Лохотронная речь
6 июня 1905 года в рамках обсуждения проекта Государственной думы Николай II принял делегацию земских деятелей. Петербургский корреспондент парижской газеты Le Matin Гастон Леру сообщил об инциденте, будто бы имевшем место на высочайшей аудиенции:
Когда депутатов привели в ту комнату дворца, куда должен был выйти царь, вдруг заметили, что у революционера Петрункевича нет белых перчаток. Полковник лейб-гвардии Путятин немедленно снял свои и поспешно дал их революционеру Петрункевичу.
Когда царь ушел, добавляет Леру, "депутатов отвели в заднюю комнату дворца, где им предложили завтрак ценой, по их мнению, копеек в 75".
Корреспонденция цитируется по статье ""Революционеры" в белых перчатках", которую написал по этому случаю Ленин. Впоследствии Анатолий Луначарский по тому же поводу сочинил стихотворный фельетон "Два либерала":
По Невскому с видом уныло-больным
Шли медленно два либерала,
Убитые мыслью, что в бороду им
Правительство вновь наплевало.
Раскрыта автором и тема белых перчаток:
Ежовых прошли времена рукавиц,
И в этой перчатке лакейской
Уймем мы теперь необузданных лиц
Манерой уже европейской.
Чем же так расстроены либералы? Оказывается, император их обманул. Как телеграфировал в Париж тот же Леру, получив официальный текст царской речи, члены делегации обнаружили там ключевую фразу в искаженном виде: вместо "Моя царская воля созвать народных представителей непоколебима" оказалось "Моя царская воля непоколебима". "Один из депутатов, - продолжает Леру, - говорил мне сегодня вечером по поводу этой странной замены слов: это уж не самодержавие, это какое-то фокусничество".
Ленин изощряется в сарказме:
Белые перчатки, и притом лакейские белые перчатки, — настоящая эмблема политического акта гг. Петрункевичей и Родичевых. Они сами начали с фокусничества не только тем, что договаривались об условиях аудиенции, но и тем, что прятали в карман свою резолюцию и свои настоящие желания, говорили неприличные вещи об обмане царя и т. д. и т. п. Они не вправе теперь жаловаться на то, что им ответили фокусничеством на фокусничество.
Ильич, впрочем, оговаривается: "Недурно сказано или недурно выдумано, если г. Леру все это выдумал". И впрямь: Гастон Леру стал впоследствии успешным романистом. Не исключено, что и в этом случае у него разыгралось воображение.
Во всяком случае, кандидатуру Ивана Петрункевича в председатели Думы царь категорически отвел – не помогли перчатки. Неприязнь оказалась взаимной. Именно эта аудиенция заставила Петрункевича перейти на антимонархические позиции. Впоследствии он стал видным депутатом Думы от кадетской партии и вошел в историю как один из самых принципиальных ее вождей.
Так будущий автор "Призрака оперы" обогатил русский язык фразеологизмом, особенно полюбившимся большевикам. В родном языке Гастона Леру ему соответствует выражение révolution à l’eau de rose - "революция на розовой воде". Так будто бы возразил литератор и якобинец Николя Шамфор противникам революционного террора: Voulez-vous donc qu'on vous fasse des révolutions a l'eau-rose? ("Вы думаете, революции делаются на розовой воде?") В том, что они делаются на крови, Шамфор убедился, когда арестовали его самого.
На прошлой неделе группа руководителей российских неправительственных организаций встречалась в Кремле с президентом Медведевым. Белых перчаток ни на ком не было, но некоторые обвинения в адрес "коллаборационистов" были сродни ленинским. Дескать, своим участием в подобных встречах лидеры гражданского общества легитимируют власть, компрометируют самих себя, входят в неприемлемые компромиссы, соглашаются играть по правилам Кремля и т. д., и т. п. Такой подход выражается обычно формулой "все или ничего" или "игра с нулевой суммой".
Участвовавшая во встрече Ирина Ясина возразила на это, что она сторонник "теории малых дел": "И если ради того, чтобы одному пятикласснику из Бутова Кириллу Дроздкову поставили в школе подъемник, надо попросить Владислава Суркова - охотно, подчеркиваю, охотно попрошу".
Благо ребенка-инвалида - аргумент, конечно, сильный, просто убийственный. Но ведь за каждым "малым делом" в Кремль не набегаешься. К тому же чиновникам российским дано, как известно, усердие не по разуму – любую здравую идею они доводят до абсурда и бессмыслицы, о чем Ирина Ясина тоже говорила в Кремле ("рвение чиновников чрезмерно").
