Итак, свершилось. Новый министр обороны Анатолий Сердюков наконец-то издал приказ о рассекречивании документов Наркомата обороны и Наркомата Военно-морского флота периода Великой Отечественной войны. При этом, в лучших советско-российских традициях, приказ о рассекречивании сам какое-то время оставался секретным. Изданный еще в канун дня Победы, 8 мая, в Минюсте он был зарегистрирован только 5 июня.

Ну да ладно. Если этот приказ будет нормально исполняться, в изучении истории Великой Отечественной войны может быть достигнут значительный прогресс. Однако опыт показывает, что как раз в порядке выполнения приказа может быть вся загвоздка. Основная масса документов по войне хранится в Центральном архиве Министерства обороны (ЦАМО). А руководство архива само определяет, кого пускать работать с документами, а кого не пускать. Поэтому есть опасность, что к вновь рассекреченным документам будут пускать благонадежных историков в погонах, а не независимых исследователей. Во всяком случае, так было до последнего времени. Посмотрим, будет ли теперь доступ в ЦАМО по-настоящему свободным.

Конечно, все перечисленные в приказе документы сами по себе интересны и ценны. Например, рассекречивание данных по кадровому составу частей и соединений и по госпиталям позволит продвинуться в определении истинной величины советских военных потерь. Однако из приказа видно, что ряд важнейших документов по-прежнему остается секретными. И прежде всего надо отметить, что в перечне нет документов Ставки Верховного Главнокомандования.

А ведь опытные и честные военные историки хорошо знают, что наиболее точно реальную оперативную обстановку отражают три рода документов. Это, во-первых, записи переговоров Ставки ВГК по прямому проводу с командующими фронтами и армиями и с представителями Ставки в штабах фронтов. Из Москвы эти переговоры вел часто сам Сталин или по его поручению начальник Генерального штаба. Иосиф Виссарионович в выражениях не стеснялся и требовал, чтобы ему докладывали всю правду, а врать ему прямо в лицо командующие робели.

Что же касается донесений и оперативных сводок, которые отправляли наверх командиры различных уровней, от роты до фронта, то эти донесения прежде всего призваны были оправдать действия их авторов, скрыть ошибки и просчеты, приуменьшить свои потери и непомерно преувеличить потери противника. Зачастую об оставлении важных населенных пунктов не сообщали целые сутки в надежде, что их еще удастся отбить, приуменьшали масштабы неприятельских прорывов и, наоборот, преувеличивали собственные успехи. В результате Ставка не имела объективной картины происходящего на фронтах, где обстановка порой кардинально менялась за считанные часы, и не могла принимать правильных решений.

Поэтому с начала войны Генеральный штаб направил своих представителей в штабы фронтов и армий (в 1943 году они появились также в штабах корпусов и даже некоторых дивизий). Их главной задачей было информировать Генштаб и Ставку об истинном положении вещей. Они непосредственно не несли ответственности за ход и исход боевых действий, зато головой отвечали за правдивость передаваемых наверх донесений. Поэтому их информация была достаточно объективной. Из приказа министра обороны неясно, будут ли рассекречены все доклады представителей Генштаба. Не исключено, что часть их отнесут к не подлежащим пока рассекречиванию документам Ставки.

Кроме того, Сталин судил о ситуации на фронте по докладам особых отделов (с 1943 года - отделы военной контрразведки "Смерш"). Они обязаны были докладывать не только о борьбе со шпионами и диверсантами, но и об общей обстановке на фронте. И в части описания боевых действий эти доклады по большей части правдивы, поскольку непосредственно за ход боевых действий "смершевцы" ответственности не несли. Вот когда речь заходила о непосредственной чекистской деятельности, донесения порой больше напоминают сказки Шехерезады, впрочем, довольно печальные. Мне доводилось уже публиковать документы, доказывающие,что для того чтобы выполнить план по шпионам, смершевцы нередко хватали и расстреливали ни в чем не повинных людей.

Доклады особых отделов в своем большинстве хранятся либо в делах Ставки, либо в архиве ФСБ, и под приказ Сердюкова они не попадают. Не попадает под него и еще один вид документов. Это материалы созданных по решению Ставки (точнее, Сталина) и ГКО специальных комиссий для расследования некоторых крупных неудач Красной Армии. Некоторые из них осели в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ) и в той или иной степени доступны исследователям. Другие по-прежнему хранятся в практически закрытом для историков Президентском архиве, в том числе документы комиссии Молотова, расследовавшей обстоятельства катастрофы Западного фронта в октябре 1941 года, и комиссии Маленкова, изучавшей обстоятельства неудачного для советских войск танкового сражения под Прохоровкой в июле 1943 года. Также в Президентском архиве, очевидно, хранятся основные документы Ставки ВГК, лишь меньшую часть которых можно обнаружить в РГАСПИ.

Только тогда, когда будут рассекречены все перечисленные категории документов, мы будем иметь достаточно полную картину Великой Отечественной. Но если приказ министра обороны действительно будет выполняться без изъятий (а в архивах вполне могут объявить секретными ряд дел, содержащих документы других ведомств, например, ФСБ), то мы сможем продвинуться вперед в воссоздании истинной истории Великой Отечественной войны.