Свой комментарий к одобренному нашей потешной Думой в первом чтении очередному мракобесному закону о запрете атеистической пропаганды лидер "Яблока" Сергей Митрохин начал словами "вчера Дума опять нагадила". Увы, такого рода сообщения становятся настолько обычными, что на их фоне решение лишить Дмитрия Гудкова слова на девять заседаний может показаться совсем уж малозначительным событием. А зря. Оно по-своему знаменательно. Не своим прямо-таки демонстративно-вопиющим беззаконием: наша власть все последнее время с каким-то торжествующим наслаждением постоянно демонстрирует беззаконие. И не своим непроходимым идиотизмом: в этом Дума опять-таки не оригинальна. Решение Думы совершенно ничтожно хотя бы потому, что оно абсолютно неэффективно. Заткнуть Гудкову-младшему рот пока все равно не удастся. Он всегда сможет выступить по тому же "Эху Москвы". В самой Думе от его имени уже пообещал выступить Илья Пономарев.

Значение этого смешного решения заключается в том, что неизбранные депутаты вольно или невольно, но очень четко обозначили свои истинные политические взгляды, свои, если так можно выразиться, идеалы. Обозначили модель государства, к которой они стремятся. Конечно, претензии к Гудкову по поводу употребления иностранного языка – это скорее для прикола. А вот заявления инициаторов "дела Гудкова" о том, что любой член корпорации, в просторечии именуемой "Государственная дума", за рубежами отечества представляет государство и потому обязан отстаивать политику правительства независимо от того, как он лично к ней относится, – это уже серьезно.

Можно посмеяться над тем, что дремучие депутаты не понимают сути парламентаризма. Не понимают того, что член парламента представляет не точку зрения правительства или парламента в целом, а прежде всего точку зрения своих избирателей, которые его и избрали именно за его индивидуальную точку зрения. Но дело не в непонимании. Дело в том, что их представления о государстве принципиально иные. Государство, в котором депутат является государственным чиновником, представляющим точку зрения правительства и той государственной корпорации, членом каковой он является, государство, в котором он не может идти с ними вразрез (неважно, в пределах отечества или за его пределами), – такое государство вполне может существовать. Более того, таких государств существовало много. Просто такое государство не является парламентским. В терминологии XX века такое государство называется фашистским.

Ярость депутатов вызвали в первую очередь заявления Гудкова о том, что в России фальсифицируются результаты выборов, фабрикуются уголовные дела и выносятся неправосудные приговоры по политическим мотивам. То есть о том, что власти нарушают закон. В представлении депутатов член Государственной думы не может обвинять власть в нарушении закона, не может ставить под сомнение законность ее действий. Ставить под сомнение законность действий власти действительно невозможно в государстве, где все, что делает власть, и есть по определению закон. Государство, где действия власти и есть по определению закон, называется фашистским.

Еще Гудкову поставили в вину то, что он призывал к смене власти. Призывать к смене власти действительно недопустимо в государстве, в котором власть считается принципиально несменяемой. Государство, в котором власть считается принципиально несменяемой, называется фашистским. Наши недодепутаты не только истерические идиоты и подлецы - они еще и законченные фашисты.

Действия взбесившегося принтера логичны и целеустремленны. Он последовательно ликвидирует возможности оспаривать законность действий власти и требовать ее смены. Для начала он пытается зачистить собственные ряды от тех, кто не желает подчиняться фашистским правилам поведения. Но совершенно очевидно, что этим он не ограничится. Пока такие возможности сохраняются за стенами Государственной думы, члены этого элитного клуба "государственных людей" не могут чувствовать себя в безопасности – их нелегитимность нависает над ними дамокловым мечом. Пока такие возможности сохраняются за стенами Думы, они не могут даже до конца зачистить собственные ряды. Но, пытаясь заткнуть рот тем немногим, кто портит праздник патриотического благолепия внутри этого гадюшника, они создают прецеденты, которые будут обращены против нас всех. И, защищая себя, мы должны сделать все, чтобы защитить этих немногих.

История с лишением слова Дмитрия Гудкова еще раз напомнила, какая ответственность перед нами лежит на тех, кто, оказавшись в подконтрольных режиму структурах, имитирующих институты демократического и правового государства, действительно пытается отстаивать в них принципы демократии, права и просто справедливости. Депутаты в очередной раз показали слабое место, имеющееся у нашей так называемой элиты – как у реальных хозяев, так и у их номенклатурной обслуги. Это статусное мышление, настоящее статусопоклонничество. Их бесит, что правду о них говорит человек, имеющий статус члена их корпорации. Их бесит то, где он это делает. Не где-нибудь на встрече с какими-нибудь общественными активистами – нищебродами, а в цитадели мировой элиты, в качестве каковой они подсознательно, но вполне однозначно воспринимают Конгресс США. Опять же статус. Их бесит, когда правду о них пишет не какое-нибудь интернет-издание (нематериальное "виртуальное пространство" по инерции воспринимается ими как нечто эфемерное, а потому несерьезное), а опять-таки статусная, вполне себе толстая газета с солидным тиражом.

Вспомните, как забеспокоилась мелкая номенклатура из верных режиму региональных уполномоченных по правам человека, когда Владимир Лукин стал публично заявлять, что власти действуют незаконно, разгоняя собрания на Триумфальной площади и хватая их участников. Сразу заголосили, что Лукин непозволительным для своего статуса образом становится в конфликте на одну из сторон, а значит, "это кому-то надо" (сама мысль о том, что государство может быть в конфликте всего лишь "одной из сторон", для них кощунственна). Эти люди благоговеют перед статусами, трепещут перед статусами, боятся статусов. Это их реально уязвимое место. Значит, в него и надо бить.

Из этого, кстати, следует очень важный вывод. Дело не в том, можно или нельзя состоять в имитационной структуре, будь то нелегитимная Дума или какая-нибудь декоративная общественная палатка. Дело в том, как ты при этом себя ведешь. Ведь свой статус можно использовать не только для того, чтобы, постоянно идя на компромиссы с совестью и режимом, принимая его правила игры, принести кому-то маленькую конкретную пользу. Его можно использовать и для прямого подрыва навязываемых режимом правил. На любой такой статусной должности можно повести себя так, что всем номенклатурным чертям тошно станет. Если, конечно, ты не боишься, что они от тебя быстро избавятся.