Послушаем, впрочем, дальше. Вот каким языком объяснялась с президентом г-жа Ясина.
Давайте с ответственностью элиты чего-то решать, потому что это ужас, когда в бедной стране у человека часы за миллион долларов. Это недопустимо, понимаете? Как-то ну нельзя так. Вот мне все время хочется сказать: парень, ну постесняйся, ну пожалуйста. Давайте введем понятие стыда в наш обиход.
После таких сентенций охватывает чувство стыда за оратора, вернее, за просителя. Что должен был "решать" Дмитрий Медведев в данном случае? Ввести стыд элиты своим указом? Лучшим ответом было бы вот что: президент заливается краской стыда, снимает со своего запястья часы (он, говорят, любитель фирмы Breguet) и жертвует их благотворительному фонду помощи детям-инвалидам.
Главное, что после такого резонерства Ирине Ясиной будет сложно переключать регистр и говорить вне Кремля на политические темы.
А вот Дмитрий Орешкин:
Рискну сказать немножко о выборах и манипуляциях.
Зачин не обнадеживает, но дальше – лучше: и про рост масштаба фальсификаций, которые "превращаются в допинг, без которого партия власти, как выдохшийся спортсмен, уже не может обеспечивать нужный результат", и про "инфляцию электоральных цифр"... Что же он слышит в ответ?
Я не хотел бы оценивать уровень этих манипуляций, потому что из Ваших уст это еще допустимо, а из моих – нет, потому что у меня пока нет объективной картины... Тем не менее я считаю, что все, что произошло, это все на пользу делу. Мы тем самым просто совершенствуем собственное оружие и показываем, что у гражданского общества, как Вы правильно сказали, в том числе с использованием интернет-технологий, появились дополнительные возможности для контроля.
То есть г-н Орешкин практически без эвфемизмов, открытым текстом, говорит власти о том, что выборы превратились в фикцию, а первое лицо понимает это так, что г-н Орешкин предлагает что-то там такое подправить и усовершенствовать.
Это не недопонимание. Это свойство кремлевской акустики. У них там уши так устроены.
Ну и как теперь Дмитрий Орешкин будет вещать о нарушениях избирательного законодательства? Сам президент обещал ему разобраться и принять меры. Выше некуда.
В этом и заключается трюк, "фокусничество" Кремля. Вы жалуетесь на наперсточника бригадиру наперсточников. А тот благодарит лоха за бдительность.
Так что же, "никогда и ничего не просите, в особенности у тех, кто сильнее вас"? Дети-инвалиды вопиют, и тут не отделаешься риторикой - мол, вместо того чтобы "зажигать свечу во тьме", надо "провести электричество".
Просто следует отдавать себе отчет в последствиях. Максималисты тоже правы: они устанавливают планку. Свое место на этой шкале каждый определяет сам.
Статьи по теме
Вопросы литературы
Что тут такого? Обычная вещь. Позвал премьер-министр нескольких писателей в гости. Познакомиться лично, поговорить о наболевшем. Уже пару дней разные люди спрашивают меня, а вот я бы, если бы меня позвали на эту встречу, пошел бы туда?
Приемник и передатчики
Дмитрий Медведев нашел время, чтобы повидаться со своим советом по правам человека в обновленном составе. Президент доброжелательно выслушал всех, но отозвался далеко не на все сказанное. О впечатлениях рассказывают члены совета Светлана Сорокина, Елена Панфилова, Ирина Ясина, Алексей Симонов.
Явные советники
В новый состав президентского Совета по правам человека вошло немало открытых критиков путинского режима. Будет ли им позволено влиять на политику Кремля - или же им уготована роль декорации? О своих надеждах и опасениях говорят Кирилл Кабанов, Елена Панфилова, Дмитрий Орешкин, Ирина Ясина, Светлана Сорокина.
По команде "вольно"
Бывший юрист "ЮКОСа" Светлана Бахмина, отсидевшая четыре с половиной года по сомнительному обвинению, освобождена. Условно, но все-таки досрочно. Комментируют Ирина Ясина, Виктор Шендерович, Валентина Мельникова, Григорий Чхартишвили, Станислав Белковский, Александр Рыклин, Лев Рубинштейн.