Ни дня без стрижки
Среди разнообразных комментариев, сопровождающих странствия американского пеньковского из умопомрачительного Гонконга через немыслимую Москву в недостижимый Эквадор, самыми интересными представляются два высказывания. Барак Обама заявил, что не будет заключать сделок с Россией и Китаем с целью выдачи Эдварда Сноудена и не станет поднимать в воздух истребители, дабы посадить в Америке пассажирский самолет с перебежчиком на борту. Владимир Путин сообщил, что в принципе не собирается углубляться в данную тему. "Это как поросенка стричь: визга много, а шерсти мало", - прибавил президент РФ в характерном для него стиле.
Сдержанный обычно Обама выказывает крайнюю степень раздражения, и его можно понять. Бегство Сноудена – это катастрофическая неудача подчиненных президенту спецслужб. Разоблачения бывшего сотрудника АНБ насчет цэрэушных "жучков" в зданиях представительств ЕС в Нью-Йорке и Вашингтоне, если все подтвердится, – это крупный дипломатический скандал в отношениях США с Европой. Западная пресса весьма жестко критикует тайную и явную внешнюю политику Белого Дома, и вот Обама вынужден реагировать. Сделок не будет, истребители останутся на земле, и пошли все вон, без вас тошно.
Понять Путина гораздо труднее.
Затянувшийся дебрифинг заморского гостя в капсульном отеле "Шереметьево" склоняет к самым неожиданным мыслям, и тут возникает такой вопрос: а кто, собственно, "поросенок"? Если речь идет о том "визге", который поднялся на Западе, то разве сам процесс многодневной стрижки не доставляет удовольствия Владимиру Владимировичу? Разве побег в Москву настоящего, а не выдуманного в отделе законотворческих чудес администрации президента РФ иностранного агента не является большой, редкостной удачей Кремля в пропагандистской войне с Америкой? Или взалкавший правды Сноуден вдруг засомневался в том, что всю жизнь мечтал исповедоваться контрразведчикам из ФСБ, и этим, кстати, следует объяснять заявление его отца, который недавно сообщил, что блудный сын на определенных условиях готов вернуться домой?
К слову, это вообще довольно серьезная и как следует еще не исследованная проблема: куда податься несчастному западному идеалисту? Перед гражданином КНДР такой вопрос не стоит: он бежит на юг, ибо севернее Кореи в широком смысле только ад. С востока, как правило, перемещаются на запад, и если человеку приходится выбирать между Краснокаменском и Парижем, он уверенно выбирает Париж. Причем "запад" здесь понятие не столько географическое, сколько экзистенциальное, и так было всегда: при Иване Грозном, при Николае I, при Сталине, Гитлере, Хрущеве, Хонеккере, Брежневе, Чаушеску, Андропове, Путине.
Дорога в обратном направлении сопряжена не только с чисто техническими трудностями, которые сейчас испытывают на себе Сноуден и Ассанж. Все-таки если ты не дурак и не завербованный ранее шпион, а именно идеалист, ты же не можешь не понимать, что в Китае и в России права человека, включая право на неприкосновенность личной жизни, нарушаются куда чаще, чем в твоей Америке. Ну да, человеку свойственно любить и ненавидеть то, что рядом, однако, проснувшись в очередной раз на своей капсульной койке или на охраняемой даче ФСБ, он вполне может осознать, что попал в чужую страну, как кур во щи. И плавать ему в этом бульоне уже не месяц и не год, а всю жизнь, хотя, конечно, комната в эквадорском посольстве в Лондоне или квартира в Москве, Гаване, Каракасе всяко лучше, чем пожизненная тюрьма в Америке. Пример бедняги Брэдли Мэннинга, подельника Ассанжа, у всех перед глазами.
Если додумывать все эти мысли до конца, то единственно возможный ответ оборачивается парадоксом. Оказывается, какой-нибудь северокорейский беглец куда свободнее в своем выборе, нежели высокооплачиваемый американский либо австралийский хакер. Перед человеком, бегущим из чучхеанского ада, буквально открыты все пути, если, конечно, удастся ускользнуть от охраны концлагеря и от пограничников. Западному гражданину бежать практически некуда и взывать не к кому.
Он поневоле должен стремиться к самоограничению, как заповедал высланный на Запад русский классик. Он должен увольняться с опостылевшей работы и выступать против произвола спецслужб строго по месту жительства. И если Сноуден надолго останется в России и разучит ее прекрасный язык, то рано или поздно поймет без словаря одну из самых мудрых, выстраданных в народе поговорок: волка на собак в помощь не зови. Тогда, быть может, он и почувствует себя поросенком, обстриженным с ног до головы, несмотря на отсутствие шерсти. И если ему захочется визжать от стыда, то фраза Путина наполнится новым смыслом.
Статьи по теме
Остановочный эффект
Сноуден говорил, что мог бы прослушивать хоть президента США, что он пользовался неограниченным доступом к секретным базам данных и что при желании легко мог бы продать эти данные той же России. Он не считает себя шпионом, и вряд ли можно вменить шпионаж человеку, который не передавал развединформацию никакой стране. Но своей поездкой в Москву он себя бесповоротно скомпрометировал.
Граждане, прослушайте меня
При желании в рассуждениях Эдварда Сноудена можно найти даже признаки психического расстройства. Но искать их не хочется. В отличие от Брэдли Мэннинга, который вывалил WikiLeaks весь секретный архив без разбора, Сноуден ясно сознает свою цель и тщательно отбирал документы, чтобы никому не причинить вреда, а только разоблачить "маленький грязный секрет" правительства.