Обвинение в экстремизме стало абсолютным оружием российских властей. В одну компанию с бен Ладеном норовят зачислить колумниста "Граней" Андрея Пионтковского. Эксперты не нашли признаков экстремизма в текстах ученого, однако суд на предстоящем на днях заседании может решить иначе. В опасные смутьяны угодил и экономист Евгений Гонтмахер - газета "Ведомости" получила предостережение за публикацию его заметки. Читайте комментарии самого г-на Гонтмахера, а также Юлии Латыниной, Михаила Делягина, Виктора Шендеровича и других журналистов и экспертов.

Евгений Гонтмахер, руководитель Центра социальной политики Института экономики РАН:

Сейчас я нахожусь в стадии переговоров о том, что делать дальше с правовой точки зрения. Я хочу оценить ситуацию и максимально эффективно пресечь возможные эпизоды такого рода в отношении других экспертов. Вот что я хотел бы сделать. Для этого я сейчас с квалифицированными людьми провожу консультации – в какой форме это лучше сделать. В ближайшее время я это оглашу. Можно, конечно, обратиться в суд: ведь мою статью расценили как подстрекательство к экстремизму и тем самым нанесли мне довольно существенный моральный ущерб, потому что я никогда к экстремистам себя не причислял. Но я думаю, что буду действовать в другой форме.

Юлия Латынина, журналистка:

В деле Пионтковского фигурировал эксперт, который также делал экспертизу дагестанской газеты "Черновик". Меня поразило, что он на протяжении 30 страниц рассуждал об общей аспектуальности пропозиции. Что такое аспектуальность пропозиции, я не знаю - обнаружилась слабость моего филологического образования. Между тем этот эксперт не удосужился привести ни одной цитаты, которые он анализировал в газете "Черновик", а только заключил, что некоторые высказывания имеют экстремистский характер. У меня сложилось впечатление, что под этими высказываниями он имел в виду цитаты из перевода Корана. Но поскольку эксперт не осмелился впрямую привлечь Аллаха по обвинению в экстремизме, то пострадала в результате газета "Черновик".

Мне кажется, что заключение по статьям Пионтковского было копией с той экспертизы газеты "Черновик" - так же не приведены цитаты. Поэтому, думаю, с аспектуальностью пропозиции тоже все в порядке. Ну что тут еще комментировать, сплошная аспектуальность пропозиции, я бы сказала.

Что касается "Ведомостей" и Гонтмахера – это известный "экстремист", конечно. В кавычках, разумеется. Если уж Гонмахера – человека академичнейшего - приравнивают к бен Ладену, то я уж не знаю, кто может у нас в стране чувствовать себя в безопасности. Что тогда делать Латыниным и Альбацам? Наверное, сразу со своей веревкой приходить. Чтобы сэкономить государству деньги.

На самом деле эта такая общая дурь, симптом общей эпидемии. Почему-то все думают, что это будет продолжаться до той поры, пока нефть не кончится. Но я по натуре пессимист и считаю, что диктатура гораздо более жесткая получается, когда люди нищие и обозленные, а не богатые и довольные. Поэтому чем меньше в стране будет денег, тем больше будут закручиваться гайки. Я не считаю, что финансовая катастрофа, которая на нас наваливается, будет как-то способствовать краху или ослаблению режима. Ровно наоборот. Чем народ нищее и озлобленнее, тем лучше почва для диктатуры и тем жестче эта диктатура. Так что сейчас – это только цветочки.

Олег Панфилов, директор Центра экстремальной журналистики:

Когда только принимали закон о борьбе с экстремизмом, я говорил, что это закон нормальный для нормальной страны. Он годится для той страны, где работают другие законы. Я думаю, в России экстремизм действительно опасен. Опасен экстремизм Жириновского, который очень часто не задумывается над своими словами, оскорбляющими честь и достоинство людей другой национальности и другой веры. Экстремизм можно усмотреть во многих выступлениях депутатов, политических деятелей. Но когда за экстремизм пытаются привлечь журналиста или публициста, это напоминает то, что с успехом возвращается в последние 8 лет – советскую борьбу с инакомыслием, борьбу за чистоту голов советских людей.

