"Двушечкой" наша теократия, возглавляемая Хранителем веры во все допотопные (то есть советско-имперские) ценности гениалиссимусом Путиным В.В., не обойдется. Мракобесие и фанатизм вернули нас аккурат в ту самую точку пространства, которую Андрей Тарковский изобразил в "Андрее Рублеве".

В Воронежской губернии местные клерикалы из якобы светской администрации, где у них трудится коллективный Балда, с подачи попов и чертей запретили праздновать день Ивана Купалы, дабы языческая дата не затмила парочку престольных праздников.

Вы думаете, что они посылали по лесам омоновцев (вместо дружинников) ловить ищущих разрыв-траву и прыгающих через костры? Нет. Просто издали указ. Так их и послушали. Здесь поперек дороги самодержавию и православию стоят не бедные тщедушные девочки в балаклавах с любительскими стишками, а настоящее большое искусство: Гоголь и Блок с его знаменитым стихотворением. Христос скорее пошел бы читать Гоголя и Блока, чем глупые административные предписания.

Почему в Германии никто не пытается отменить Вальпургиеву ночь или не пускать туристов на Брокен? Потому что с "Фаустом" Гете шутки плохи. Ни один администратор не станет так подставляться.

Искусство, великое русское искусство, спасает нас от куртизанов, шарлатанов, сатрапов и держиморд. Спасало от Николая I, от Аракчеева, от Бенкендорфа. От Путина тоже спасет.

Единый, как шпицрутен, учебник истории еще варится где-то на кремлевской кухне, но на пути этой лживой казенщины уже стоит старая, добрая, злая Таганка, переехавшая в Большой. Великий Любимов заглянул в этот навязший у всех в зубах проект своим острым таганским глазом и поставил "Князя Игоря", разнеся в пух и прах не только будущее пособие, но и официозную трактовку "Слова о полку Игореве". Теперь стало совершенно очевидно, что автор был человек подневольный, служивый, ангажированный. А Любимов – птица вольная.

Самое интересное в технологии – это то, что он построил строптивый коллектив Большого, как строил когда-то свою Таганку. Ему, видно, тоже надоело слушать всхлипы о затравленной России, окруженной половцами, американцами, натовцами, поляками, Магнитским, Браудером, Невзлиным, Ходорковским и прочими врагами.

Кстати, для Большого это не первый политический спектакль, на фоне которого "Дети Розенталя" – это невинная шалость. Впервые пересмотром традиционной версии русской истории в Большом занялся в 1993 году гениальный Ростропович. Он поставил "Хованщину" как раз после октябрьского путча так называемого "парламента" (сегодня таковой "парламент" египетские военные, кажется, загонят в Сахару, и правильно сделают). В роли Хованского все отчетливо увидели Руцкого, тогда как реформатор Петр читался как реформатор Ельцин. Раскольники оказались тупыми и невежественными фанатиками, и их скиты горели, как Белый дом. Была же охота бросаться в огонь за древнее советское варварство, в знак протеста против прогресса и вестернизации. Вольному – неволя, а советским шахидам – рай, где в качестве гурий подвизаются ведьмы типа Землячки, Инессы Арманд, Ларисы Рейснер и прочих комиссарш.

У Любимова еще круче. Агрессор-то, оказывается, Игорь, одержимый маниакальной идеей "испить шеломом из Дона", а вовсе не половцы. Много у нас было охотников помыть сапоги в Индийском океане, на Тихом – закончить свой поход; завоевать Индию вместе с Наполеоном, чем так увлекся Павел I; завоевать Абхазию с Гаграми и Сухуми (морская вода там вкуснее сочинской); зачерпнуть миску воды из Терека, помыть гусеницы танков в Днестре, захапав часть Молдовы; поплавать в Японском море и позагорать на чужих островах; пособирать бруснику в финском Выборге.

Именно таков Игорь, этот Жириновский-Шаманов средневековой Руси. Пока вменяемые князья тихо сидели у себя дома, он полез в чужие степи искать врагов Отечества. И нашел: вместо овчарни попал на псарню. Половцы прямо-таки упали с Луны и его взяли в плен. Заметьте, не убили, не мучили, а кормили, развлекали, а его сына, который был умнее отца, женили на дочери самого Кончака. Ему даже предлагали свободу с одним условием: больше не озорничать на чужой территории. Но князь с упертостью робота твердил одно: "И на тебя ударю вновь". То есть: "Я советский человек и на сделку с классовым врагом не согласен".

Язычник Кончак умнее и великодушнее этого христианина. Недаром христианство представляется половцам чем-то вроде жуткого, давящего и стилизованного то ли креста, то ли даже электрической твари с планеты Тантра из "Туманности Андромеды" Ефремова – во всю сцену. И сразу вспоминаешь, как силой крестили новгородцев, загоняя в Волхов, как топили Перуна.

Что до той части народа, которая тяготеет к Игорю, то она состоит из "уракающих" воинов, толпы "поклонников", рвущих на груди рубаху "за наши вотчины, за власть Советов"; странного мужика, сильно смахивающего на Минина или Сусанина ("Славься ты, славься, наш русский: царь, князь, Сталин, Путин etc.") и плаксивых баб, обожающих всяческую власть. Ярославна же подозрительно похожа на Родину-мать в ватнике и платке, вопрошающую, записался ли ты добровольцем.

Похоже, что эта часть народа побывала и в ГУЛАГе, и на похоронах Сталина. Да, талант Юрия Петровича Любимова вечен и не знает временных границ. Зря "таганцы" с ним поссорились, он-то гений, а за них никто и полушки теперь не даст. На сцене два вида плясок: половецкие и соловецкие. Соловецкие – страшнее. Кстати, в золотой ельцинский век в Малом давали Солженицына - "Пир победителей". За неуважение к Красной армии придется запрещать и его книги. Там тоже были соловецкие пляски победителей-смершевцев, а честные советские офицеры помогали бежать лейтенанту РОА и его сестре. Представляете себе такой спектакль при Путине? Но пьесу ведь при наличии интернета не сотрешь.

Пишите свои учебники и свои запреты, портите бумагу. Супротив настоящего искусства это будет как плотник супротив столяра. Искусство всегда размазывало государство по стенке. "Руками ешьте даже суп, но с музыкой – беда такая – чтоб вам не оторвало рук, не трожьте музыку руками" (Андрей Вознесенский).