Двое неизвестных напали на Юлию Латынину. Всеволод Чаплин отслужил панихиду по погибшим защитникам Белого дома. События эти случились почти одновременно и впечатление произвели отчасти схожее и довольно сильное, оттого хочется поставить их рядом. Размышляя о многообразии способов глумления над людьми и поражаясь этому многообразию.

Есть способы простые, а есть очень и очень сложные.

Нарыть дерьмеца, выследить журналиста, подъехать, кинуть, сесть в мотоцикл, свалить - это простая методика. Бесхитростная, можно сказать. Дети швыряются землей в своих песочницах, а взрослые предпочитают фекалии. Тем не менее, если речь идет об известном человеке, то результат превосходит ожидания и сообщение об инциденте оказывается в топ-новостях. Кипят страсти, с ходу выдвигаются версии, полиция ищет нападавших.

Откликов, связанных с явлением протоиерея на Садовом кольце, тоже немало, но это другие отклики. Версий почти никаких, а ежели говорить о чувствах, то преобладает оторопь. Искать Чаплина незачем, вон он стоит, и судить не за что. В конце концов он, священник РПЦ, имеет право произносить свои молитвы там, где пожелает и куда позовут, а его позвали. Издевательство свершилось в рамках закона, равно церковного и Уголовного кодекса. Не подкопаешься.

Кроме того, простые технологии осваиваются, как правило, незатейливыми людьми. Если говорить об исполнителях, то это, вероятно, наемники, которым все равно, в кого кидаться какашками. Сменится хозяин, укажет им иную цель, и они с той же меткостью обстреляют другого журналиста или политика, который ни единого дурного слова не говорил ни про Пригожина, ни про Сечина, ни про Эрдогана. А задел кого-нибудь другого. Ясно лишь, что это будут заказчики особого рода, со своими эксклюзивными представлениями о полемических приемах.

Известно, что Юлия Леонидовна много кого обижает в статьях и устных выступлениях, но едва ли среди тех, кого сегодня разыскивает полиция, числятся, допустим, деятели международных правозащитных организаций. Круг подозреваемых узок, и это облегчает поиски злоумышленников, которых, однако, трудновато будет найти. В силу их простоты.

Сложные технологии основываются непонятно на чем. Ну, можно предположить, что говорливый Руслан Мирошник, прошедший за четверть века славный путь от "Рока на баррикадах" к благонадежному черносотенству, привел Чаплина молиться по поручению какого-нибудь остроумного клерка из кремлевской администрации. Однако сам протоиерей с нынешней властью, светской и церковной, конфликтует. Диковатые его выступления, зеркально отражая эпоху, скорее раздражают высшее начальство, нежели радуют. Президент Путин, как бы он там про себя ни думал, никогда не станет вслух высказываться в том ключе, что несогласных можно и нужно убивать.

Напротив, Владимир Владимирович, как все знают, тут склоняется к мыслям гуманистическим. Не факт, считает он, что надо убивать. Опередивший время, разругавшийся даже с патриархом протоиерей подобные речи должен воспринимать с тоской и недоумением. Да почему же нельзя, если за Родину, за царя Ивана, за Сталина, за Путина?

На видео, где заединщики в карнавальной хамской манере выводят его к публике, Чаплин предстает человеком обиженным до глубины души, но готовым претерпеть муки за свою поразительную веру. Оскорбляя память погибших, он и сам чувствует себя оскорбленным. "Я имею право видеть будущее России таким, каким я его вижу", - многократно повторяет званый Мирошником гость, и похоже на то, что он не ожидал столь неблагосклонного приема.

Явный вроде провокатор, Чаплин (в отличие от Мирошника) в эти минуты, по-видимому, только начинает догадываться о том, до чего именно он неуместен здесь, в годовщину Августа и убитой свободы, со своими молитвами. А мы можем лишь догадываться о том, что с ним вообще творится в последние годы и чем объяснить людоедские его речи и твердость в отстаивании людоедства. Догадки эти печальны.

Собственно, в том и состоит проблема распознавания сложных сюжетов - в их иррациональности. Наемные метатели говна ведают что творят. А тот, кто вслед за любимыми своими героями, гениями разных времен и более или менее одинаковых народов, утратил связь с реальностью и нахваливает царей за душегубство, выпадает из простых схем. Не исключено ведь, что явившийся на панихиду Чаплин хотел выказать человечность и как-то, что ли, реабилитироваться, но остался не понят, и в глазах его, когда он разъясняет свои права, читается упрек: да что ж вы меня гоните и за человека не признаете? Мирошник, стоящий рядом с ним, орет на собравшихся, и видно, какое удовольствие доставляет ему скандал, а протоиерей сумрачен и погружен в депрессию. Он даже просит приятеля помолчать, но тот долго не унимается, и Чаплин страдает.

Мрак у него на душе, и можно бы посочувствовать, когда бы не видеть, как он оскверняет память погибших ребят. Когда бы не осознавать, что его и позвали затем, чтобы надругаться над ними. Когда бы не отличать простых способов глумления над людьми от сложных и тех, кто косит под хулиганов, от циников, чья подлость усугубляется издевательством над мертвыми, которые не могут ответить.

И если выбирать между гопниками и мерзавцами, то следует предпочесть первых, хоть они и уголовники, а Чаплин с Мирошником и прочими неподсудны земному суду. Небесного же, видимо, не боятся. Почему не боятся и не напрасно ли? Хочется верить, что они ошибаются, и надеяться, что поймут это, пока не поздно.