом деле вынужденных переселенцев из Крыма значительно больше. Не все стали регистрироваться в украинских органах соцзащиты. Кто-то не нуждается в государственной помощи, кто-то еще надеется в скором времени вернуться домой.

Для десятков тысяч людей аннексия Крыма стала личной драмой. Оставленные дома, бизнес, разорванные семьи, проблемы с обустройством на новом месте... Уже два года украинское общество и государство пытаются справиться с проблемой так называемых внутренне перемещенных лиц. Но если большинство переселенцев из Донбасса бежали от боевых действий в своих городах и поселках, то мигранты из Крыма, как правило, "идейные" и "политические": активисты, журналисты, правозащитники, предприниматели, преподаватели украинского языка и литературы, патриотически настроенные украинцы и крымские татары. Здесь, на материковой Украине, они продолжают активную деятельность с целью деоккупации Крыма.

"Грани" собрали несколько историй крымчан о том, как они уезжали из дома и как собираются туда вернуться.

Ольга Скрипник, правозащитник:

- Мы выезжали 16 марта (2014 года. - Ред.). Мой муж, имея опыт работы на Кавказе, сказал, что это будет наиболее безопасный день. Создавалась видимость прозрачного референдума, и мы понимали, что открытые преступления совершаться не будут. Почему пришлось уезжать? Поступили конкретные угрозы от крымской самообороны и от тех, кто стоял за ними. Дело в том, что мы в Ялте принадлежали к активной части граждан, занимались правозащитной деятельностью. С 25 февраля я начала собирать данные о присутствии российских военных на территории Крыма. Они базировались на территории санатория Минобороны РФ. В так называемый клуб КЧФ в Ялте заехали две машины с российскими военными. Я сразу побежала туда, начала фиксировать, записывать номера, собирать факты именно военного присутствия. Также мы фиксировали присутствие "Ночных волков" - это российский байкер-клуб, который принимал участие в разгонах проукраинских митингов.

Мы организовывали митинги в поддержку Украины, бывали в украинских воинских частях, поддерживали украинских солдат и там часто встречались с крымской самообороной. Поначалу не обращали внимания на эти угрозы, но 9 марта были похищены Анатолий Ковальский и Андрей Щекун, с которыми мы к тому времени уже были знакомы. Нам дали понять, что после референдума будет зачистка основных активистов и лидеров по городам. Уезжать было очень тяжело, я сопротивлялась до последнего. Больно и унизительно, когда за два часа нужно собрать все, что успеешь, кинуть в машину и бежать из собственного дома.

Самым тяжелым был подъезд к Чонгару. Мы уже знали, что там многих активистов держат в плену, что там не только крымская самооборона, но и так называемая крымская армия (уже после выяснится, что ею руководил Гиркин). Было страшно. Страшно за свою жизнь, за мужа, за семью, которая оставалась в Ялте. Мы понимали, что можем и не проехать Чонгар, знали, что я уже в списках. Вся надежда была на российский паспорт мужа, он вел все переговоры. В итоге через какое-то время нас пропустили и мы выехали на материковую часть Украины.

Мы не знали, куда ехать. Вся наша жизнь оставалась в Ялте. В Россию мы тоже ехать не могли, так как у мужа давняя история борьбы с путинским режимом. Мы ехали в никуда. Слава Богу, у нас была машина, где мы могли переночевать. Это был день моего рождения, и мы его весь провели в дороге. Но что труднее всего было перенести в этот день - это картинка в памяти: лицо мамы, которая нас провожала. Я никогда не смогу забыть и простить ту боль, которую испытывала и продолжает испытывать моя мать.

Мы добрались до Киева. Тогда здесь еще не было особого ажиотажа, никто не понимал, что происходит в Крыму. Мы выступили на Майдане, рассказали о том, как проходил псевдореферендум. Так и закрутилась наша деятельность. Мы начали заниматься законотворческой деятельностью, точнее, влиять на нее. Начался процесс принятия закона о временно оккупированной территории. Его первая редакция была ужасной - там вводилось понятие коллаборационизма. Мы понимали, что это приведет к необоснованному преследованию крымчан. Мы добились участия в работе комитета Верховной рады.

В Киеве мы продолжили заниматься той же правозащитной деятельностью, что и в Крыму. Документирование фактов военного присутствия переросло в документирование нарушений прав человека. Ранее мы это делали в составе Крымской полевой миссии по правам человека. После того как Крымская полевая миссия в России была внесена в стоп-лист, наша команда продолжила эту деятельность уже под названием "Крымская правозащитная группа". В нашей команде в основном крымчане: активисты, журналисты, правозащитники, а также люди, которые остаются жить в Крыму и помогают нам собирать информацию. По возможности мы стараемся помочь людям, которые попали в беду, иногда сотрудничаем с российскими адвокатами, потому что это единственный способ попасть к заключенному.

Но у нас появилось и второе важное направление – это работа с собственным государством, с Украиной. Понятно, что Украина пострадала от агрессии, что часть ее территории оккупирована, но это не дает государству права на решения, которые необоснованно ограничивают права человека. Поэтому мы занимаемся контролем Кабмина и украинского парламента в сфере принятия решений по вопросам Крыма. И у нас уже есть некоторые результаты.

Тем не менее главное направление нашей работы - это документирование нарушений прав человека именно в связи с российским присутствием. И это наш способ вернуться домой. Это наши доказательства того, что действия России несут реальную угрозу мирному населению.

Андрей Щекун, координатор движения "Евромайдан-Крым":

- Лично себя я не отношу к вынужденным переселенцам, так как меня силой депортировали с полуострова после 11 дней пребывания в плену. В то время я понимал, что это начало войны, и поэтому семью посадил в поезд и отправил на материк. Сами мы - активисты движения "Евромайдан-Крым" - начали организацию населения, с 1 марта 2014 года проводили в Симферополе и других городах Крыма ежедневные акции против оккупации полуострова Российской Федерацией. Это было начало гражданского сопротивления. После того как оккупанты захватили в плен и Анатолия Ковальского и меня, акции практически прекратились, многие начали покидать полуостров.

