статья Два вождя после дождя

Илья Мильштейн, 10.10.2011
Илья Мильштейн

Илья Мильштейн

Известие о рокировке в тандеме не вызвало сильного потрясения - ни в мире, ни в России. Теперь, пару недель спустя после съезда единоросов-победителей, об этом можно говорить, не рискуя ошибиться. Путин неотвратим как судьба и судебный исполнитель.

Потрясения нет, но липкое чувство позора испытывают многие. Даже те, кто ничего против возвращения Владимира Владимировича не имеет. Слишком уж откровенным было глумление над духом Основного закона при издевательском следовании его букве.

Если бы в России существовало гражданское общество, то нашлись бы политики, которые могли бы сегодня перейти от критики режима к более серьезным акциям, направленным против господствующего стиля управления государством по типу "пацан сдал - пацан принял". Однако народ либо безмолвствует по старинке, либо прикалывается над властью в своих твиттерах, что есть современная форма безмолвия. Оттого политики в стране нет, парламента нет, конкуренции нет, а есть Путин. Иногда выступающий под фамилией "Медведев", а иногда - под своей, по настроению.

Сей когнитивный диссонанс отдельные активные граждане преодолевают по-разному. Патриоты в хорошем смысле слова, которым за державу обидно, утешаются тем, что действующий президент оказался слабосильным политиком, а раз так, то пусть всегда будет Путин. Демократы безутешны, но не видят пока выхода из исторического тупика.

Поэтому главные споры посвящены тактике поведения на выборах, которых тоже нет.

Яростные дискуссии с переходом на личности кипят по принципиальнейшим вопросам: посылать ли выборы нах, портить ли бюллетень, голосовать ли за Жириновского, который пройдет, или за Явлинского, который безнадежен, выдвигать ли в президенты Милова. На фоне этих дискуссий правящая партия жуликов и воров смотрится сильно, державно.

Впрочем, все это малоинтересно. Куда интересней сегодня рассуждать об исторической судьбе нынешней власти и о том, что ей готовит нескорый грядущий день. Мысли тут возникают противоречивые.

Конечно, не исключено, что лет через 20 путинская эпоха будет оценена по достоинству - как брежневская при Горбачеве. Если повалится экономика и вялотекущий раздрай обернется социальным взрывом, тогда, вероятно, и до самых тупых дойдет, что в том повинны люди, организовавшие в России спецоперацию под названием "Новый застой". Хотя возможны варианты.

Насаждаемая ныне мода на брежневскую эпоху покоится на солидных основаниях: застой порождал застой, а демократизация кончилась распадом Союза Нерушимого. Смеялись, мол, над маразматиками из политбюро и досмеялись до развала, а старички были мудрые, пусть и малообразованные. Они знали, что ничего в стране менять не надо, а надо, отдавая должное диковатому коммунистическому ритуалу, хорошо жить самим, прикармливать послушные элиты и подкармливать свой бедный многонациональный народ. И поди докажи сегодня, что страна катилась в бездну, когда распалась она во времена перестройки, а при том же Черненко жила, милая, питаясь нефтедолларами, и полной грудью дышала на ладан.

"Вселенский опыт говорит, - утверждал поэт, - что погибают царства не оттого, что тяжек быт или страшны мытарства. А погибают оттого (и тем больней, чем дольше), что люди царства своего не уважают больше". Но ведь это лирика, правда же? И как это понять: не уважают? Про Леонида Ильича рассказывали уничижительные анекдоты, то есть не уважали, но страна казалась стабильной и уверенной поступью двигалась вперед, огражденная от империалистических хищников ракетно-ядерным щитом. А всеобщий цинизм и магазины, боровшиеся за звание продовольственных, - кто их теперь помнит? Кто помнит, что диссидентами, каждый на свой лад, были в СССР все - от директора завода до последнего работяги?

Должно быть, в том и заключается механизм общественного забвения, что людям свойственно помнить катастрофы, а не политиков, которые довели страну до ручки. Должно быть, "уважение" - термин внеполитический, реальность которого народ воспринимает неосознанно, при том, что воздействие его на жизнь весьма глубоко и серьезно. Должно быть, потом, когда невыносимая жизнь оборачивается распадом, мало кто желает соглашаться с тем, что она была невыносима. Сваливая вину на реформаторов, интеллигентов, студентов, журналистов и прочих лиц оппозиционной национальности.

Оттого историческое будущее политика по имени Путин, вопреки нынешнему липкому чувству позора, представляется довольно радужным. При условии, что страна, утратившая самоуважение, погрузится в хаос после нацлидера, при попытке реформировать то, во что она превращается теперь. Опыт подсказывает, что ушедшему Владимиру Владимировичу поначалу припомнят все: и Чечню, и взрывы домов, и Беслан, и "Норд-Ост", и растоптанную Конституцию, и тотальное воровство. Однако тот же опыт подсказывает, что период разочарования будет кратким и новый вождь, вынырнувший на волне постперестроечных смут в какой-нибудь Московской республике, еще спросит, прищурившись: а худо ли вам было, дорогие граждане, при Брежневе и при Путине? Впрочем, вожди - народ ревнивый в отношении своих предшественников, и скорее всего эти каверзные вопросы озвучит его пресс-секретарь.

Илья Мильштейн, 10.10.2011


в блоге Блоги