Максима Лузянина посадили, а физика Данилова неожиданно решили освободить. Роскомнадзор запретил несколько популярных сайтов, но потом передумал. Представитель казачества сообщил центральной газете, что люди в лампасах и с нагайками скоро начнут самопально наводить порядок на улицах Москвы, однако глава столичного департамента региональной безопасности эту информацию тут же опроверг. Хотя и не полностью: казаки смогут патрулировать столичные улицы, но только если вольются в состав обычных народных дружин.

Складывается впечатление, что у начальства каждый день меняется настроение. Встанет не с той ноги – и признавший свою вину политзек отправляется в лагерь, приговаривается к аннигиляции любимый в народе Lurkmore, зловещий призрак губернатора Ткачева парит над Москвой. А проспится – и сокращает срок до отбытого физику-"шпиону", удаляет из реестра запрещенных сайтов Rutracker.org, слегка охолаживает представителя казачества.

Так возникает ситуация неопределенности, которая ставит в тупик искушенных политологов и независимых экспертов. Типа правая начальственная рука не ведает, что творит левая. Одно дело, когда выстраивается вертикаль репрессивной власти или перестройка победной поступью шагает по стране. А если у них, у чиновников собирательного Роскомнадзора в понедельник 37-й год, а во вторник оттепель, то как-то теряешься.

С одной стороны, все вроде развивается по плану, начертанному на знаменах. План Путина – победа России. Они ему испортили праздник, а он им испортит жизнь. В этом смысле все понятно. И четыре с половиной года повинившемуся парню, и грядущие приговоры, которые вынесут нераскаявшимся жертвам болотного правосудия, и китайские нравы в интернете, и казаки на Тверской. С другой стороны, страна уже доходит до ручки, и что-там варится в кремлевских колбах, неведомое до поры. То ли национальный лидер, вступив в пенсионный возраст, призадумался о вечном и о своем месте в истории, то ли трон под ним закачался, то ли в элитах полнейший раздрай. Наблюдаются некие метания и процессы, которые хочется назвать мыслительными.

Доходит до прямых сенсаций. Встречаясь с правозащитниками, Путин вдруг сообщает, что не всегда бывает прав, – и тут уж не знаешь, что и думать. Может, обычная разводка, а может, и нечто иное, свидетельствующее о глубоком внутреннем перевороте. А если добавить к этому, что национальный лидер публично засомневался в известном законе о госизмене (что, впрочем, не помешало этому закону вступить в силу), то налицо похвальный плюрализм в одной голове. Типа рефлексии, совершенно не свойственной Владимиру Владимировичу, каким мы его знаем в течение 13 лет.

Тем временем Конституционный суд начал рассматривать жалобу рассерженных граждан на закон о выборах с его муниципальными фильтрами, на очереди столь же скандальные сюжеты, связанные с изгнанием из Думы Геннадия Гудкова и с так называемыми поправками в закон о митингах. Все это, конечно, не 6-я статья Конституции СССР, но решения КС по указанным делам могут стать вполне знаковыми. А если учесть, что этот главный наш суд принципиально не слишком отличается от Басманного, он же Хамовнический, то знаковость его решений трудно будет переоценить.

А пока остается лишь наблюдать сложные телодвижения власти, укутываясь от холода в теплые пикейные жилеты. СМИ пугают пассажиров московского метро, что их будут дополнительно проверять контролеры, но ГКУ "Организатор перевозок" оперативно успокаивает "зайцев": будут не проверять, а только следить за порядком. Еще пишут, что Госавтоинспекция предлагает законодательно обязать пешеходов носить по ночам светоотражающие стикеры на одежде. Чтобы, значит, пьяные соотечественники вас не задавили в темное время суток. Законодательно, понимаете? А не то казаки вас арестуют, а судья посадит, как Максима Лузянина, даже если вы деятельно раскаетесь в том, что выбросили свой личный номерной стикер на помойку. Однако сотрудники той же ГАИ сразу исправляются, извещая граждан, что эта норма носит рекомендательный характер, то есть пешеходной демократии пока ничто не угрожает. Стало быть, наверху еще окончательно не решили, что лучше – свобода или несвобода, и надежды на перемену российской участи не беспочвенны.