Реформатор заблуждается. "Мочить Чубайса" - это не новый тренд типа теста "для доказательства собственной подлинной верности либерализму", как выражается глава корпорации "Роснано". Это один из древнейших трендов в истории российского освободительного движения. Это целое направление в развитии отечественной общественной мысли.

Можно вспомнить, например, о тысячелетних разборках того же Чубайса с Явлинским, до сих пор не завершенных. В самом деле, мы так до конца и не поняли, кто из них предал и загубил демократию, и хотя вопрос этот со временем стал чисто академическим, все равно хочется когда-нибудь узнать правду. Просто так узнать, чисто для галочки, ибо путь постижения истины бескорыстен.

Вообще тренд возникал, когда наступал некий трендец, сопровождаемый разрывом шаблона. Допустим, Чубайс, главный наш либерал и антикоммунист, брал слово и внезапно призывал к построению либеральной империи. Это вызывало оторопь у демократической общественности, и тут Анатолия Борисовича начинали резко критиковать. Или он сообщал, полемизируя с указанным Явлинским, что в Чечне возрождается российская армия, и реакция на эти его слова уже не описывалась слабосильным словом "оторопь". Требовались слова покрепче, и они звучали в отдельных авторских комментариях. Сопровождаемых информационными сводками о десятках тысяч погибших, замученных, запытанных там, где возрождалась армия.

Впрочем, нельзя сказать, что желание "мочить Чубайса" было таким уж массовым в той среде, которую принято называть либеральной. Для этого существовали и существуют иные среды. Чувство уважения к Анатолию Борисовичу, утверждавшему демократические ценности в энергетике, а потом и в области нанотехнологий, все же сохранялось у большинства недобитых национал-предателей. Так что в споре Чубайса с Навальным, по мнению многих наблюдателей, побеждала дружба, и в тот миг, когда глава корпорации презентовал оппозиционеру чехол для айфона, а тот его смиренно принимал, в телезрительном зале слышались всхлипы. Волнующий был момент, согласитесь.

Вот и теперь, когда Анатолий Борисович предал гласности свою переписку с Жанной Немцовой, самые впечатлительные из читателей Чубайса, конечно, мочат, но преобладает иное чувство. Назовем его чувством неловкости. И дело тут не в том, что сливать частные письма как-то нехорошо, даже ради спасения своей репутации. Дело в том, что репутацию так не спасают.

Прежде всего удручает уровень полемики, заданный знаменитым блогером. Вот эти все фразочки типа "глядишь, не слезая с дивана", "выбился в число трендсеттеров" или "малопочтенное... соревнование" - кто их, собственно, писал и зачем? Как бы пародируя Свету из Иванова, реформатор с первых строк скатывается в какую-то дикую малограмотную стилистику, уместную скорее в рогозинских или мединских твитах. Так у них у всех теперь заведено, что ли?

Во-вторых, обнародуя письма, он желает оправдаться и ждет извинений от тех своих недругов, которые еще дней пять назад догадались, кого имела в виду дочь Бориса Немцова. Однако что мы узнаём из переписки? Адвокат Жанны (речь идет о Вадиме Прохорове) настаивает на том, чтобы следователи допросили Кадырова, и обращается с жалобой в ЕСПЧ; эти "предложения" Чубайс называет "безумными". Фактически он обвиняет адвоката в пиаре на крови и настоятельно советует Немцовой отказаться от его услуг. Жанна пишет в ответ, что "поддерживает действия своего адвоката". В последнем опубликованном письме она еще спрашивает: "Является ли моя позиция в части допроса Кадырова опасной для моей жизни и здоровья", - на что Чубайс холодно отвечает: "Не думаю". Напрашивается вопрос: кому и за что тут надо извиняться?

Можно было бы предположить, что реформатор знает гораздо больше, чем говорит, но эту версию он же сам и опровергает. "Знаю ситуацию только из СМИ", - сообщает Анатолий Борисович, но в газетах, со ссылкой на источники, близкие к следствию, пишут преимущественно о том, что Дадаев с подельниками убили Немцова за карикатуры. За то, что он якобы оскорбил ислам. А это вранье уже невозможно слышать, и если адвокаты и члены семьи погибшего, отчаявшись, взывают к Европейскому суду, то чем они могут повредить делу? И в чем Чубайс желает убедить Жанну? Он всерьез полагает, что дочь Бориса Немцова имеет хоть какие-то основания доверять российскому следствию? И почему, наконец, ему кажется "безумной" идея допросить Рамзана Ахматовича? Тот вроде бы сам соглашался явиться куда следует и раскрыть Бастрыкину глаза на героя Дадаева и прочих героев?

И если уж договаривать до конца, то Вадим Прохоров, отстаивающий интересы семьи и требующий, чтобы убийцы его друга, исполнители, организаторы и заказчик, не ушли от ответа, сегодня очень сильно рискует. В отличие от Чубайса, который погибшего друга и соратника предает. Так что читать его нравоучения Жанне и обвинения по адресу адвоката как-то совсем тяжело. Складывается впечатление, что Анатолий Борисович, вступая в диалог с Немцовой и публикуя переписку, решает какие-то свои глубоко личные политические проблемы. По просьбе вышестоящих товарищей, которые болезненно реагируют на неприятные новости из Страсбурга, и вот Чубайс вмешивается в процесс. Сперва используя методы тайной дипломатии, а после, как бы оскорбившись и рассвирепев, доводит до всеобщего сведения, что Жанна боится наемных убийц. Нехорошо это все и даже гнусно.

То есть прямо на наших глазах в отношении Чубайса обновляется старый тренд, обогащаясь сюжетом, ранее немыслимым. Ибо осанку благородства Анатолий Борисович сохранял ранее в любых обстоятельствах, даже когда прославлял вторую чеченскую войну. Как-то ему это удавалось: с одной стороны, бдительно и патриотично отслеживать возрождение либеральной империи на руинах Грозного, а с другой стороны, оставаться демократом. Вчера концепция изменилась; в биографию вписана новая страница, которую уже не выдрать. Он и сам, похоже, о том догадывается, публикуя свои довольно бессвязные речи в предисловии к переписке. Но догадывается не до конца, иначе вообще не стал бы их печатать и утверждать, что борется с клеветниками, желающими запятнать его доброе имя. Сами посудите, зачем им "мочить Чубайса", когда с этой задачей он справляется лучше всех.