Пионтковский – великолепный автор. Очень интересный, содержательный. И если он критикует режим Путина (теперь уже Медведева) – это право любого публициста. Тем более такого яркого, как Андрей Андреевич. Мы тогда говорили, что этот закон будет применяться не против тех, кто высказывает экстремистские идеи, а против тех, кто не нравится власти. И на самом деле этот закон стал применяться в основном против журналистов. Уже несколько журналистов осуждены по этим статьям, один сидит до сих пор – Борис Стомахин. И опасность этого закона в России в том, что, как и многие другие, он применяется выборочно. В данном случае – к Андрею Андреевичу.

Алексей Симонов, президент Фонда защиты гласности:

Вот как раз передо мной лежит заметка Гонтмахера. И лежит предостережение прокуратуры по этому материалу. Насколько я знаю, закон не предусматривает такого понятия, как предостережение. Но на сайте Роскомсвязьнадзора говорится, что в прошлом году было выдано 11 таких предостережений. Форма предостережения на самом деле хорошая вещь – мол, предостерегаем, чтобы не выносить вам предупреждение. Но если нет официально такой формы работы, то хотелось бы понять, каково юридическое значение предостережения. Оно является первым звонком, вторым звонком или звонком с пинком? Что это? Это первое.

Второе. Я уже давно говорил, что сегодня экстремизмом называется несогласие с мнением начальства, выраженное в резкой форме. Меня больше всего поражает, что предупреждена газета "Ведомости", которая тщательнейшим образом следит за формой представления своих материалов. Поэтому у меня ощущение, что сфера экстремизма расширяется. И всякое несогласие по поводу, который кажется начальству или надзирающим органам тревожным, немедленно называется экстремизмом. И принимаются разные меры. В тех случаях, когда есть за что зацепиться, это предупреждение, а когда не за что зацепиться, но кажется тревожным, – это предостережение. Вот такое мое ощущение.

Дело Пионтковского подпадает под то, о чем я говорил. Андрей – человек резкий. Он свои мнения выражает определенно и недвусмысленно. И если говорит, что кто-то сволочь, то он его так и называет. Я думаю, проблемы на суде будут. Отказаться от этого они не захотят. Доказать это они не смогут. Могут нанять любое количество экспертов. Чаще всего это эксперты, которые не имеют надлежащей квалификации. Но найдутся. Значит, это будет борьба экспертов. Одни будут заявлять одно, другие – другое. При нынешнем состоянии правосудия уже понятно, какие эксперты окажутся более достойными доверия. Я не считаю тексты Пионтковского экстремистскими. Да, они написаны в резкой форме. Но это характеристика стиля.

Юрий Афанасьев, доктор исторических наук, профессор:

В целом ничего неожиданного и непредвиденного нет. В сущности, когда принимался этот закон об экстремизме, предполагалось именно то, что и сделали в конце концов. Уже тогда разработчики понимали, что одними отстрелами вряд ли можно решить проблему. Вряд ли можно полностью заставить замолчать тех, кто думает иначе, видит ситуацию иначе. Отстрелы не прекратились: зверское избиение Бекетова в Химках свидетельствует о том, что эта линия также продолжается. И хотя участие местной администрации там напрямую не просматривается, противоборствующие стороны обрисовались уже задолго до этой кровавой развязки. Как и во всех других случаях.

Но этот закон об экстремизме, то, что предъявляют сейчас Андрею Андреевичу, - он был для властей необходим, чтобы и еще больше страха нагнать, и заставить молчать тех, кто видит ситуацию в стране по-другому. Насколько я знаю, они не могут сказать Пионтковскому, в чем именно его экстремизм. Он же спрашивал на суде: скажите, на какой странице какие строчки можно трактовать как проявление экстремизма? Ни сторона обвинения, ни судья этого не смогли сделать. Но ясно, что в целом тексты его носят явно разоблачительный характер по отношению к действиям властей. И этого достаточно, чтобы обвинить его книгу экстремистской.