Сегодня мы здесь, в Киеве, создали Координационный совет организаций вынужденных переселенцев из Крыма, для того чтобы координировать наши действия по деоккупации полуострова. Проводим много акций, тиражируем информацию по Крыму, работаем в сфере образования для детей, находящихся на оккупированной территории. Постоянно в движении, в поиске тех необходимых решений, которые будут приближать возвращения Крыма в Украину. И этот день придет. Мы верим...

Елена Лысенко, журналист:

- Мне не хватает моря, которое я видела каждый день. Мне не хватает ветра и пропитанного солью воздуха. И глазу тесно, потому что я не вижу далекий горизонт пролива и крымской степи.

Уезжать из дома и покорять большие города надо в молодости. Чем старше становишься, тем сложнее привыкать к новой работе, новому дому и новому окружению.

Первая мысль о том, что придется уезжать из Крыма, пришла, когда два года назад я увидела, что в гараже хотели сжечь наш семейный автомобиль. Сразу испугалась за ребенка - он сам ходил в школу и обратно. Думала, не дай бог с ним что-то случится. Буквально через несколько дней, когда я снимала захват керченской переправы, российский военный натравил на меня ряженых казаков с плетками. 300 метров, которые нужно было пробежать до машины, показались километрами. Вернулись детские страхи. После фильмов про войну мне часто снился сон: я бегу с маленькими детьми, прячусь в подвалы от фашистов, которые захватывают Керчь. Теперь все повторилось.

Последняя капля - это когда я увидела, как жители моего города на параде 9 мая выбегают на дорогу и аплодируют танкам. Они радовались оружию смерти - своей или чужой, какая разница? Я точно решила, что уеду. И не только ради себя, но и ради сына, чтобы российская пропаганда не сделала из него зомби.

После событий двухлетней давности я еще почти два года работала в Крыму, но каждые два-три месяца, а иногда и чаще у меня были поездки на материковую Украину. Втянулась в правозащитную деятельность: ведь многие правозащитники и журналисты уехали сразу, поэтому пришлось заниматься всем одновременно - снимать, писать, помогать людям. Работа помогала не сойти с ума и остаться собой.

В Киеве я недавно. У меня есть достойная работа, я снимаю жилье, есть надежные друзья - как среди крымчан-переселенцев, так и среди киевлян. Сын ходит в школу и занимается спортом. А киевляне - отзывчивые, душевные люди, готовые помочь и подсказать. Иногда мне кажется, что я в Киеве в долгой командировке и скоро снова буду дома.

Нет и дня, чтобы я не думала о своем родном крымском доме. Ведь там тоже люди. Да, многие из них ошибаются, но не надо их осуждать – устоять перед российской пропагандой неподготовленному человеку практически невозможно. Крымчане - жертвы войны, именно так к ним надо относиться.

Я все время думаю: что дальше? Где будет Крым и где будем мы? Как мы будем жить и сможем ли вернуть мир в наш дом? Сейчас вопросов больше, чем ответов. Для того что бы ответить на эти вопросы, сначала нужно понять нам всем, почему так случилось. Судьба Крыма теперь зависит от как от украинского, так и российского обществ. Значит, и моя судьба тоже. Потому что я хочу вернуться домой.

Там, в Крыму у меня очень много друзей и единомышленников. И ради них, и ради меня мы должны спасти Крым.

Закир Закиров, фрилансер:

- Я покинул Крым из идейных соображений. Находиться там было невозможно с моральной точки зрения. Решение далось непросто. Мне, как крымскому татарину, трудно было покидать родной полуостров. Мои старики потратили полжизни только ради того, чтобы вернуться в Крым. Родственники - единственное, что меня там удерживало. Знаете, какое испытываешь чувство, когда находишься в теперешнем Крыму, когда тебе приходится ходить по одним улицам с ватниками и прочими крымнашистами? Удушье. Кажется, что тебя именно душат. Жить на своей земле, но в таких условиях - невозможно. Я могу приехать в Крым повидать родственников, но больше двух-трех дней там провести не могу. Просто нет желания опять окунуться в этот бесконечный маразм.

Они там осатанели от собственного вранья, утратив человеческий облик. Противно наблюдать их двуличность и лицемерие. Они в соцсетях славят Россию, а под подушками бережно хранят украинские документы, мотаются на материковую Украину за визами, совершают тут покупки, отправляют сюда учить детей, но при этом ненавидят все украинское. После "референдума" они стали еще злее. Знаете, почему? Банальный страх. Они рассчитывали, что такой страны больше не будет. Поверили в байки кремлевского ТВ, им казалось, что "Украина развалится". Нет такой страны, нет ее уголовного кодекса – нет проблем. Теперь их настигло горькое разочарование. Обстановка там крайне нервозная. Да, это моя родина, но ее превратили в огромную психушку. Нормальному человеку делать там нечего.

Материковая Украина встретила меня прекрасно. Тут моя страна, тут все, к чему я привык. Я никогда не забуду тот день, когда я с вещами пересек так называемую административную границу. Я впервые за столько времени глотнул вольного воздуха, и даже в некотором смысле почувствовал себя как герой фильма "Джанго освобожденный". Слава Богу, я не был в рабстве, но с весны 2014-го по лето 2015 года чувствовал себя, мягко говоря, не в своей тарелке. После Крыма я в очередной раз убедился, что Украина - свободная страна для свободных людей. С работой, конечно, непросто, но на судьбу не жалуюсь.