На вчерашней встрече с Путиным Владимир Лукин обратил внимание на "обострившуюся полемику и стилистику конфронтации между общественными и государственными силами". С такой гражданской полемики, по мнению Лукина, начинаются гражданские войны. Лукин сказал, что ему хотелось бы, чтобы стороны держали себя в рамках, относились друг к другу с уважением. И ведь надо же — Путин с этим согласился.

А, собственно, почему бы ему с этим не согласиться? Вот и его, скажем так, сторонник Андрей Исаев пишет Матвею Ганапольскому, что "диалог в обществе должен существовать между различными политическими силами, в том числе и очень плохо друг к другу относящимися. И я бы, конечно, предпочел, чтобы дискуссии между нами были более содержательными по существу и уважительными по форме". Но, продолжает Исаев, "нынешний, чрезвычайно жесткий и эмоциональный стиль общения выбрали не мы, а вы". В доказательство этого он перечисляет "травлю" Родниной, Гундяева, деятелей культуры, согласившихся стать доверенными лицами Путина. Упоминает и то, что представителей властных органов, придумавших или хотя бы подержавший "закон Ирода-Молоха" вот уже несколько месяцев называют людоедами и подлецами.

Не упоминает Исаев, пожалуй, только одного. Того, что с декабрьских выборов 2011 года за его партией прочно закрепилось прозвище "партия жуликов и воров". И не столько потому, что многие члены этой партии широко используют свое положение для личного обогащения не вполне законными и этичными способами. Главным образом потому, что эта партия нагло обворовала граждан на выборах. Обворовала на такую вполне эфемерную, нематериальную ценность, как голоса. И в упор не может понять, как из-за такой ерунды можно всерьез расстраиваться.

Предположу, что не упоминает об этом Исаев не случайно, а как раз потому, что в этом корень проблемы, которую ему хотелось бы затушевать. Кстати, Исаев вовсе не лукавит, когда говорит, что "у власти нет никакого желания обострять политическую ситуацию", что власть хотела бы выстроить диалог с оппозицией. Единственное и обязательное предварительное условие такого диалога было хорошо известно с самого начала послевыборного кризиса: оппозиция должна списать власти "выборные косяки". Мы должны сказать примерно следующее: "Ну украли вы у нас голоса, ну не смогли мы добиться возвращения украденного. Что поделать, проехали. Начинаем диалог с чистого листа". Вот это и имеет в виду Исаев, когда заключает свое послание: "Игра в революционную романтику должна закончиться. Возвращайтесь к нормальной жизни".

Естественно, постоянные напоминания о фальсификации результатов выборов, о нелегитимности нынешней власти обостряют политическую ситуацию и создают угрозу потери власти теми, кто ее сейчас удерживает. Совершенно естественно также, что такого обострения люди, незаконно удерживающие власть, не хотят. Просто потому, что не хотят со своей властью расставаться (допустим, искренне считают ее единственно спасительной для страны). Вот они и стараются такому обострению помешать в меру своих сил и своей испорченности. И полицейско-судебный произвол в отношении участников уличных акций, и фабрикация уголовных дел на активистов оппозиции, и инквизиционное судилище над Pussy Riot, и "веселые законы" взбесившегося принтера, и массированный прессинг в отношении общественных организаций – все это единственно возможный для нынешней власти ответ на непризнание ее легитимности значительной частью общественности.

Всегда найдется какое-то количество доброхотов, которые будут говорить: "Не злите власть, дайте ей то, что она от вас хочет. И тогда, может быть, нам удастся вымолить у нее прощение тем, кто осмелился отстаивать свои права и свое человеческое достоинство". Но только вряд ли у них что-нибудь получится. Потому что уже сформировалась и никуда не денется та часть общества, для которой абсолютно неприемлемы "чистый лист" и "нормальная жизнь" с жуликами, грабителями и разбойниками (незаконное удаление наблюдателей с участков – это уже не "мирная ненасильственная кража", а именно разбой). Может быть, таких людей еще не большинство, но их уже достаточно для того, чтобы не дать жуликам, разбойникам и подлецам почить на лаврах, чтобы постоянно отравлять им политическую атмосферу.

Эти люди видели, как фальсифицировали выборы. Видели, как бьют участников уличных акций при задержаниях, как на них составляют липовые административные дела, которые потом штампуют управляемые суды. И они считают, что те, кто делает все это, а равно те кто их оправдывает, прикрывает, делает вид, что этого не замечает, – все они суть жулики, разбойники и подлецы. Не имеющие чести и совести и не достойные уважительной дискуссии. С ними не о чем дискутировать. С ними невозможно мирно сосуществовать.

Эти люди не согласятся отказаться от выражения своего отношения к не имеющим совести и чести жуликам, разбойникам и подлецам. И это правильно, потому что только формирование атмосферы абсолютного морального неприятия властного жульничества и разбоя может изменить ситуацию в стране. Заставить жуликов и воров отступить можно не верноподданническими увещеваниями, а только усилением конфронтации с ними. То есть тем самым обострением политической ситуации, которого они так не хотят. Ситуация будет обостряться, а конфронтация усиливаться, и каждому рано или поздно придется выбирать в ней свою сторону.

Чего хотел Лукин от Путина, выражая ему свою обеспокоенность? Чтобы Путин запретил Исаеву угрожать белоленточной оппозиции загнать ее на такую периферию общественной жизни, где Макар телят не гонял? Это было бы несправедливо по отношению к Исаеву. Вряд ли те, кто хочет загнать на периферию его самого, откажутся от этого намерения. А Путин мог бы предложить Лукину свой набор мер по "снижению градуса общественной дискуссии". Например, официально объявить ложным доносом любое обвинение должностного лица в незаконных действиях, не подтвержденное ведомственной проверкой. Или запретить всем кроме специально уполномоченных лиц называть какие-либо судебные решения неправосудными. Да много чего еще можно предложить в том же направлении. Только понравится ли это господину уполномоченному по правам человека? И будет ли способствовать предотвращению гражданской войны, которой он так опасается?