Иначе говоря, властям мало того, что они ликвидировали политику как особую сферу жизни общества. Им мало того, что они полностью ликвидировали гражданское общество. Им надо, чтобы и отдельные голоса перестали звучать. Те, которые звучат не в унисон с действиями властей, которые мешают им проводить комплексную политику насилия и репрессий. Я специально смотрел тексты Пионтковского. Там нет признаков экстремизма. Нет ни строчки. И то, что эксперты не нашли этих признаков, – закономерно.

Виктор Шендерович, журналист:

Мне кажется, сам Гонтмахер прокомментировал свой случай исчерпывающе. Это идиотизм мелкой бюрократии. В случае с Пионтковским это то же самое. Правда, в его случае могу предположить, что это идиотизм чуть более крупной бюрократии. Ничего принципиально нового. Понятно, что если есть статья об экстремизме, то должны быть и экстремисты. А ближе, чем Гонтмахер и Пионтковский, они не находятся.

Все довольно одноходово. Или двухходово. Чем слабее власть, чем она неувереннее себя чувствует, чем она уязвимее в смысле того, что делает, тем она агрессивнее атакует тех, кто разевает рот, тем больше полномочий для себя требует и тем чаще начинает размахивать статьями закона не по адресу. Вот в случае с Гонтмахером мы присутствуем при очевидной вспышке трусости со стороны власти, которая не в состоянии ничего толком сделать с реальными экономическими проблемами и политическими последствиями кризиса. Поэтому воюет с теми, кто об этом говорит.

Михаил Делягин, политолог, экономист, публицист:

Что касается статьи Гонтмахера, то ничего более вежливого я вообще в жизни не видел. Это очень корректная, предельно вежливая статья. Даже не статья, а письмо, в котором говорится: "Дорогое правительство, если вы будете продолжать и далее валять дурака, ничего не делая, то события будут развиваться по определенному сценарию, который объективно обусловлен. Вот вам этот сценарий. Пожалуйста, перейдите к исполнению своих обязанностей". Там не было никаких призывов кроме призыва к правительству исполнять свои обязанности.

Реакция наших так называемых правоохранительных органов свидетельствует о том, что призыв к правительству исполнять свои обязанности трактуется правительством как экстремизм. Раньше как экстремизм трактовалась любая критика. Вплоть до того, что одного журналиста обвиняли в разжигании неприязни к такой замечательной социальной группе, как коррумпированные милиционеры. Причем официальный представитель МВД выступил с заявлением, что автор оскорбил всех милиционеров и разжигал рознь в отношении всех милиционеров как таковых. Официальный представитель МВД заявил, что с точки зрения руководства МВД некоррумпированных милиционеров не существует. Журналист употреблял выражение "неверные менты", что можно перевести на бытовой язык как "коррумпированные милиционеры". Но он подразумевал существование "верных ментов". А когда официальный представитель сказал, что оскорбление нанесено всем милиционерам без исключения, он тем самым зафиксировал, что с точки зрения руководства МВД честных милиционеров в России не существует. Это официальная позиция российского МВД, подтвержденная российским судом. Человека можно было судить за что угодно – за призывы к насилию, подстрекательство к убийству и т.д. Но они зацепились за другое – за разжигание социальной розни по отношению к коррумпированным милиционерам.

Между тем у Гонтмахера нет и этого. У него и критики нету. Он с огромным, может быть, наигранным, но тем не менее сочувствием относится к властям, которые ничего не могут сделать. Эту статью можно сравнить с табличкой: "Осторожно, мины". Идете вы по дороге, видите табличку. И вы понимаете, что по этой дороге ехать не надо. А к табличке еще пририсована стрелка: "Объезд вон там". Нормальный человек объезжает. А наше правительство обвиняет человека, который поставил эту табличку, в экстремизме. Вылезает, пинает этот столб, кусает этот знак и так далее. Это признак невменяемости. Это не политическая борьба, это не подавление инакомыслия. Это другой уровень – это невменяемость.

Это то, что я очень хорошо помню по последним годам существования Советского Союза. Там часть чиновников была адекватна, но многие из них были невменяемы. Они были готовы бросаться с кулаками на любого человека, который шел по улице в джинсах. Я помню, как в 1989 году преподаватель марксистcко-ленинской философии нас спрашивал: "А почему вы пришли на мое занятие в штанах наиболее предполагаемого противника?" Это не анекдот. Это то, что я слышал своими ушами. Здесь такая же неадекватность. Это фактически признак агонии. Когда у людей кризис, все сыпется, они таких, как Гонтмахер, должны носить на руках, молиться на них. Вместо этого самое мягкое, корректное упоминание о реальной ситуации вызывает у них истерику.

