Понижение статуса русского языка в Молдове, где путинский друг Додон вернул ему было статус "языка межнационального общения", как и перевод сферы обслуживания в Украине на государственный язык при русскоязычном Зеленском - это история не про ограничение прав. Это про ограничение привилегии жить так, словно "где мы, там Россия".

В Украине и Молдове хорошо знают, что такое "вепонизация" (от англ. weapon - "оружие") языка. Около 14 тысяч погибших, 40 тысяч раненых, полтора миллиона перемещенных лиц - вот цена, которую заплатила Украина за это знание. Приднестровье, Крым и Донбасс научили укреплять лингвистический иммунитет. Потому что вслед за русским языком может прийти русский штык. Так же как немецкий штык пришел в свое время в Судеты. Ведь чеху учить немецкий язык было легко и полезно, это один из величайших языков в мире, а вот заставлять судетского немца учить чешский - издевательство и ущемление прав, фактически фашизм.

С аргументацией российских властей и тех, кто обслуживает их интересы, все понятно. Но им зачастую "из гуманитарных соображений" подпевают прекраснодушные люди, которым дорог русский язык. "Язык ни в чем не виноват", "это язык не только Путина, но и Пушкина", "для языка нет границ и преград", "языки могут мирно сосуществовать", "нельзя навязывать язык", "а вот в Швейцарии..." И виноватыми опять-таки оказываются те, кто "покушается" на русский язык.

Все эти соображения игнорируют историческую и современную реальность. Конечно, в русском языке нет никакой метафизической субстанции зла. Да, каждый язык имеет право свободно жить и развиваться. В мире идут пусть печальные, но вряд ли обратимые процессы экспансии больших языков и уменьшения языкового многообразия. Но здесь речь не о естественной конкуренции языков: один язык в этом случае выступает как инструмент захвата и подчинения, наряду со штыком, а другие - как оружие самозащиты.

Что бывает, если послушаться окриков из Кремля, хорошо видно на примере Беларуси. Где формальное двуязычие обернулось тотальной русификацией, а та в свою очередь - угрожающей зависимостью от Москвы, вплоть до неспособности самостоятельно решать политическую судьбу. Здесь, для того чтобы жить с Кремлем в мире и получать за это преференции, отказались от всего своего: языка, истории, культуры. Началось это еще при предыдущем "батьке", Петре Машерове, занимавшем пост первого секретаря ЦК КП БССР с 1965 по 1980 гг. В той или иной степени русификация успешно велась на территории всего СССР, но партийное руководство и элиты в других республиках сопротивлялись ей по мере сил, а в Беларуси пошли навстречу этому процессу и максимально его ускорили.

Рассказывают, что когда первый секретарь ЦК КП БССР Кирилл Мазуров выступал на праздновании 40-летия республики в 1959 году на белорусском языке, Никита Хрущев воскликнул: "Ни черта не понятно!" Чуть позже он добавил: "Чем быстрее все мы заговорим по-русски, тем быстрее построим коммунизм". После чего, как вспоминал белорусский писатель Пимен Панченко, "холуи и карьеристы растоптали все, что осталось от родного языка". В результате к 1991 году БССР оказалась наиболее русифицированной республикой. И коммунизм задержался тут на лишние 30 лет, с очень коротким перерывом на свободу. Белорусы так ее испугались с непривычки, что в 1994 году выбрали президентом Лукашенко. Который "вернул все взад": колониальные флаг и герб, русский язык, палочный порядок, бесправие в обмен на гарантированную пайку, московскую экономическую пуповину.

Казалось бы, белорусов можно вешать на доску почета и объявлять образцом для подражания. Но нет, и тут "национализм" и "ущемление прав русскоязычных" - это о табличках и объявлениях в транспорте на белорусском или об инициативе какого-то кафе, которое дает 10-процентную скидку клиентам, говорящим на белорусском. А ведь надо очень постараться, чтобы услышать в нынешней Беларуси белорусскую речь. Не существует телеканалов на белорусском, все фильмы в кинотеатрах идут в русском переводе, нет белорусских университетов, а число белорусских школ стремительно сокращается. Видимо, искомое "равенство" наступит только тогда, когда исчезнут последние признаки существования белорусского языка и какой-либо культурной отдельности.

Фото: "Радио Свобода"

В Беларуси нет своих Крыма и Донбасса, потому что там "Лугандония" победила еще в 1994 году, и последствия белорусы расхлебывают до сих пор. Повальное русскоязычие их обезоружило. Теперь они живут с постоянной оглядкой на Москву. Едва ли белорусы более трусливы, чем украинцы. Но противостояние диктатуре не формулируется для них в терминах национальной идентичности или цивилизационного выбора. Украинскому Майдану это придавало героический пафос национально-освободительной борьбы, когда Янукович воспринимался как угроза существованию нации, а лозунг "геть від Москви!" означал естественный спасительный выход - и путь к свободе.

Когда-нибудь, когда Россия будет свободной и станет иначе выстраивать отношения с соседями, к вопросу о языке, наверное, можно будет вернуться. В конце концов, то, что ирландцы в абсолютном большинстве говорят на английском, не помешало им сделать свой выбор - остаться в Евросоюзе, когда Великобритания из него вышла. Но у ирландцев, кроме опыта борьбы за независимость, есть Северный пролив. Бывшие порабощенные народы Российской империи такой естественной границы не имеют. По сути, язык - одно из немногих защитных укреплений.