А как все хорошо начиналось: болотники собирают вещи, выходят ко Дню Конституции, елка... На самом деле нет.

Начиналось все с того, что отдельные члены президентского Совета по правам человека, а также уполномоченный по правам человека Владимир Лукин и так пытались вмешаться в безобразную ситуацию с "Болотным делом", и эдак. Иногда даже успешно: Лукин помог перевести Николая Кавказского под домашний арест после года в СИЗО.

Одна из идей заключалась в том, чтобы предложить Путину амнистировать фигурантов дела. Удочку закидывали летом. Поскольку относиться к СПЧ нужно примерно как к коллективному коту Леопольду, а по степени влияния на решения власти этот орган Леопольду даже уступает, особых надежд не было. В начале сентября член Совета Ирина Хакамада просто и коротко, без соплей о "необходимости скорейшего диалога с гражданским обществом", пояснила ситуацию на "Эхе Москвы": "И ничего. Нас послали нахер".

У журналистов есть старая традиция, еще более скучная, чем даже сопли о диалоге власти с гражданским обществом: приставать к Путину с однообразными вопросами и превращать бессодержательные ответы в новость. В этот раз, правда, в фокусе на Валдайском форуме был не журналист, а политик Владимир Рыжков, который и спросил, не пора ли всех амнистировать.

Ответ Путина в расшифровке занимает 2057 знаков. Из них в пользу освобождения "болотников" говорит только одно дважды повторенное предложение: "Я этого не исключаю... я не исключаю". А, нет, извините, ошиблась. Это предложение ничего не говорит в пользу освобождения "болотников", оно вообще ничего не говорит. Еще шесть предложений о том, что если вы почему-либо подумали, что Путин может повлиять на суд, то это досадное недоразумение: нет, не может, все решают судебные инстанции и следственные органы. И еще целых два с половиной абзаца содержат нападки на "людей, которые ведут себя подобным образом", угрозы, что наступит хаос и сотрудникам полиции выколют глаза, и уверенность, что власть должна жестко такое пресекать. Коротко это описывается все той же фразой: "Нас послали". Ну мы же 13 лет за ним замужем, должны же понимать самые простые смыслы.

Благостные вы мои. Как же вы умудрились фразу "Я не исключаю" в этом словесном потоке заметить, да еще и услышать как "Я обещаю", а вот этого вот не заметить: "И не нужно шантажировать власть тем, что ей будет приклеен ярлык недемократичности. Власть должна реагировать соответствующим образом".

Путин вообще врать любит. Но здесь-то он был предельно честен.

В голову приходит и достопамятный случай с Шевчуком в 2010 году, когда Юра-музыкант спросил Владимира Владимировича прямо: вот выйдут люди 31-го числа, их будут разгонять? Путин тогда ответил, что граждане имеют право собираться, если соблюдают закон и не мешают дачникам. Ура, закричала почтенная публика, которая, судя по всему, обладает каким-то альтернативным пониманием русского языка, - граждане имеют право собираться, Путин ПООБЕЩАЛ не разгонять, посмотрим, как ОМОН выполнит его обещание. Но проблема в том, что участники Стратегии-31 именно что нарушали закон "О собраниях", осознанно и целенаправленно, потому что не считали его правовым. И сказал он вот что: этих - разгонят!

Когда СПЧ начал проектировать неполитическую амнистию за ненасильственные преступления, а почтенная публика захлопала в ладоши: "Это про нас, про нас!" - я уже не знала, смеяться или плакать. Ну с каких пор насилие в отношении представителя власти, вменяемое абсолютному большинству фигурантов, стало ненасильственным? Их фактическая невиновность здесь ни при чем: амнистия применяется к статье, а не к сути.

И главное, ладно бы поверили только сами заключенные да отчаявшиеся родственники. Но ведь это происходит с регулярностью гриппа. Каждый год у нас "Путин обещает отпустить Ходорковского, если тот покается". А он и вовсе ничего такого никогда не обещал, почтенная публика сама придумала... Как и обычно.