Я не сторонник революции, но могу сказать, что Февральская революция была сделана, выражаясь нынешним языком, петроградской мэрией: ее средние клерки решили подзаработать денег на спекуляции хлебом. И наше правительство также станет организатором социалистической революции, если будет продолжать в том же духе. Владимир Владимирович Путин будет не только крестным отцом российской справедливости. Он будет крестным отцом социалистической революции в России. Может, не социалистической, но революции.

Насчет Пионтковского. Я бы ему посоветовал не приезжать (г-н Пионтковский сейчас находится в научной командировке в США. - Ред.), учитывая невменяемость нашего руководства и управляемость нашего суда. Но он же приедет, блин. Это из той же серии. Только это уже следующая стадия, более серьезная. Из этого нужно делать максимальный шум, потому что эти люди не просто безумны... Знаете, есть безумцы, которые опасны для себя, а есть те, которые опасны для других. Нами руководят безумцы, которые опасны для других. Даже если эксперты говорят, что там нет экстремизма, это не аргумент для суда. Судьи в Российской Федерации знанием закона себя не утруждают. По крайней мере в Москве. Мне как-то было заявлено по одному из моих исков, что, мол, суды Российской Федерации не место, где гражданин может защищать свои политические права. Суд не может защищать политические права граждан Российской федерации. Это не его функция.

Юрий Самодуров, член координационной группы по подготовке учредительного съезда движения "Солидарность":

Здесь надо думать конкретно. По поводу Пионтковского. То обвинение в экстремизме в связи с этой его книжечкой - там речь идет об одной фразе, ироничной, шутливой; это чисто литературный прием. Я не верю, что это может рассматриваться судом. Там нет предмета рассмотрения. Это литературная фраза. А если это будет рассматриваться в суде, тогда суд просто превращается в фарс.

Обвинение в экстремизме сейчас предъявляется и к художникам, и к кураторам выставок. Я имел счастье (или несчастье) быть обвиненным вместе с Андреем Ерофеевым в разжигании межнациональной и межрелигиозной розни. Народный собор добился возбуждения уголовного дела в связи с акцией в Музее Тимирязева. Эта статья применяется ко многим. Вот нацболы – та же самая статья. Не только о журналистах идет речь. Но если выделять журналистов, то, по-моему, в этом же году были попытки закрыть несколько изданий в связи с тем, что они перепечатали карикатуры, опубликованные датским журналом.

"Экстремистская" статья УК сейчас широко применяется против людей, которые позволяют себе публично высказывать несогласие с существующим политическим режимом, каким-то образом издеваться над ним, критиковать его, проводить против него какие-либо политические акции. Фактически эта статья превращается в такой аналог статьи 190 (1) УК РСФСР, по которой возбуждались дела о распространении сведений, порочащих советский строй.

Между тем экстремизм – это реально существующее явление, которое реально угрожает демократическим институтам. Самые его очевидные примеры – убийство мэра Владикавказа. Это политический экстремизм. Или убийство этнографа Николая Гиренко в Петербурге. В этом году в одной Москве были убиты около 15 граждан Узбекистана. Вот это экстремизм.

Власть пытается объединить в общественном сознании под одной рубрикой такие вот преступления и культурно-политическую критику, лежащую совершенно в другой плоскости. Когда Это все объединяется целенаправленно, для того чтобы перенаправить то возмущение, тот страх, который мы все испытываем в связи с убийствами людей – Гиренко, Политковской, Старовойтовой, Юшенкова. Если по этой же статье судить Пионтковского – это фарс. Это имитация правосудия. Нельзя судить по уголовному обвинению группу художников, которые провели выходящую за рамки здравого смысла акцию в Тимирязевском музее, которая никому не принесла вреда кроме них самих. И судить их, как и Пионтковского, по той же статье, что и скинхедов, либо других негодяев, которые выходят в Москве на охоту за приезжими, – это неправильно.