Охранительcкая журналистика – трудное дело. Особенно для памятливых людей, склонных к рефлексии и по сути своей положительных, чтобы не сказать порядочных. Несогласному безответственному критикану куда как легче: выкрикнул свою нехитрую правду типа дважды два четыре - а там хоть трава не расти. При том, что жизнь куда сложней простых арифметических задачек, да и таблица умножения, если в нее как следует вчитаться, вызывает какое-то отторжение, не замечали? А я вам подскажу: все эти примитивные ответы вызывают чувство этического протеста.

Взять, к примеру, историю Ильи Колмановского. С точки зрения разных там крикунов и печальников, это нехитрая история про учителя, который вступился за преследуемых, а его за это чуть не выгнали со службы. Незамысловатый такой рассказ про безумную власть, несчастного директора школы Владимира Овчинникова и полумертвое общество, которое все-таки нашло в себе силы защитить диссидента - и директор в конце концов не стал его увольнять. Но это, конечно, весьма упрощенный подход.

Рассуждая о случившемся, научный редактор журнала "Эксперт" Александр Привалов сразу поднимает проблему на недосягаемую нравственную высоту. Он предлагает, рассматривая инцидент с Колмановским, опереться на истинную иерархию ценностей - и тут же по кирпичику ее воссоздает. Он поднимает читателя до своего уровня и щедро делится с ним своими нравственными открытиями.

Выясняется, что общественность напрасно празднует победу. Директора Второй школы самого теперь могут уволить, а самое главное - "фон", на котором разыгралась "сценка", представляется автору чрезвычайно мрачным, и послевкусие у него "донельзя мерзкое". И дело даже не в том, что Привалов целиком и полностью на стороне Овчинникова, которого обложили с двух сторон – некие анонимные злодеи из властных коридоров и демократическая общественность с ее "шествиями, пикетами, лайками и перепостами". Проповедуя истину, автор обращается к старинным временам, в которых ищет и находит образцы поведения для Ильи Колмановского и его сторонников.

Он вспоминает, как в 1968 году в схожих обстоятельствах повел себя учитель, правозащитник, писатель Анатолий Якобсон, "которому КГБ открыто задышал в затылок". С точки зрения научного редактора, Якобсон поступил идеально: "ушел в никуда", не желая подставлять школу, потом его выдавили в эмиграцию, там он покончил с собой... Эгоистичный же Колмановский "поступает ровно наоборот: вовлекает школу в грандиозный скандал, потому что не хочет или не считает правильным из нее уходить".

К слову, комментаторы попроще, какие попадаются и в охранительской среде, так глубоко не копают. Про Якобсона они не слышали (и слава богу), а Колмановского от всей широкой души клеймят "пидором" и "растлителем малолетних", которому не место в российской школе. Это придает дополнительную цену историческим и иерархическим изысканиям Привалова, который никого не обзывает, а только горестно вздыхает и тоскует по диссидентским временам с их истинным кодексом чести. Это охранительская журналистика высшего класса: апеллируя к трагической судьбе Якобсона, стыдить упрямого учителя биологии, засаживая ему указательным пальцем прямо в глаз. В самом деле, что он так держится за место, когда славная традиция велит ему уйти, уехать и умереть?

Что остается непонятным, так это отношение автора к нынешней эпохе, но по-другому у журналистов-охранителей интеллигентского склада и не бывает. С одной стороны, он не сомневается в том, что Колмановский "без работы сидеть не будет" – в отличие от тех, кто был вынужден покидать советские школы, чтобы не подвести коллектив. То есть времена на дворе самые вегетарианские, счастливые, можно сказать, по сравнению с теми, когда гебисты дышали школьным учителям в затылок. С другой стороны, Привалов почти не сомневается в том, что по вине Колмановского Вторую школу могут разогнать. И тут возникает естественный вопрос: а в чем же тогда принципиальное отличие? И если пора возрождать правозащитную этику и не выходить ни на какую площадь, предварительно не уволившись со службы, то разве это не свидетельство возвращения авторитарных времен? И разве несогласных после митингов не таскают к начальству, требуя объяснений, грозя увольнениями, причем речь идет не только о ракетных корпорациях (вспомним судьбу Долматова), но и о частных лавочках?

Чем еще хороши охранители – так это своими вольными или невольными проговорками. Условный Мамонтов с примкнувшим к нему Корчевниковым в телеящике обозначают мрачное средневековье. Безусловный Привалов с его проработочным текстом на страницах "Эксперта" диагностирует брежневщину. И все они как умеют отражают действительность. Но отражают ее и те граждане, которые изо всех сил сопротивляются этим застойным явлениям с элементами инквизиции и нередко одерживают свои маленькие победы. Ибо эпоха, которая за окнами, радует цветущей сложностью и в ней много чего понамешано, включая также и демократию. Простенькую такую, как дважды два или конституционная статья прямого действия.