До убийства включительно
- Расскажите нам про Путина, Константин Львович.
- Выключите, пожалуйста, диктофон... Теперь включили, да? Когда пришел Путин, я как человек, певший в детстве "Шел отряд по бережку", сразу почувствовал – наши подошли. (Поет песню, с огромной внутренней силой.) "Мы сыны батрацкие. Мы за новый мир. Щорс идет под знаменем – красный командир!" (Плачет.) И я рад, что не ошибся. Этот человек как минимум остановил процесс развала страны по югославскому сценарию. Точно включен микрофон, да? Как минимум!
- А вы мемуары про Путина будете писать?
- Когда он помрет и за хорошие бабки. Вы это записываете, что ли? Выключите диктофон... Включили? Я не испытываю фрустрированности по поводу того, что чего-то не рассказываю. И не собираюсь рассказывать никогда и никому. Прокрутите мне этот фрагмент, пожалуйста, а то, я боюсь, не записалось... Все-таки давайте по новой. (С нажимом.) Я не испытываю фрустрированности по поводу того, что чего-то не рассказываю! И не собираюсь рассказывать никогда и никому! Про Путина. Может, еще раз записать?
- Не надо. Вы наверняка знаете, что информационная политика Первого канала вызывает у людей массу нареканий и вопросов. Скажите честно: каков процент правды в новостях, которые вы показываете?
- Хороший вопрос. Выключите диктофон... Вижу, что включили, ага. Вы плохо подготовились к нашей беседе, ребятки. Новости – это то, что я считаю новостями. На Западе то же самое, вы смотрите западное телевидение? Если бы смотрели, то наверняка заметили, что там свободы еще меньше, чем на Первом. Помните, как французы Ле Пена пинали? Даже советское телевидение самого заскорузлого черненковского периода выглядело бы детским садом по сравнению с тем, как там его долбали по всем каналам. Что-то, мне кажется, ваш диктофон отключился, нет?
- Диктофон работает, Константин Львович.
- (С отчаянием в голосе.) Нам с Мишей Леонтьевым было очень стыдно смотреть французское телевидение!
- Антиамериканская истерия на Первом канале – она зачем?
- А что Америка? Я очень люблю американское кино, американскую литературу, американскую живопись, американскую скульптуру. Жвачку, джинсы, баскетбол, индейцев, с детства. Другое дело, когда глубоко фрустрированная Кондолиза Райс сандалит очередную фигню...
- Можно я выключу диктофон?
- Нельзя. (С сердцем.) Гадина! Сука фрустрированная! Записали?
- Вы хотите сказать, что ни цензуры, ни звонков сверху на Первом канале вообще не существует?
- Нет цензуры. У нас цензура запрещена конституцией. Есть моя редакторская цензура. Она разрешена конституцией. Есть Миша Леонтьев, он такой немножко эмоциональный, но все говорит правильно. А есть Владимир Познер, он все говорит неправильно, но я ему позволяю. И есть Леня Парфенов, который не умеет делать новостные программы. Он их и не делает.
- А вот Каспарова и Лимонова на экран не пускают.
- Гениально, ребятки! Вы мне симпатичны, но вы, как подавляющее большинство российских журналистов, готовы отлично рассказывать про то, о чем ни хера не знаете. Чего это там мигает на вашем диктофоне? (Терпеливо, с глубоким вздохом.) Каспаров – великий шахматист. Придет ко мне на Первый канал играть в шахматы - я его покажу публике. Вместе с конями и цугцвангами. А в политике он совсем ничего не понимает, публика будет скучать. То же самое Лимонов. В литературной программе он абсолютно адекватен. Пусть приходит, стишки читает, прозаические отрывки. Но он почему-то не хочет. Вот они чувствуют себя политиками, но они не политики. А я показываю реальных политиков. Исаева, Яровую, Жириновского, Железняка. Путина, Медведева.
- Фрустрированности не испытываете?
- А? Не понял вопроса.
- Вы ведь стали руководителем Первого канала вскоре после смерти Влада Листьева, так?
- Спустя три месяца. Влад был моим близким другом.
- Вы знаете...
- (Перебивает.) Я знаю, кто убил Влада.
- Расскажите нам, кто убил Влада, Константин Львович.
- Я не убивал.
- А кто?
- Не скажу.
- Березовский?
- Какой на хер Березовский?
- А если мы выключим диктофон?
- А если выключите, то Лисовский.
- А если не выключим?
- Тогда будет опровержение.
- Выключили.
- Теперь включите.
- Включили.
- Хороший у вас диктофон. Хотите, еще что-нибудь спою?
Статьи по теме
Сексот и сын
Мамонтов обижен, он целых два дня ходит уязвленный в самое сердце, и вот не выдерживает. А ты, мол, сам кто такой, гражданин с тремя паспортами? Ну и дальше, разгорячась, высказывает целый ряд оценочных суждений. Дескать, Познер – сексот и сын сексота. Кокетливый старик. Морально нечистоплотный к тому же. Был ярким брендом да сплыл: мысль Познер уже давно не будит. И напоследок донос.
Крик Мамонтова
Короче, "сажать надо", и враги за решеткой, но Мамонтов безутешен. Быть может, все дело именно в этом: в последнее время он снимает свои фильмы исключительно о людях, которые сидят или ожидают ареста. А чувствовать себя палачом неприятно даже столь убежденному патриоту, каким себя ощущает Мамонтов. Оттого, вероятно, он и бьется в перманентной истерике.
Gosdura lex
Если сегодня Владимир Познер, журналист из прежних времен и старинного воспитания, вдруг учиняет свои демарши, это должно вызывать у народных избранников не только хватательный рефлекс в направлении кнопки для голосования. Это еще и информация к размышлению, пусть такого рода занятие и непривычно для собирательного депутата Лугового.
Скованные одной нитью
Новым нашим геббельсятам, видимо, кажется, что они выдумывают что-то исключительно новое и небывалое. Эксклюзивно креативное, как они любят выражаться. А еще им кажется, что историю не знают и не хотят знать не только они, но и все прочие. Им, видимо, никто не рассказал о том, что они точь-в-точь повторяют ритуальную практику советской пропагандистской машины. Они, видимо, ничего не слышали о статьях и фельетонах с названиями типа "Плесень".